– Сверчевский, в прошлом штабс-капитан русской службы.
– Тешевич Александр, – эхом отозвался поручик, – в настоящий момент комроты красных.
– Я знаю, – майор долгим, внимательным взглядом посмотрел на Тешевича. – Мне ваш напарник все рассказал, и претензий у меня к вам нет. Больше того, как я понял, вы почти поляк и уже давно решили перейти на нашу сторону.
– Это не совсем так, – Тешевич покачал головой. – Может, такое где-то и предполагалось, но разговоров на эту тему мы не вели из опасения.
– Понимаю… Но ваша сдача в плен на второй день боевого соприкосновения остается фактом, не так ли?
– Это случайность. Все могло быть иначе.
– Конечно, что именно так, случайность…
– Нет, я не то хотел сказать, – Тешевич на какую-то секунду запнулся. – Не знаю, как вы это воспримете, но я не могу разделить Россию и Польшу. Все понимаю, но не могу. Переход или сдача в плен – это для меня не так просто и потом… Потом, то полное безразличие, то внезапный страх… Откуда, почему, я не знаю…
Неожиданно для себя Тешевич истерически всхлипнул, и майор весьма дружески потрепал его по колену:
– Ну не надо, не надо… Похоже, вам здорово досталось. Но теперь все позади. Мы отправим вас в лагерь, а там, поверьте мне, вас долго держать не будут.
* * *
Харбинский "Яръ" чем-то неуловимо напоминал Москву. Наверно, все русские рестораны, "с цыганами", были похожи друг на друга, а может, Шурке это просто казалось оттого, что местная Антипасовская водка уже слегка ударила в голову. В любом случае, обстановка вокруг была сугубо русской, и певица, то ли настоящая цыганка, то ли просто чернявая, в сопровождении оркестра с каким-то щемящим надрывом выводила.
В лунном сияньи снег серебрится,
Вдоль, по дороге, троечка мчится…
Яницкий вполуха слушал песню и сосредоточенно смотрел на зеленую бархатную портьеру. Время от времени, словно встрепенувшись, он вскидывал голову, зачем-то передвигал по столу пустую рюмку и снова погружался в свои невеселые размышления.
Шурке было о чем подумать. Тогда, в городском саду, экспромтом согласившись на предложение Чеботарева, Яницкий действовал просто "наобум Лазаря", а сейчас, когда сам полковник сидел за тем же столом напротив и, не торопя Шурку с ответом, опрокидывал без всяких тостов рюмку за рюмкой, надо было принимать окончательное решение…
В связи с этим поручик снова и снова вспоминал все, что было после их появления в городском саду. В тот день господин Мияги, он же, по словам Чеботарева, майор японской императорской армии, нашел их довольно быстро.
Вежливо поздоровавшись, маленький, тщедушный человечек уселся рядышком на скамейку и, не спуская с Яницкого пристального взгляда, принялся то ли расспрашивать поручика, то ли занимать его ничего не значащим разговором.
В то же время Шурка отлично понимал, что если щуплый японец и вправду господин Мияги, то он, поручик Яницкий, по крайней мере, – балерина. При всем при том его собеседник весьма хорошо говорил по-русски, только уж слишком правильно и с характерным японским выговором.
Потом господин Мияги весьма настойчиво предложил прогуляться по городу и даже от щедрот своих угостил их с Чеботаревым пекинской уткой в невзрачной китайской харчевне Модягоу. А вот в публичный дом, к которому зачем-то привел их японец, Шурка идти наотрез отказался, хотя любопытство взяло свое, и через маленькое окошечко, прорезанное в ярко раскрашенном заборе, поручик все-таки заглянул…
Картина, увиденная во внутреннем дворе, сильно разочаровала Шурку. Там на каком-то помосте сидела с лицом, раскрашенным добела, довольно невзрачная девица, к тому же закутанная по самую шею в цветастое покрывало.
Видимо, разочарование так сильно отразилось на лице Яницкого, что японец сразу прекратил свои приглашения, и вообще довольно быстро с ними расстался, оставив поручика в полном недоумении. К тому же бывший все время с ним Чеботарев от каких-либо комментариев воздержался.
Что же касается самого полковника, то он и дальше продолжал удивлять Шурку. Поселив поручика в довольно приличный номер, из окна которого было видно кафе "Марс", и снабдив его на первое время деньгами, Чеботарев надолго исчез, чтобы появиться только сегодня и, затащив Яницкого в ресторан, после первой рюмки повторить все тот же вопрос…
Ответ, так и так, требовался прямой, и уже просто для очистки совести Шурка спросил:
– А что, других вариантов у нас с вами нет?
