- Ну-ка ты, рева-корова, замолчи сейчас же! - сердито прикрикнул мужчина, и девочка заплакала еще громче.
Завидев спешившую к ним разъяренную Констанцию, мужчина спокойно козырнул, лишь побледневшее лицо выдавало гнев.
- В чем дело, почему девочка плачет? - властно спросила Конни, запыхавшись от быстрого шага.
На лице у егеря появилась едва заметная глумливая ухмылка.
- А поди разбери! Спросите у нее сами! - жестко бросил он, нарочито растягивая слова, подражая местному говору.
Конни побледнела - ей словно пощечину влепили! Ну, нет, она не уступит этому нахалу! И в упор взглянула на егеря - однако решимости в потемневших от гнева синих глазах поубавилось.
- Я спрашиваю у вас! - выпалила она.
Егерь приподнял шляпу, чуть наклонил голову - не то кивок, не то поклон.
- Так никто и не спорит. Только чего мне говорить-то? - закончил он, опять произнося слова по-местному грубовато.
И вновь замкнулось солдатское его лицо, лишь побледнело с досады.
Конни повернулась к девочке. Была она румяна и черноволоса, лет десяти от роду.
- Ну, что случилось, маленькая? Почему плачешь? - тоном "доброй тети" спросила Копни. Девочка испугалась и зарыдала еще пуще. Конни заговорила еще мягче.
- Ну, ну, не надо, не плачь! Скажи, кто тебя обидел, - как могла нежно проворковала она и, к счастью, нашарила в кармане вязаной кофты монетку.
- Давай-ка вытрем слезы. - И она присела рядом с девочкой. - Посмотри-ка, что у меня есть, - это тебе!
Девочка перестала всхлипывать, хлюпать носом, отняла кулачок от зареванного лица и смышленым черным глазом зыркнула на монетку. Потом раз-другой всхлипнула и примолкла.
- Ну, а теперь расскажи, из-за чего такие слезы, - снова спросила Конни, положила монетку на пухлую ладошку, девочка сразу зажала ее в кулачок.
- Из-за… из-за киски!
И всхлипнула еще раз, но уже тише.
- Из-за какой киски, радость моя?
После некоторой заминки кулачок с монеткой ткнул в сторону кустов куманики.
- Вон той!
Конни пригляделась. Верно: большая черная окровавленная кошка безжизненно распласталась под кустом.
- Ой! - в ужасе воскликнула она.
- Она, ваша милость, нарушительница границы, - язвительно произнес Меллорс.
Конни сердито взглянула на него.
- Если вы ее при ребенке пристрелили, неудивительно, что девочка плачет! Совсем неудивительно.
Он быстро, но не тая презрения, посмотрел на нее. И опять Конни стыдливо зарделась: никак она снова затеяла скандал, за что ж Меллорсу ее уважать?!
- Как тебя зовут? - игриво обратилась она к девочке. - Неужели не скажешь?
Девочка засопела, потом жеманно пропищала:
- Конни Меллорс!
- Конни Меллорс! Какое у тебя красивое имя! Значит, ты вышла погулять с папой, а он возьми и застрели киску. Но это нехорошая киска.
Девочка взглянула на нее смело и изучающе: что за тетя? Вправду ли такая добрая?
- Я к бабушке приехала.
- Что ты говоришь?! А где же твоя бабушка живет?
- В доме, вот где, - и девчушка махнула рукой в сторону аллеи.
- Вон оно что! И не вернуться ли тебе сейчас к ней, а?
- Вернуться! - отголоски рыданий дрожью пробежали по детскому телу.
- Хочешь, я провожу тебя? До самого бабушкиного дома. А папе нужно работать, - и повернулась к Меллорсу. - Это ваша дочка?
Он чуть кивнул и снова взял под козырек.
- Надеюсь, вы мне ее доверите?
- Как будет угодно вашей милости.
И снова он посмотрел ей в глаза. Спокойно, испытующе и в то же время независимо. Гордый и очень одинокий мужчина.
- Ты ведь хочешь пойти со мной к бабушке?
- Ага, - девочка еще раз взглянула на Конни.
Той маленькая тезка не понравилась: еще под стол пешком ходит, а уже набралась дурного: и притворства, и жеманства. Все же она утерла ей слезы и взяла за руку. Меллорс молча козырнул на прощанье.
- Всего доброго, - попрощалась и Конни.
Путь оказался неблизкий; когда, наконец, они пришли к бабушкиному нарядному домику, Конни младшая изрядно надоела Конни старшей. Девочку, точно дрессированную обезьянку, обучили великому множеству мелких хитростей, и тем она изрядно гордилась.
Дверь в дом была распахнута, там что-то гремело и бряцало. Конни приостановилась, а девочка отпустила ее руку и вбежала в дом.
- Бабуля! Бабуля!
- Никак уже возвернулась?
Бабушка чистила плиту - обычное занятие субботним утром. Она подошла к двери: маленькая сухонькая женщина в просторном фартуке, со щеткой в руке, на носу - сажа.
- Батюшки, кто ж это к нам припожаловал! - ахнула она, увидев за порогом Конни, и поспешно отерла лицо рукой.
- Доброе утро! Девочка плакала, вот я и привела ее домой, - объяснила Конни.
Старушка проворно обернулась к внучке.
