- Да, господа, генерал-губернатор еще не знает, какое нелепое событие случилось. С есаулом Сухотиным…
В тишине, которая наступила после рассказа поручика, резко прозвучал голос Прещепенко.
- И правильно поступил Сухотин! Искупил свой позор.
- Нет, нет, вы послушайте, что мне удалось выяснить, - горячась, перебил его Козловский. - В станице Толбузиной я встретил знакомого старика-казака. Прелюбопытнейший человек, но дело не в нем. Оказалось, он из той же станицы, что и Сухотин. И вот этот старик Мандрика, сын его и невестка в один голос говорят: "Кольку Сухотина мы знаем. Не мог он потратить казенные деньги".
- Ну, вы их слушайте! - сказал Прещепенко. - Документы-то он оставил.
- Вот именно, вот именно. После разговора с Мандрикой я уже в пути разобрал все его документы. Пересчитал и могу доказать, что есаул Сухотин… - Козловский сделал паузу и повторил - Могу доказать, что есаул Сухотин ошибся в расчетах!
- Как так? - спросили разом Дьяченко и не вступавший до этою в разговор поручик Коровин.
- А вот, чтобы вам дать понятие, посмотрите, - Козловский расстегнул свою сумку, вынул из нее лист бумаги и стал показывать пальцем на нужные строки. - Здесь учтены все суммы - за лес, железо, вар, за работу, товары для казаков и прочее. Это считал я. А здесь, - он достал другой листок с неровными колонками цифр: - Это расчеты покойного есаула. Он просто не силен был в арифметике. Видите, я подчеркнул… Сухотин неверно сложил итог. Посчитал рубли за копейки. И вот… Впрочем, я несколько раз пересчитывал и надеюсь, что оправдаю честь есаула. Возьмите, Яков Васильевич, передайте генерал-губернатору.
- Он сегодня ушел в Айгунь, - беря бумаги, сказал Дьяченко. - Когда вернется, не знаю. Но я сегодня же все это передам в канцелярию.
Наступило одиннадцатое мая.
Солдаты и этот день думали провести в блаженном безделии. Никаких работ, никаких нарядов не предполагалось, а такое в солдатской службе случается нечасто. Как вдруг нарочный привез от генерал-губернатора приказ. Первая рота должна была передать все тяжелые грузы из батальонного имущества на баржи остальных рот и, оставив при себе только оружие, плотницкий инструмент и месячный запас продовольствия, отправляться немедля к стоянке генерал-губернатора на левом берегу Амура, напротив селения Айгунь. Остальным ротам ожидать в городе Благовещенске прибытия плотов с переселенцами, а затем сопровождать их в новые места поселения. После высадки переселенцев ротам приказывалось следовать к месту новой стоянки батальона. Там к тому времени уже будет находиться первая рота во главе с батальонным командиром.
Но и этот приказ не делал даже намека на то, где в конце концов станет 13-й батальон.
"Ладно, выяснится на стоянке Николая Николаевича", - решил капитан.
Лишнего тяжелого имущества на баржах первой роты не было, рота ведь везла в Благовещенск артиллерию, и командир распорядился готовиться к отплытию.
- Что там в Айгуне? Встречался ли генерал-губернатор с И-шанем? Начались ли переговоры о разграничении? - засыпали офицеры батальона вопросами прибывшего курьера.
Курьер, офицер из штаба генерал-губернатора, побывал недавно в Айгуне и охотно делился своими впечатлениями.
- Айгунь, господа, - сравнительно большая маньчжурская деревня, с крепостью посредине. Там за стеной из бревен несколько строений: казначейство, тюрьма и дом амбаня. Переговоры начинаются сегодня. Вчера же мы обедали у амбаня!
- Как там все было? Как настроение у китайцев? - нетерпеливо спросил Козловский.
- Позвольте, я уж расскажу все по порядку, - сказал курьер, усаживаясь на вынесенную солдатами скамейку. - Еще здесь 7 мая, как помните, амбань просил разрешения встретить Николая Николаевича салютом. И вот генерал только сошел на берег, как в стороне показался дым и послышался какой-то треск. Что такое, думаем мы, что за пиротехника? А это и был салют. Пушек у китайцев, по-видимому, нет, стреляли небольшие мортирки.
Наша канонерка ответила тремя залпами из полевых орудий. И хорошо, что только тремя, а то бы опять могла начаться паника. Говорят, так было в прошлом году, во время проводов графа Путятина. Но и этими залпами китайцы, по-моему, были озадачены.
Генералу для следования в город подали парадную одноколку амбаня. Он сел в нее вместе со статским советником Перовским. Нам предложили верховых лошадей. Таким порядком мы и следовали в крепость мимо изумленных жителей этого единственного на Амуре более или менее значительного китайского поселения. Николай Николаевич, конечно, милостиво улыбался на право и налево, чем, мне кажется, жители Айгуня остались особенно довольны.
