Селяне ходили по горелым развалинам, складывая трупы, собирая оружие, причитая. Они рассказали, что пока селяне в подземном ходе сидели, тоже задыхаясь дымом, несколько слабых задохнулось. Что селян с женщинами и детьми вывел по подземному ходу в безопасное место маленький хлопчик Твердятко из Древляны. Что Бранибор спрятал остатки дружины, в длинном подземном ходе из крепости. А сам-от батюшка наш хранилец подорвал и ворогов много и сам, плачьте люди, сгинул!.. Передай, Вершислав, ой ты еси Буривоевич вашему с братцем твоим честны̀м батюшке с матушкой земной поклон за такого сына-ратоборца. Все у них в долгу. Далее поведали, что за двумя тяжёлыми крепкими дверями, отделявшими их от крепости, во время сильного взрыва всех, кто был в подземном ходе, кто ещё не успел выйти наружу немного оглушило и присыпало, но ничего, обошлось. Что после дождя, который лил как из ведра почти всю ночь и чуть их всех не залил, все замёрзли, но Бог дал снова день и тепло. Что надо закопать черную силу побитую, чтобы не было болезней. Что надо с честью проводить, на огненную краду возложить погибших светлых наших богатырей-спасителей. Чтобы сразу им на небо… А живые - вот они там - спят сыночки. И хлопчик Твердятко коло их.
Вершко и его люди присоединились к работе селян. Бранибора не нашли. Нашли только его щит, даренный отцом. Щит был цел. На крепкой стальной листовине, на удивительном, как морские волны сером узоре закалки, под множеством вмятин и отметин был выгравирован с замечательным искусством старый дедовский знак - строгое усатое мужское Ярило-Солнце.
Живое Солнце-Сварожич поднималось над руинами Белой Вежи. Вороны, что слетались, грая, со всех краёв вершить свой пир над останками людей, были прогоняемы от павших защитников крепости. Дубы, сосны и ели, на удивление не все обгорелые, обступившие поле человеческой беды, хранили тысячелетнее своё молчание, только горестно качая ветвями. Тяжкий для живого человека дух смерти пронизывал травы и землю, воду и воздух. По мере того, как солнце начинало пригревать, душная дымка всё заметнее становилась над землёй, и пребывание в этом месте становилось всё тягостнее. Но Вершко и его друзья делали свою горестную работу.
Когда вдруг Прытко поднял голову, у него вырвалось: "А-х! Глядите, люди!" Все посмотрели наверх и остановились.
Над крепостью, над полем битвы, упираясь краями в лес с обеих сторон и круто возвышаясь надо всем, невероятными яркими цветами сияла радуга! Все стояли, сначала не имея слов. И глядели, глядели на Сварожий свет, на души, уходящие в небо.
- Слава руси!
- Слава Богам и Предкам наша!
- Слава!!
Киевский наместник Силантий, подоспевший со свитой бояр и с войском в пять сотен ополчения только к похоронам, смотрел на Вершислава, почти как на врага. Старшина княжей стражи не уберёг князя, а сам живой!.. Что с ним делать? Хотя все показания, быстро, но дотошно расспрошенных беловежских дружинников говорили, что Вершислав храбрый и справный воин и смышлёный начальник и подвигов совершил немало, и свой воинский долг выполнял, не жалея живота, наместник верить ему не хотел. "А князь-то где?! Где семья князя?" "Брат родной здесь погиб, слава ему и почёт, а ты где был в это время?!" Говорить про семью князя отказывается, ссылается на последнюю волю князя. Что Любомира следует искать в Ломже, наместник тоже думать не мог: "У князя Изяслава Ярославовича с Войцемежем мир! Да с королём польским - мир! Понимаешь, что говоришь?! Послов пошлём, а войско не пошлём! Что тут непонятного?!"
- Пойдёшь ко мне в дружину простым дружинником? - Изогнув бровь и глядя исподлобья, спрашивал наместник.
- Не могу, боярин…
- Почему это?
- Я присягал своему князю, и никто меня от этой присяги не освобождал.
- А где князь твой? Десятый раз спрашиваю!
- Думаю, в Ломже, если немцы его не порешили или не увезли. Выручать надо князя. Да побыстрей. - говорил сдавленно и настойчиво Вершко, глядя себе под ноги. Не слушает его Силантий, кто он этому Силантию?.. Как докажешь "этому", что ВЫРУЧАТЬ НАДО.
- Всё одно и тож, дай за рыбу грош… Брать тебя под стражу мне совесть не позволяет, и вина твоя никакая не доказана. - Хмуро и неприветливо сказал наместник Вершиславу. - Но и оправдать тебя тоже не могу… Для простого дружинника ты слишком важный, а начальствовать тебя поставить - тебе веры нет… Прямо скажу - лучше бы ты голову сложил, воин!
Так что, Вершислав… Чепель, ты теперь вольная птица. Иди на все четыре стороны̀… Понял, куда идти?!
- Благодарствую, не дурак…
- Хы-ых, "не дурак"… - как-то тягостно кряхтел Силантий. - Но, ежели что натворишь неуместное, смотри-и, вина в пропаже князя Любомира и его семьи ТЕБЕ припомниться! Всё. Иди!
Вершислав сказался друзьям и уехал домой. Обдумать, что делать ему теперь.
