Содержание:
Комментарии. В. И. Лосев 11
Окончание романа "БЕЛАЯ ГВАРДИЯ" - Ранняя редакция 11
Михаил Афанасьевич Булгаков
ОКОНЧАНИЕ РОМАНА "БЕЛАЯ ГВАРДИЯ"
Ранняя редакция
19
- Шаркни ножкой, скажи дяде: здравствуй, дядя, - научила Елена, наклоняясь.
- Драсту, дядя, - недоверчиво и вздохнув сказал Петька Щеглов Мышлаевскому.
- Здравствуй, - мрачно ответил ему Мышлаевский, потом покосился вниз и добавил: - Судя по твоей физиономии, ты большой шалун.
Петька Щеглов тотчас же взялся за юбку Елены, засопел, губы выпятил кувшинчиком, нахмурился.
- Ну балбес, ну балбес длинный, чего ребенка дразнишь?
- Чиво дразнишь, - выговорил и Петька неприязненно.
Шервинский, Карась, сама Елена захохотали, а Петька спрятался за юбку, так что выглядывала левая его нога в тупоносом ботинке и праздничной лиловой штанине.
- Не слушай их, не слушай, маленький, они нехорошие, - говорила Елена, извлекая Петьку из складок, - гляди на елку, смотри, какие огоньки.
Петька вылез из юбки, глаза его устремились по направлению маленьких огней. От них вся гостиная сверкала, переливалась, источала запах леса, сверкал дед.
- Дать ему апельсин, - растрогался Мышлаевский, - дать.
- Потом апельсин, - распорядилась Елена, - а теперь танцевать давайте. Все. Танцевать хочешь? Ну, ладно.
Колыхнулась портьера, и в гостиную вышел Турбин. Он был в смокинге, открывавшем широкую белую грудь, с черными запонками. Голова его, наголо остриженная во время тифа, чуть-чуть начала обрастать, гладко выбритое лицо было лимонного оттенка, он опирался на палку. Блестящие глаза его еще больше заблестели от елочных огней. Следом за Турбиным явился Лариосик, и тоже в смокинге. И главное, добытом неизвестно где; всем отлично было известно, что в багаже Лариосика этого одеяния не было. Как большой хомут на Лариосиковой шее сидел отложной крахмальный воротник с лентой черной бабочкой, и из рукавов вылезали твердые манжеты с запонками в виде лошадиной морды с хлыстом. Лариосик целых два дня летал где-то по городу и достал все-таки смокинг, узнав, что это дело принципиальное. Петлюра - каналья. Пусть хоть десять Петлюр будет в городе, а здесь, в стенах Анны Владимировны, он не властен. Пусть стены еще пахнут формалином, пусть из-за этого чертова формалина провалилась первая елка в сочельник, не провалится вторая, и последняя, сегодня - в крещенский сочельник. Она будет, она есть, и вот он, Турбин, встал вчера, желтый. И рана его заживает чудесно. Сверхъестественно. Это даже Янчевский сказал, а он, все видевший на своем веку, знает, что сверхъестественного не бывает в жизни. Ибо все в ней сверхъестественно.
На Мышлаевском смокинг сидит, как не на каждом сядет. И не поймешь, в чем дело. И не нов, и пластрон не первоклассный, а между тем все как-то к месту. Вероятно, штаны первоклассные. Вот, например, Лариосику трудно как-то в смокинге, выражение лица трудно как-то подобрать к смокингу, и все время кажется, что подтяжки выскочат в прорез жилета, а Мышлаевский ворочается свободно, размашисто, никаких выражений лица не устраивает, а между тем его хоть в кинематографе снимай. И портит его только одно. Не свойственная Мышлаевскому дума, довольно тревожная. Она улеглась в трех складках на патрицианском лбу и в беспокойных глазах. И так: то оживится Мышлаевский, то вдруг нахмурится и задумается. В чем дело - неизвестно. Во всяком случае, когда Николка на печке в столовой изобразил свежую своевременную надпись китайской тушью:
Пор. Мышлаевский сделал попытку воспитать ребенка в крещенский сочельник 1919 года. Он хороший семьянин, -
Мышлаевскому эта надпись не понравилась. Он нахмурился, как облако, пожевал губами.
- Ты что-то много последнее время острить стал.
Николка густо раскраснелся.
- Если, Витенька, тебе не нравится, я сотру. Ты обиделся?
- Нет, не обиделся, а просто интересуюсь, чего это ты распрыгался так. Что-то больно весел. Манжетки выставил... на жениха похож.
