А Морел сидел совсем один, думать ему было не о чем, и становилось как-то не по себе. Душа его на свой лад, слепо, тянулась к жене, но та была недосягаема. Он ощущал некий душевный голод, пустоту внутри. Беспокойно ему было, тревожно. Скоро становилось душно, невтерпеж, нечем было дышать, и это ощущение передавалось жене. Когда они хоть недолго бывали вдвоем, им не хватало воздуха. И он шел спать, а она с радостью оставалась одна, работала, думала, жила.
Меж тем у нее снова должен был появиться ребенок, плод этой мирной передышки и нежности между отдаляющимися друг от друга родителями. Полу было семнадцать месяцев, когда родился этот четвертый ребенок. Это тоже был мальчик, пухленький, бледный, тихий, с мрачными синими глазами и опять с причудливо, слегка нахмуренными бровями. Был он белокурый и крепенький. Узнав, что она в положении, миссис Морел огорчилась из-за соображений материальных и оттого, что не любила мужа, но не из-за самого ребенка.
Его назвали Артуром. Очень он был хорошенький, с копной золотых кудрей, и с самого начала всем предпочитал отца. Миссис Морел радовалась, что он любит отца. Стоило ему заслышать отцовы шаги, и он тотчас протягивал руки и радостно гукал. И если Морел оказывался в хорошем настроении, он сразу же отзывался своим громким, густым голосом:
- Ну что, мой красавец? Сейчас, сейчас к тебе приду.
И как только он снимал шахтерскую фуфайку, миссис Морел заворачивала дитя в фартук и отдавала отцу.
- Ну, на что он похож! - восклицала она иной раз, отбирая малыша, лицо которого было перепачкано от отцовских поцелуев и тетешканья. И Морел весело смеялся.
- Мой ягненочек - маленький углекоп! - восклицал он.
И эти минуты, когда малыш примирял ее с отцом, были теперь счастливейшими в ее жизни.
Меж тем Уильям все рос - высокий, сильный, бойкий, тогда как Пол, всегда довольно хрупкий и тихий, оставался худеньким и как тень семенил за матерью. Обычно живой и внимательный, он иногда впадал в уныние. Тогда мать находила трех-четырехлетнего мальчика на диване, в слезах.
- Что случилось? - спрашивала она и не получала ответа. - Что случилось? - настаивала она, начиная сердиться.
- Не знаю, - всхлипывал малыш.
Тогда она пыталась вразумить его или развлечь, но тщетно. В таких случаях она приходила в отчаянье. Тогда отец, всегда нетерпеливый, с криком вскакивал со стула:
- Пускай замолчит, не то я выбью из него дурь.
- Только посмей, - холодно говорила мать. И уносила малыша во двор, усаживала в детский стульчик и говорила: - Теперь плачь, горе ты мое!
И там он либо заглядится на бабочку на листьях ревеня, либо поплачет-поплачет да и уснет. Приступы эти бывали нечасто, но омрачали сердце матери, и она обращалась с Полом иначе, чем с другими детьми.
Вдруг однажды поутру, когда она смотрела в долину Низинного в ожидании молотильщика, кто-то ее окликнул. Оказалось, это коротышка миссис Энтони в неизменном коричневом плисовом платье.
- Слышьте, миссис Морел, хочу сказать вам словечко про вашего Уилли.
- Вот как? - отозвалась миссис Морел. - Что такое случилось?
- Раз парень кинулся на другого парня и рубаху ему изодрал, надо его поучить, - сказала миссис Энтони.
- Ваш Элфрид не моложе моего Уильяма, - сказала миссис Морел.
- Хоть бы и так, а все одно, по какому такому праву он ухватил моего за ворот да и разодрал вчистую.
- Ну, я своих ребят не порю, - сказала миссис Морел, - а и порола бы, сперва послушала бы, что они сами скажут.
- Получали б хорошую выволочку, может, были б получше, - огрызнулась миссис Энтони. - Вон ведь до чего дошло, нарочно воротник изодрал…
- Уж, наверно, не нарочно, - сказала миссис Морел.
- Выходит, я вру! - закричала миссис Энтони.
Миссис Морел пошла прочь, закрыла за собой калитку. А когда взяла кружку с закваской, рука у нее дрожала.
- Вот погодите, ваш хозяин узнает, - крикнула ей вдогонку миссис Энтони.
В обед, когда Уильям покончил с едой и собрался опять уходить - ему было уже одиннадцать, - мать сказала:
- Ты за что разорвал Элфриду Энтони воротник?
- Когда это я порвал ему воротник?
- Когда, не знаю, но его мать говорит, ты разорвал.
- Ну… вчера… но он был уже рваный.
- Но ты порвал еще больше.
- Ну, мы играли в орехи, и я попал семнадцать раз… и тогда Элфи Энтони говорит:
Адам и Ева и Щипни
Пошли купаться,
Возьми вдвоем и утони,
Кто ж спасся?