Вечером того же дня он сидел у отца с матерью, с женой и детьми. Доброгнева с Браниборовыми детьми здесь же была, не ревела по-бабьи, строго сидела. Ятвяжская кровь, упрямая. Горевали.
Вдруг, стук в дверь. Заходит Горобей.
- А что у тебя, Горобей, под глазом? Сегодня с утра не было.
- Это у меня печать об уходе со службы.
- Как так?!
- Я, чтобы не усложнять объяснений, что да как, да почему, поругался с новым сотником. Ну а чтобы, значит, он не сильно обижался, дал ему себя ударить.
Все изумлённо смотрели на Горобея.
- А что же разве я - не догадливый? Не знаю, куда у нас Вершислав собрался? Вместе поедем!
- Горобей!..
- Ладно-ладно, не трать слова. Мы же с тобой друзья. Я тоже Любомира уважаю, надо ж выручать, если есть ещё возможность.
Посидели, погоревали дальше. Стук в дверь. Заходит Брыва.
- О-о, Брыва, заходи! Чего ты?
- Как чего? Я же видел, как Горобей махался с новым сотником, скулу подставлял ему под кулак, а тот всё попасть не мог. Не спроста это он со службы утёк. И я за ним. Со службой расквитался.
- А как же ты служить расквитался, от киевлян открутился?
- Я сказал, что у меня болит печень от постоянных перепоев, а когда я пью, то буйствую очень. И что поехал лечиться. Со мной же не станут драться…
- Вот это да, чем же вы, друзья мои, зарабатывать на жизнь станете?
- А ты чем? И мы чем-то таким же. Не переживай пока! Сейчас надо князя выручать.
- А вы думаете, он жив?
- Если б был мёртв, то уже бы услышали… А потом говорят же, что Бранибор кричал… Простите, батюшка и матушка… - все поклонились родителям, что сидели, кручинясь.
- Да, верно…
Стук в дверь. Заходит Кудеяр.
- Здравствуйте, люди добрые! Вас уже тут много собралось! Когда поедем?
- Куда ты собрался ехать?
- Как куда? Князя надо выручать! А чего бы вы тут собрались?
- А как же служба?
- Ну, не смейтесь! За князем же ехать, и есть наша служба!
- А как же ты от киевлян ушёл?
- Незаметно!
Друзья все встали с мест и стали обнимать друг с друга, да хлопать по плечам да по спине.
- А как же я?! - в двери вскочил Прытко.
Все обернулись до дверей:
- Прытко! А ты как же здесь?!
- Как это как? Куда же я без вас один?
Все хором протянулись к вихрастой голове и потрепали Прытка за волосы. Хорошо получилось в четыре руки.
Друзья обнялись за плечи в круг, наклонивши головы.
Прытко осенила мысль: "Мы - дружина!"
Кудияр поддержал: "Все заедино!"
Брыва внушительно подтвердил: "Все друг за друга горой!"
Горобей: "Где мы там и наша победа!"
Вершко: "И мы в сердце нашей земли!.. За Бранибора!"
На следующий день Вершко прощался с Радуницей. Он стоял наедине с женой, обняв её за талию, а она, сложив руки у него на груди. Он любовался ею и говорил тихо и медленно:
- Радушка моя, я плохой муж и плохой отец… Дома не бываю… Прости меня… Мне снова надо ехать. - гладил русые волосы, заплетал между пальцев длинные пряди.
Радуница отвечала нежно, глядя в сторону:
- Нет, ты сам не плохой, у тебя только плохая память. Ты забыл, что я тебя люблю. Я могу связать тебе поводок и привязать тебя за ногу. Чтобы не забывал, что не надо уходить. А могу кузнецу заказать цепочку потяжелее, можно длинную, чтобы до уборной сам ходил. Можно ко мне приковать, чтобы помнил, что у тебя есть жена… И на голову тебе надеть шапку, а я на ней вышью: "Скажите этому человеку, что его ждут дома!"
Радуница подняла большие серые глаза на Вершко, а Вершко безотрывно смотрел на неё:
- Родной мой… у тебя появилась седина. - провела рукой по его виску.
- Значит, я повзрослел…
- Мы повзрослели друг без друга…
- Я думаю о тебе всегда… я воюю, чтобы враг не коснулся тебя и не разрушил наш мир…
- Я выплачу все глаза… стану старой и некрасивой. А ты вернёшся и не узнаешь меня…
- А ты не плачь, просто меня жди, смотри, как играют наши дети. Они ведь славные, правда? И ты не сможешь стать некрасивой, ведь я тебя люблю…
- Ты всё врёшь… Ты сочиняешь мне сказку, чтобы я не огорчалась…
- Конечно, вру… но не во всём…
- Я боюсь, что тебя убьют…
- Я ухожу, чтобы тебе стало нечего бояться…
- Сохрани себя, заклинаю тебя, сохрани себя, мой Ладушка!
- Я постараюсь…
- Очень сильно постарайся, Вершинка мой!.. Почему нельзя без войны?
- Просто люди ещё не все люди…
- А кто они?
- Они бояться… Бояться быть голодными, бояться замёрзнуть, бояться, что их обидят, бояться грома и молнии, шума и тишины, тьмы и света, зверей, друг друга, всего. И от страха они готовы делать любые глупости. Поэтому ты не должна бояться… Ничего… Никогда… Будь безстрашной…
- … Как ты?