Жизнь – это сон. Любовь – это ад! "Под колесами любви" перемалываются сердца все новых юношей и девушек. Любовь настигает их – не как божественный свет, но как параноидальный бред, пьяная истерика, шаг в пустоту. У этой "суки-любви" не будет и не может быть хеппи-энда. Она безжалостна и к себе, и к миру, она обрекает на боль, и кажется, легче умереть, чем продолжать жить и любить дальше. Страшно? Иногда – да. А иногда – смешно!
Содержание:
МГНОВЕННО 1
ОЧЕВИДНО 2
СПОРНО 5
КРАТКО 8
КРЕПКО 9
ХОЛОДНО 14
СОВМЕСТНО 18
СИМВОЛИЧНО 21
ЯСНО 24
ЕСТЕСТВЕННО 27
ОШИБОЧНО 31
ИСТИННО 34
НЕ ОСОБЕННО 35
ЧАСТЕНЬКО 39
ЕДВА 43
ПРЕДВЗЯТО 47
Дэниэл Хэндлер
Наречия (Adverbs)
МГНОВЕННО
В воздухе носилась любовь, и мы шагали сквозь нее к перекрестку. Мы вдыхали ее, особенно я. Воздух был также полон запахов и птиц, но именно любовь – я в этом почти не сомневался – проникала мне в легкие. Андреа была выше меня и явно не в духе. Я чуть пониже ростом. Она курила сигареты, я работал в магазине. И все то время, пока у нас с ней была любовь, мы неизменно шагали к этому нью-йоркскому перекрестку Тридцать седьмой улицы и – как ее там? – Третьей авеню, потому что здесь легче поймать такси.
– Ты нервничаешь, – заметила она, когда мы прошли расстояние в две затяжки.
– Точно, – ответил я. – Еще бы не нервничать. Ведь меня еще ни разу в жизни не звали на оглашение завещания. Я даже понятия не имел, что такие вещи существуют в наше время, – это надо же, оглашать завещание! Мне всегда казалось, такое бывает только в кино. Как думаешь, народ приоденется ради такого случая?
– Какая разница. – Андреа бросила окурок на тротуар и, покрутив пяткой, придавила его каблуком, словно исполняла, хотя и без особого энтузиазма, какой-то новомодный танец. – Посмотри, – произнесла она и на минуту козырьком поднесла к глазам ладонь, словно действительно хотела что-то рассмотреть. Я обернулся к ней. – Нет, ты только посмотри, – повторила Андреа и другой рукой повернула мою голову. – Я хочу сказать, ты только посмотри на себя. Я из кожи вон лезу, чтобы тебе угодить, но в данный момент даже не знаю, что и думать. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Мне страшно от того, как ты себя ведешь. Я проснулась сегодня утром, и ты сказал мне доброе утро, и я сказала тебе доброе утро, и вообще, чем бы ты хотел сегодня заняться, и ты сказал, что тебе типа надо это сделать, и я спросила, что именно, и ты ответил, что тебе надо успеть на оглашение завещания твоего отца, и я спросила, о чем это ты, и тогда ты сказал, что твой отец умер. Сегодня утром. То есть я хочу сказать, что он умер еще две недели назад, а ты говоришь мне об этом только сегодня. Ты сказал мне только сегодня! Я, конечно, понимаю, ты ужасно переживаешь по этому поводу, и все равно я не понимаю, отказываюсь понять, как такое возможно.
– В общем-то, – отозвался я, – он мне не совсем отец. Мимо нас, шурша колесами, проехали три автомобиля.
– Это как понимать? – спросила Андреа. – Что ты мелешь? Что ты хочешь сказать? Он твой биологический отец, он растил тебя, вместе с твоей матерью, в своем доме на протяжении восемнадцати лет. Помнится, когда я три года назад на День Благодарения была у тебя в гостях – он тогда еще резал индейку, – я тогда сказала, что рада познакомиться с твоим отцом, и он при этом даже глазом не моргнул. Как у тебя только язык повернулся сказать такое! Ты на что намекаешь?
– Не знаю, – ответил я, когда мы наконец дошли до перекрестка. Улица представляла собой сплошной желтый поток несколько ярдов в ширину – такси, такси, сплошные такси и лишь кое-где не такси, – отчего, если посмотреть вдоль проезжей части, улица казалась громадным желтым колосом. Я поднял руку, и одна машина остановилась. Я открыл заднюю дверь, но Андреа даже не взглянула на меня. Я, согнув в колене, поставил ногу внутрь и почти сел сам – со стороны могло сложиться впечатление, будто я опустился на колено, будто водитель, с которым вы познакомитесь буквально через минуту, только что высадил меня у тротуара, чтобы я мог предложить высокой сердитой женщине выйти за меня замуж. Увы, в ее намерения не входит ответить мне согласием, понял я. Она никогда не скажет мне "да".
– С каких это пор ты позволяешь себе такие вещи? – не унималась Андреа. – Раньше за тобой ничего подобного не водилось. Обычно ты… как бы это получше выразиться? Обычно мы с тобой обедали вместе или снимали деньги в банкомате, и ты вел себя совершенно нормально. Какая муха тебя…
– Ну, ты скажешь! – ответил я. – В кафешке такой номер просто не пройдет.