Николка расцвел малиновым огнем, и глаза его утонули в озере смущения.
- На Мало-Провальную слишком часто ходишь, - продолжал Мышлаевский добивать противника шестидюймовыми снарядами, - это, впрочем, хорошо. Рыцарем нужно быть, поддерживай турбинские традиции.
- Не понимаю, Витенька, про что ты говоришь, - забормотал Николка, - на какую такую Провальную?..
- Вот такую самую... Иди встречай.
Звонок протрещал в передней высоко и в сердце Николки. В гостиной оборвалась на клавишах фриска из 2-й рапсодии под пальцами Елены.
- Очень рада. Очень. Позвольте же вас познакомить. Все белогвардейцы.
- У вас так нагадно, я не знала. Пгамо смутишься...
- Что вы. Не обращайте внимания. Только свои. Смокинги - это они принципиально. По поводу Петлюры.
- Социальной революции, - вставил Мышлаевский.
Ирина Най, вся в черном и траурном, худая, блекла рядом с пышной Еленой, отливающей золотом, и в елочных огнях казалась креповой свечой. Николка без толку мыкался где-то сзади представляющихся. Ему казалось, что руки и ноги у него привинчены неудобно и неудачно и некуда их пристроить. Воротничок резал шею. Он был в студенческом, еще на Карасе не было смокинга, а визитка и полосатые брюки, благодаря которым плотный Карась был похож на удачливого подрядчика. И Шервинский был не в смокинге. Но зато Шервинский один мог затмить всех в смокингах. Шервинский во фраке. Но зато уже фрак. Будьте благонадежны. Во-первых, правая сторона пластрона у него гофрирована, с вашего разрешения, как бумажная оборка на окороке, в полулунии жилета вставлено что-то сверкающее шелковыми красками, похожее на звездный флаг величественных Соединенных Штатов. Запонки бриллиантовые, каждая - карат. Значит, 1/2 карата. Брюки заутюжены и вздернуты, так что видны ажурные чулки. И, наконец, туфли открытые с черными бантами. Будьте покойны. Через месяц будет дебютировать в Оперном, невзирая на этого мужлана с его оравой. Демона будет петь. Re...la...fa...re! Экм... Чем он хорош... Че-е-е-ем.
- Голос действительно поразительный.
- Как же, я слышала. Мне говогили пго вас. Это вы пели на гетманском вечеге в купеческом.
- Он самый.
- Пожалуйста, спойте. Очень пгошу. Демона.
- Де-мо-на. (Изображение галерки Николкой. Весьма сходно.)
- Говогят, что у вас гоос, как у Баттистини.
- И даже немного хуже.
- Не плачь, дитя... (С галерки.)
- Он не гордый. Споет.
- Ирина Феликсовна, близко не садитесь . Абсолютно невозможно слушать.
- Его лучше слушать из другой комнаты.
- А еще лучше с другой улицы.
Черными нотными значками, густыми, встал Демон над стогубой клавиатурой и вытеснил Валентина в сторону под розовый абажур. Все равно Валентина скоро убьют и даже уже убили. Будет царить коварный Демон. Но Демон не воцарился, и перешиб его Василиса. На Василисе, конечно, никаких смокингов. И даже ботинки не праздничные, а деловые, обыкновенные. Праздничные ушли на ногах Немоляки в неизвестную тьму.
Василиса, кланяясь направо и налево и приветливо пожимая руки, в особенности Карасю, проследовал, скрипя рантом, прямо к пианино. Елена, солнечно улыбаясь, протянула ему руку, и Василиса, как-то подпрыгнув, приложился к ней. "Черт его знает, Василиса какой-то симпатичный стал после того, как у него деньги поперли, - подумал Николка и мысленно пофилософствовал: - Может быть, деньги мешают быть симпатичным. Вот здесь, например, ни у кого нет денег, и все симпатичные ".
Василиса чаю не хочет. Нет, покорнейше благодарит. Очень, очень хорошо. И елочка. Хе, хе. Как это у вас уютно все так, несмотря на такое ужасное время. Э... хе... Нет, покорнейше благодарит. К Ванде Михайловне приехала сестра из деревни, и он должен сейчас же вернуться домой. Он пришел затем, чтобы передать Елене Васильевне письмо. Сейчас открывал ящик в двери, и вот оно. Счел своим долгом. Честь имеет кланяться. Василиса, подпрыгивая, попрощался .
Елена ушла с письмом в спальню .