- И пойду, пойду. А коли одумаешься, горячка, то пошли за мной, - равнодушно выговорил гость. - Вот тебе и моё прописанное предложение. Авось поймёшь.
И, положив на стол лист бумаги, сложенный вчетверо, гость пошёл из комнаты, усмехаясь. Но не только не злобно, но как-то добродушно, как если бы с ним случилось здесь что-либо приятное.
На крыльце он крикнул зычно:
- Игнат! Подавай рысака.
Возница взял за вожжи и начал передёргивать, но заморённая кляча едва двинулась с места и шагом доплелась к подъезду, как бы через силу таща тележку.
- Не бил? - спросил барин.
- Чего изволите? - спросил и кучер. - Кого-с?
- Оголтелый! И ты тоже начнёшь скоро говорить: как-с. Тебя спрашивают: конь не бил?
Кучер поглядел на барина укоризненно, и Сашок, глядевший в окно, всё видевший и слышавший, заметил, как кучер головой качнул, будто негодуя на барина.
- Что, у тебя язык, идол, отнялся? Конь, говорю, смирно стоял или бил?
- Бил! - азартно произнёс кучер.
- Бил? Ну вот… Мог бы и тебя, и экипаж вдребезги разнести. А ему цены нет.
- Мог бы… Да только сил нет, вишь, в чём только душа держится…
- Дурак! Нешто у коня есть душа? - важно произнёс барин, косясь на князя, сидящего у окна.
И, сев неспешно в тележку, он выговорил:
- Держи вожжи… Поосторожнее… Смерть боюсь лихих и блажных коней.
Кучер начал снова передёргивать вожжами, но так как несчастная кляча не брала с места, то он достал кнут и начал хлестать животное.
- До свидания, ваше сиятельство, - крикнул гость, оборачиваясь к Сашку, который, смеясь, глядел в окно. - Передумаете, то пошлите за мной. А писание-то моё, что на столе, прочтите. Коли не поймёте, то Кузьмичу дайте. Он шустрее вас и поймёт.
Гость отъехал почти шагом, а Сашок, вспомнив о бумаге, взялся за неё.
Гнев, на него напавший от дерзости неведомого нахала-стрекулиста, быстро прошёл, да и "блажной" конь его рассмешил.
Прочитав несколько слов, Сашок ничего не понял, ни единого слова, как если бы написано было по-турецки или по-китайски.
XI
А гость молодого князя, протащившись на своей кляче до первого угла и завернув за него, тотчас же вылез из тележки. Здесь ожидали его довольно приличные, хотя и не элегантные дрожки, порядочная лошадь и кучер, одетый просто, но чисто.
- Ну, ты, - обратился он к вознице на тележке, - ступай домой! Авось к вечеру доедешь. Послезавтра опять понадобишься.
Сев в дрожки, он приказал второму кучеру:
- Ступай к немцу-табачнику, а оттуда поедем в разбойное место.
Лошадь, не очень казистая на вид, взяла, однако, с места крупной рысью, и вскоре дрожки были уже на Тверской и остановились у маленького магазина. Господин, рассердивший Сашка, вошёл в магазин. При его появлении молодой приказчик начал низко кланяться, а затем крикнул в соседнюю комнату:
- Карл Карлович, идите!
В магазин вышел немец небольшого роста, рыжеватый и в синих очках и, крайне любезно, почти подобострастно кланяясь, заговорил, заискивающе улыбаясь:
- Что прикажете, ваша светлость? Чем обязан такой великой чести?
- А вот чему, немец ты треклятый! Народ обманываешь, торгуешь по русской пословице: "не обманешь - не продашь"… Приехал тебя бить! Какой ты мне табачище прислал прошлый раз?
- Самый лучший, только что полученный с корабля, ваша светлость, с неделю только назад получил из Кронштадта.
- Заладил опять свою "светлость". Тысячу раз говорил я тебе, что я такая же светлость, как и ты сам…
- Это ничего… Это всё одно… - улыбался немец.
- Да кроме того, ты и брешешь, потому что этот табак ни в каком Кронштадте не бывал и ни на каком корабле не плавал. Он тут у нас на живодёрке нашёлся. Небось, какие-нибудь казанские татары вместе с мылом продали его тебе, а ты меня заставляешь эту пакость нюхать. Хочешь на поселение в Сибирь?
Немец, хорошо говоривший по-русски, стал клясться и божиться, что его табак действительно получен из-за границы и что, вероятно, случайно он оказался каким-нибудь другим сортом или же отсырел во время пути морем.
- Позвольте мне прислать вашей светлости послезавтра другую коробку…
- Другого табаку?
- Нет-с, не буду лгать! Табак будет всё тот же, но я его известным образом просушу, и вы увидите, что вкус у него будет совсем другой.
- Ну ладно! А если опять надуешь, то так и знай: я тебя могу под суд упечь и в Сибирь сослать!
- Знаю, что можете, ваша светлость, - отвечал немец, улыбаясь. - Но этого не будет, потому что табак будет отличный.