– Почему же нет? – пожал плечами Чеботарев. – Ясное дело, есть.
– Какие?
– Можно на "манчьжурку", сторожем, офицеров очень охотно берут… Можно к тому же Чурину, вот только кем… Специальности-то у нас с тобой, друг сердечный, нет…
Шурка плеснул себе водки, выпил и задумался. На какой-то момент ему представился Харбин, таким, каким он наверняка был каждое лето: приветливый, зеленый, с улицами, засаженными деревьями, и одуряюще пахнущими сиренью скверами. Да, жить здесь было можно, но у него не было ни денег, ни счета в банке, ни связей, ни профессии…
Нет, циник Чеботарев был прав, выход у них обоих один – наниматься на службу и исполнять приказы какого-нибудь недобитого атамана, заигрывающего с теми же японцами, пойти в отряд амбициозного генерала, мечтающего о собственной "Хорватии", и на самый крайний случай – податься в советники к косоглазому милитаристу…
Шурка выпил подряд еще две рюмки, выругался вполголоса и хлопнул кулаком по столу.
– Господин полковник, вот вы, я вижу, человек опытный, объясните вы мне, дураку несмышленому, почему же так вышло?..
– Воли… – Чеботарев вздохнул. – Воли державной не хватило… Помазанник…
Последнее слово Чеботарев произнес с такой неприкрытой злостью, что Шурка удивленно посмотрел на полковника.
– Ну чего ты так вылупился, друг мой ситный? Да, я монархист, но хочу, чтоб у меня монарх был, а не тряпка…
За пьяно-дружеской фамильярностью Шурка почувствовал плохо скрываемый надрыв и даже не подумал обидеться на столь простонародное обращение, а скорее наоборот, осознав, что в глубине души он думает точно так же, спросил:
– А генералы?
– А они у нас так, вроде как из говна пуля. Тем, кто мог, ходу не дали, а остальные устроили атаманскую чехарду, вот и вышел пшик. Каждый засранец в Наполеоны метил, а раз не вышло, то и пожалте теперь, господа хорошие, в дворники…
– Но как заграница допустила? Ведь у нас же союзники… Антанта…
– Не смеши меня! – Чеботарев резким движением отодвинул пустую рюмку. – Кому нужна сильная Россия? Запомни, такие перевороты стоят дорого и все, что с нами случилось, сотворено на иностранные деньги!
– Да, я знаю… – Шурка вздохнул. – Немцы…
– Какие там немцы! – махнул рукой Чеботарев. – Если хочешь знать, с этого начали еще японцы, в тысяча девятьсот пятом.
– И вы предлагаете служить им! – возмутился Яницкий. – После того как нас все бросили, а адмирала вообще предали?
– Успокойся, мой юный друг, успокойся…
Неожиданно Чеботарев улыбнулся, разлил водку по рюмкам и совсем другим тоном сказал:
– Это политика.
Шурка взял себя в руки, поднял рюмку и через стекло посмотрел на Чеботарева.
– А у нас с вами что?
– И у нас тоже… Только наша…
Полковник чокнулся с Шуркой, с удовольствием выпил водку и закусил ломтиком ноздреватого сыра.
– Ладно… – Шурка споловинил рюмку. – И кто же наш враг?
– Ясное дело, большевики, – Чеботарев прикрыл глаза и вдруг с неожиданно прорвавшейся злобой высказался: – Это они открыли подлому сословию дорогу наверх, устроили столь милый русскому сердцу грабеж, а когда народишко малость одумался, учинили террор.
– Ладно, – Шурка допил водку. – А почему именно японцы?
– Да потому, что они одни всерьез заинтересованы, остальные – так.
– Согласен, – Шурка в упор посмотрел на полковника. – Раз вы об этом заговорили, значит, я этого господина Мияги, или как его там, устраиваю?
– Ты меня устраиваешь, это я, брат, к тебе присматривался…
– Вы? – Шурка удивленно поднял брови. – Для чего?
– А для того. Помощник мне нужен. Толковый и честный. Если совсем откровенно, один я не потяну, а ты молод… Вот так-то…
Шурка замялся, не зная что и сказать, но тут, на его счастье, к столу подскочил слегка задержавшийся официант. Аппетитный запах только что приготовленного эскалопа перебил ход мыслей, заставив поручика вспомнить, где он. Короткая задержка и присутствие услужающего позволило повременить с ответом. Одновременно умолкнувшая было певица запела:
Ямщик, не гони лошадей,
некуда больше спешить…
И тут, словно по наитию, Шурка понял: японцы японцами, а полковник Чеботарев затеял свою игру…