- Я и говорю: "Щипни", и щипнул его, а он разозлился, схватил мою биту и бежать. Ну, я за ним, поймал его, а он увернулся, воротник и порвался. Зато я отобрал свою биту.
Уильям вытащил из кармана старый почерневший каштан на веревочке. Эта старая бита попала в семнадцать других бит на таких же веревочках и разбила их. Конечно же, мальчик гордился своей испытанной битой.
- И все-таки, сам знаешь, ты не имел права рвать его воротник, - сказала мать.
- Ну, мама! - возразил Уильям. - Я ж не хотел… воротник был старый, резиновый и все равно рваный.
- В другой раз будь поосторожней, - сказала мать. - Я бы не хотела, чтобы с оторванным воротником пришел ты.
- Вот еще, я ж не нарочно.
От ее упреков ему стало не по себе.
- Ну ладно… но будь поосторожней.
Уильяма как ветром сдуло, он был доволен, что ему не попало. И миссис Морел, которая терпеть не могла любые осложнения с соседями, подумала, что все объяснит миссис Энтони и делу конец.
Но в тот вечер Морел вернулся с шахты мрачнее тучи. Он стоял в кухне и сердито озирался, но сперва ничего не говорил.
- А где это Уилли? - спросил он наконец.
- Он-то зачем тебе понадобился? - спросила миссис Морел, уже догадавшись.
- Он у меня узнает, только доберусь до него, - сказал Морел, со стуком поставив на кухонный шкафчик свою фляжку.
- Похоже, тебя перехватила миссис Энтони и наплела насчет воротника своего Элфи, - не без насмешки сказала миссис Морел.
- Не важно, кто меня перехватил, - сказал Морел. - Вот перехвачу нашего и пересчитаю ему кости.
- Ну куда это годится, - сказала миссис Морел. - Злая ведьма невесть что тебе наболтала, а ты и рад напуститься на родных детей.
- Я его проучу! - сказал Морел. - Чей он ни есть, нечего ему чужие рубахи драть да рвать.
- Драть да рвать! - повторила миссис Морел. - Элфи забрал его биту, вот Уильям и погнался за ним, тот увернулся, Уильям нечаянно и ухватил его за воротник… Элфи и сам бы так его ухватил.
- Знаю! - угрожающе крикнул Морел.
- Ну да, знал еще раньше, чем тебе сказали, - съязвила жена.
- Не твое дело! - бушевал Морел. - Я отец, вот и учу уму-разуму.
- Хорош отец, - сказала миссис Морел, - наслушался крикливой бабы и готов выпороть родного ребенка.
- Я отец! - повторил Морел.
И не сказал больше ни слова, сидел и накалялся. Вдруг вбежал Уильям, крикнул с порога:
- Можно мне чаю, мам?
- Сейчас получишь кой-чего другого! - заорал Морел.
- Не шуми, муженек, - сказала миссис Морел, - на тебя смотреть смешно.
- Сейчас так его отделаю, посмеешься! - заорал Морел, вскочил и грозно уставился на сына.
Уильям, для своих лет рослый, но чересчур впечатлительный, побледнел и с ужасом смотрел на отца.
- Беги! - приказала сыну миссис Морел.
Мальчик так растерялся, что не мог сдвинуться с места. Внезапно Морел сжал кулак и пригнулся.
- Я ему покажу "беги"! - как сумасшедший заорал он.
- Что? - воскликнула миссис Морел, задохнувшись от гнева. - Не тронешь ты его из-за того, что она наговорила, не тронешь!
- Не трону? - заорал Морел. - Не трону?
И, зло глядя на мальчика, метнулся к нему. Миссис Морел кинулась, встала между ними, подняла кулак.
- Не смей! - крикнула она.
- Чего? - заорал муж, на миг ошарашенный. - Чего?
Миссис Морел круто обернулась к сыну.
- Беги из дому! - в ярости приказала она.
Повинуясь властному окрику, мальчик вмиг повернулся и был таков. Морел рванулся к двери, но опоздал. Он пошел назад, под слоем угольной пыли бледный от бешенства. Но теперь жена окончательно вышла из себя.
- Только посмей! - громко сказала она, голос ее зазвенел. - Только посмей пальцем его тронуть! Потом всю жизнь будешь жалеть.
И он испугался жены. И хоть ярость в нем накипала, он сел.
Когда дети подросли и их можно было оставлять одних, миссис Морел вступила в Женское общество. То был небольшой женский клуб при Товариществе оптовой кооперативной торговли, и собирались женщины в понедельник вечером в длинной комнате над бакалейной лавкой бествудского кооператива. Предполагалось, что они обсуждают, как сделать кооператив доходнее, и другие насущные дела. Иной раз миссис Морел что-нибудь им докладывала. И детям странно было видеть, как их вечно занятая по хозяйству мать сидит и быстро пишет, раздумывает, заглядывает в книжки и опять пишет. В эти минуты они особенно глубоко ее уважали.