Когда посетитель вышел из магазина, немец проводил его до самых дрожек, любезно подсадил и кланялся без конца. Вернувшись в магазин и пройдя к себе, немец уже по-своему сказал жене, сидевшей за кофе:
- Слышала разговор, meine liebchen?
- Слышала!
- Странный человек! Когда подумаешь, что этакие люди - и кривляются и шутовствуют! Зачем? А всё-таки доволен, что я его величаю "ваша светлость".
Между тем посетитель немца уже ехал шибкой рысью по Тверской и, переехав площадь, остановился у большого подъезда большого казённого здания. Это был суд, именуемый им "разбойным местом". Поднявшись по каменной лестнице и вступив в длинный коридор, разыскал солдата и выговорил:
- Ивана Флегонтыча можно ли видеть?
- Можно! - ответил солдат, оглядывая посетителя с головы до пят и как бы соображая, какого он звания и стоит ли беспокоить начальство из-за него.
- Так доложи, пожалуйста: Макар Гонялыч Телятев, по делу господина Баташева.
Солдат было двинулся, но затем остановился, снова обернулся к посетителю и, слегка сморщив брови, спросил:
- Как вы сказываете: Телятин?
- Макар Гонялыч Телятев! - повторил тот.
- Гонялыч… - повторил солдат. - Телятев…
И он пошёл по коридору.
Вернувшись через пять минут, он вымолвил, проходя:
- Обождите! Им не время. Вот посидите!
И он ткнул пальцем в деревянную лавку. Посетитель оглянулся кругом и, увидя свободное место на одной из скамеек между толстым купцом и каким-то старичком в замасленном мундире, подошёл, извинился и сел между обоими. Вавилон Ассирьевич Покуда, преобразившийся теперь в Макара Гонялыча Телятева, скромно уселся на своё место и стал озираться.
Самый разнообразный народ сидел вдоль стен, и у всех был одинаково невесёлый вид. Можно было догадаться, что все здесь находящиеся приходят сюда поневоле и считают себя несчастными. Это были люди, так или иначе причастные к тем делам, которые производились в этом казённом месте.
Господин, меняющий свои имена, был прав, конечно, называя это место "разбойным". Просидев с четверть часа, оглядев всех, изучив все фигуры, он заметил в углу сидящую около офицера бедно одетую женщину лет пятидесяти, с чрезвычайно милым лицом. Он сейчас же решил, что женщина - дворянка, несмотря на поношенное платье. Оглядев снова всех ожидавших очереди, и снова глянув на эту женщину, он заметил, что она поспешно утирает глаза.
- Вон как! - выговорил он вслух.
- Вы чего-с? - отозвался толстый купец, думая, что он обращается к нему.
- Я-с? Ничего-с!
- Вы сейчас что-то сказали?
- Точно так-с. Только не вам…
- Простите-с!
- Простил-с!
Последнее слово было сказано так, что купец покосился на соседа, кашлянул и отвернулся, считая себя несколько обиженным. Назвавшийся же Телятевым тотчас встал, перешёл комнату и, приблизившись к даме и её соседу, офицеру, произнёс насколько мог вежливее:
- Извините, пожалуйста, мне там сидеть очень мудрёно. У купца такие сапоги, что я угорел от них. Дозвольте сесть между вами?
Дама и офицер раздвинулись. Он опустился на скамью и тотчас же заговорил со своей соседкой.
- По делу, конечно, какому здесь, сударыня, находитесь?
- Да-с! - ответила женщина охотно.
- Вот и я так-то! Беда! Разбойное место! - тихонько прибавил он.
И, расспрашивая подробно, через несколько минут он знал уже все горести этой женщины. Она подробно и охотно передала своё дело, из-за которого уже второй год является сюда и сидит часами. У неё оказалась тяжба с соседом, и вскоре, по её грустному убеждению, ей предстояло проиграть правое дело. Сосед, у которого сильное покровительство в Москве, должен неминуемо оттягать у неё пятьдесят душ крестьян, подгородных, зажиточных, платящих большой оброк, как если бы их было двести душ.
Выслушав всё, назвавшийся Телятевым предложил женщине свои услуги.
- Не подумайте, - сказал он, - что я хочу нажиться, что вы во мне найдёте кляузника-ходатая, который только вытащит у вас последние гроши и ничего не сделает. Вперёд вас предупреждаю, что я уплаты никакой с вас не прошу и буду ходатайствовать даром.
Попросив адрес барыни, он узнал, что её зовут Елизавета Ивановна Калинина и что она урождённая княжна Тихменева. Вспомнив время лет за двадцать пять назад, он заявил Калининой, что у них найдутся и общие родственники. Он обещался через день или два побывать у женщины и усердно взяться за её дело.
- Прямо-таки обещаю вам, что мы вашу тяжбу выиграем! - сказал он весело. - Не примите меня за болтуна, я на ветер ничего не говорю.
Женщина стала горячо благодарить, но в эту минуту подошёл солдат и, оглядывая всей сидящих со средины комнаты, выкрикнул:
- Который тут Телятин?
- Я! - отозвался тот.
- Вас зовут! Вот прямо по коридору и вторая дверь на правую руку. Да вы, кажись, уже бывали у нас, - прибавил он, приглядываясь.