- А где ж папка-то твой?
Малышка вцепилась в бабушкину юбку и засопела.
- Он тоже там был, - ответила вместо нее Конни. - Он пристрелил бездомную кошку, а девочка расстроилась.
- Да что же вам такие хлопоты, леди Чаттли! Спасибо вам, конечно, за доброту, но, право, не стоило это ваших хлопот! Это ж надо! - и старушка снова обратилась к девочке. - Ты ж посмотри! Самой леди Чаттерли с тобой возиться пришлось! Ей-Богу, не стоило так хлопотать!
- Какие хлопоты? Просто я прогулялась, - улыбнулась Конни.
- Нет, конечно же. Бог воздаст вам за доброту! Это ж надо ж - плакала! Я так и знала: стоит им за порог выйти, что-нибудь да приключится. Малышка боится его, вот в чем беда-то. Он ей ровно чужой, ну, вот как есть - чужой; и, сдается мне, непросто им будет поладить, ох непросто. Отец-то большой чудак.
Конни смешалась и промолчала.
- Ба, посмотри-ка, че у меня есть! - прошептала девочка.
- Надо же, тебе еще и монетку дали! Ой, ваша светлость, балуете вы ее. Ой, балуете! Видишь, внученька, какая леди Чатли добрая! Везет тебе сегодня!
Фамилию Чаттерли старуха выговаривала, как и все местные, проглатывая слог.
- Ох, и добра леди Чатли к тебе.
Неизвестно почему Конни засмотрелась на старухин испачканный нос, и та снова машинально провела по нему ладонью, однако сажу не вытерла.
Пора уходить.
- Уж не знаю, как вас и благодарить, леди Чатли! - все частила старуха. - Ну-ка, скажи спасибо леди Чатли! - это уже внучке.
- Спасибо! - пропищала девочка.
- Вот умница! - засмеялась Конни, попрощалась и пошла прочь, с облегчением расставшись с собеседницами. Занятно, думала она: у такого стройного гордого мужчины - и такая мать, осколочек.
А старуха, лишь Конни вышла за порог, бросилась к зеркальцу на буфете, взглянула на свое лицо и даже ногой топнула с досады.
- Ну, конечно ж! Вся в саже, в этом страшном фартуке! Вот, скажет, неряха!
Конни медленно возвращалась домой в Рагби. Домой… Не подходит это уютное слово к огромной и унылой усадьбе. Когда-то, может, и подходило, да изжило себя, равно измельчали и другие великие слова: любовь, радость, счастье, дом, мать, отец, муж. Поколение Конни просто отказалось от них, и теперь слова эти мертвы, и кладбище их полнится с каждым днем. Ныне дом - это место, где живешь; любовь - сказка для дурачков; радость - лихо отплясанный чарльстон; счастье - слово, придуманное ханжами, чтобы дурачить других; отец - человек, который живет в свое удовольствие; муж - тот, с кем делишь быт и кого поддерживаешь морально; и, наконец, "секс", то бишь радости плоти, - последнее из великих слов - это пузырек в игристом коктейле: поначалу бодрит, а потом - раз! - от хорошего настроения - одни клочки. Сущие лохмотья! Превращаешься в ветхую тряпичную куклу.
Оставалось только, упрямо стиснув зубы, терпеть. Даже в этом таилось некое удовольствие. Каждый день, прожитый в этом мертвящем мире, каждый шаг по этой человеческой пустыне приносил странное и страшное упоение. Чему быть, того не миновать! Все и всегда завершается этими словами: в семейной ли жизни, в любви, замужестве, связи с Микаэлисом - чему быть, того не миновать. И умирая, человек произносит те же слова.
Пожалуй, только с деньгами обстоит иначе. Тягу к ним не усмирить. Деньги, Слава (или Вертихвостка Удача, как ее величает Томми Дьюкс) нужны нам постоянно. Не прикажешь себе: "Смирись!" И десяти минут не проживешь, не имея гроша за душой, - то одно, то другое нужно купить. Вложил деньги в дело - вкладывай еще, иначе дело остановится. Нет денег - шагу не ступишь! Есть деньги - все мечты сбудутся. Чему быть - того не миновать.
Конечно, не твоя вина, что живешь на белом свете. Но раз уж родился, привыкай, что самое насущное - это деньги. Без всего остального можно обойтись, ограничить себя. Но не без денег. Как ни крути, от этого никуда не уйдешь!
Она подумала о Микаэлисе. С ним бы она денег имела предостаточно. Но и это не привлекало. Пусть она не так богата с Клиффордом, но она сама помогает ему зарабатывать деньги. Сама причастна к ним. "Мы с Клиффордом зарабатываем литературой тысячу двести фунтов в год", - прикинула она. Зарабатываем! А собственно, на чем? Можно сказать, на ровном месте! Не ахти какой подвиг, чтобы гордиться. А остальное - и вовсе суета.
Она брела домой и думала, что вот сейчас она с Клиффордом засядет за новый рассказ. Создадут нечто из ничего. И заработают еще денег. Клиффорд ревниво следил, ставятся ли его рассказы в разряд самых лучших. А Копни было, собственно говоря, наплевать. "Пустые они" - так оценил рассказы ее отец. "А тысячу фунтов дохода приносят!" - вот самое краткое и бесспорное возражение.