– Прекрати! – воскликнула она и потерла пальцем под глазом. Она в общем-то не плакала, просто размазала под глазом тушь. – Это даже хуже, чем в прошлый раз.
– Думаю, мне лучше поехать туда одному, – сказал я и еще глубже сел в такси. -А тебе советую пойти домой. Пешком. Потому что в такси поеду я. Вернусь чуть позже. Через часик-другой.
– Что ты… – Андреа стояла на перекрестке и снова терла глаза, но на сей раз уже плакала по-настоящему. Каким-то уму непостижимым образом она разревелась к тому моменту, когда мы с ней дошли до перекрестка и почти сели в такси.
– Ну все, пока, – сказал я и захлопнул дверь. Андреа посмотрела на меня сквозь стекло, словно я был пустым местом. Водитель спросил меня, куда надо, и я сказал, что на Семьдесят девятую улицу, после чего извинился, что заставил его ждать на перекрестке, и добавил, что заплачу ему пару лишних баксов или что-то в этом роде.
– Не бери в голову, – ответил он и, посмотрев на меня в зеркало заднего обзора, вежливо улыбнулся. Затем перевел взгляд с моего отражения на поток машин позади, чтобы мы с ним могли вписаться в поток, и мы вписались, и именно в этот момент я влюбился в моего шофера.
– Я передумал, – сказал я ему. После чего решил, что пока что лучше ничего ему не говорить.
Номер такси был 6J108. Звали шофера Питер, я рассмотрел на значке имя. Что касается фамилии, то у меня возникло впечатление, будто кто-то положил на клавиатуру пишущей машинки локоть, отчего буквы сложились в нечто совершенно нечитаемое. В общем, откуда-то из Европы.
– Пенсильванский вокзал. Мне надо кое-куда съездить. – На меня все еще давил груз лжи, которую я только что сказал моей девушке, лжи настолько огромной и незаслуженной, что я даже пообещал себе, что никогда в жизни больше не сделаю ничего подобного. Но если я чего-то недоговариваю Питеру, то это, согласитесь, еще не ложь. – Вообще-то мне никуда не надо, – сказал я. – То есть не обязательно. Просто будет лучше, если я куда-нибудь съезжу.
– О’кей, – бесстрастно отозвался Питер.
Верно, ему-то какая ему разница. За это я полюбил его еще сильнее. Мы свернули налево.
– У тебя красивые глаза, – сказал я.
– Это точно, – согласился он. – Особенно после того, как мне их прочистили.
– Ты делал операцию? – поинтересовался я. – Что тут такого? Некоторые скажут, что, мол, все это чистой воды тщеславие, а, по-моему, это ничем не хуже, чем купить себе новый свитер. Кстати, раз уж разговор зашел про свитера, я как-то раз потерял в такси свитер. Синий. Такого симпатичного оттенка. Я и Андреа – это та самая девушка, с которой мы стояли на перекрестке, я еще задержал тебя, потому что мы с ней ссорились, – мы с ней тогда впервые вместе отправились в гости на вечеринку. Это было года три назад. Кстати, Питер, тогда я поймал такси на том же самом перекрестке, где встретил тебя. Мы с ней всю дорогу болтали о том о сем. Да, мы с ней точно ехали на вечеринку и по дороге начали целоваться и все такое прочее.
– Черт! – вырвалось у Питера. Мы едва не врезались в чей-то зад.
– Извини, – сказал я. – Я не хотел тебя отвлекать. Короче, мы с ней тогда забыли в такси свитер.
– Ну как, здесь нормально? – спросил Питер, притормозив у тротуара. Черт, оказывается, мы уже приехали. Я опустил стекло, чтобы осмотреться. Пенсильванский вокзал качнулся влево, и на какое-то мгновение я подумал, что случилась очередная катастрофа, но на самом деле это просто я сам качнулся вправо. Питер пытался припарковать такси на редком свободном пятачке на другой стороне улицы – этакое зернышко, застрявшее между зубов.
– Хочу выпить кофе, – пояснил Питер. – Ничего, если остановимся здесь?
Часы в его машине не были переведены на летнее время и показывали четверть пятого, хотя на самом деле уже минула четверть шестого. Наверное, Питеру просто влом возиться с часами, переводя их на летнее время, или же это было сложно сделать. Говорят, это обычная песня с автомобильными часами. Впрочем, какое мне дело. К чему придираться к людям по мелочам? Ведь стоит взять такое в голову – и не заметишь, как возненавидишь все человечество. Или по крайней мере тех его представителей, что не переводят вовремя часы. Потому что, если хочешь отправиться с кем-то в путешествие длиною в жизнь, то какая разница, когда, по его мнению, это путешествие началось, часом раньше или часом позже, ведь на самом деле вы с ним отправляетесь в одно и то же время.
Питер повернулся ко мне, и я увидел на счетчике, сколько я ему должен.