Амбань вышел встречать генерал-губернатора к парадным, разукрашенным драконами воротам внутри крепости. Сам помог Николаю Николаевичу сойти с коляски и провел в дом. Мы направились следом. Там, в комнате, влево от входа, генерала уже ожидал князь И-шань, в шелковой курме с каким-то носорогом на груди, с гладким красным шариком на шапке. Важный старик. В ту комнату пригласили только Николая Николаевича, Перовского и Шишмарева. От китайцев там остались, кроме самого И-шаня, амбань Дзираминга и секретарь ротный командир Айжиндай.
Нас, вместе с маньчжурскими офицерами с белыми и синими шариками на шапках, посадили в соседней комнате.
Сразу начались угощения. Нам предложили чай - желтый и ароматный, обсахаренный рис, сухие фрукты, диковинные орехи, а уж потом подали жареную баранину, мелко порезанного жареного поросенка. Все приходилось брать палочками, ложек и вилок у китайцев нет. Палочки - это чистое мучение, господа!
У них подают все наоборот. Сначала сласти, потом мясо, а некое подобие супа - в конце обеда.
Бедняге Шишмареву вместе с маньчжурским секретарем Айжиндаем во все продолжение обеда пришлось стоять на ногах. Яков Парфентьевич потом жаловался, что он не решился из-за этого попробовать рисовую водку, которую хозяева подавали подогретой в крошечных чашечках. Водкой нас обносили со строгим соблюдением чинов. Сначала заходили к генералу и наливали ему с Перовским, потом - к нам. Здесь выбирали тучных и видных, а уж потом наливали остальным.
- О чем же говорили? - опять спросил поручик Козловский.
- Да так, всякие любезности: как называется город, в котором мы родились, и что у кого болит? А о главном не упомянули ни слова. Уже в конце обеда, окончившегося в седьмом часу, И-шань предложил переговорить о деле, но Николай Николаевич отказался. Он заявил: сегодня будем пировать, а дела отложим до завтра.
Нынче как раз и должно начаться первое деловое свидание. Но я выехал к вам еще до рассвета с приказом.
Через какой-то час после прибытия курьера баржи линейцев снялись с якорей и направились к Айгуню. Провожая первую роту, Прещепенко, Коровин и Козловский выстроили на берегу своих солдат.
Отъезду из Благовещенска особенно рады были Михайло Леший и Игнат Тюменцев. Для Михайлы кончилось наконец его добровольное заточение в трюме, и он с радостью, потерев ладони, взялся за весло.
- Ты смотри, Михайло, не налегай сразу, - говорили ему соседи. - Болел же…
- Ничего, - отвечал солдат, - на меня эта болезнь раз в год находит. Теперь переболел - долго не тронет.
Игнат радовался тому, что плывет он все ближе и ближе к тем краям, где ждет его Глаша. "А может, опять свидимся. Вдруг станет батальон там, где жена моя невенчанная живет, - думал солдат. - Ох, господи, случилось бы так!"
К стоянке генерал-губернатора у Айгуня прибыли в четвертом часу. Генерал только что вернулся с переговоров, которые длились с десяти часов утра до трех дня, устал и, ожидая к себе князя И-шаня, капитана Дьяченко не принял. Он передал через Шишмарева, что приказ о дальнейшем следовании батальона будет вручен утром.
Яков Парфентьевич Шишмарев был среди тех немногих людей, которые участвовали в переговорах с русской стороны. С утра в Айгунь прибыли он, генерал-губернатор и статский советник Перовский. Позже, с картами, на которых была нанесена предполагаемая граница, пригласили выехавшего наконец на Амур в качестве оберквартирмейстера Будогосского, того самого чиновника, с которым никак не мог поладить Венюков.
Переговоры проходили в той же комнате айгуньского амбаня, где накануне обедали Муравьев и князь И-шань. С одной стороны стола на широких нарах сидели И-Шань и Дзираминга, с другой - русские. Шишмареву и Айжиндаю вновь, все пять часов, пришлось стоять, соблюдая китайский церемониал.
- О чем же говорили, если не секрет? - спросил Дьяченко.
- Отчего же, - ответил Шишмарев. - У меня было время все запомнить. Ведь каждая фраза повторялась трижды. Сначала говорил Николай Николаевич, потом его слова я переводил на маньчжурский. Князь И-шань, хотя он и природный маньчжур, но, пребывая при дворе императора, отвык уже от родного языка, и для него с маньчжурского на китайский переводил Айжиндай. Но позвольте по порядку о самих переговорах. Николай Николаевич изложил И-шаню причины наших действий на Амуре. И опять, как и писал о том прежде китайскому трибуналу внешних сношений, предложил определить границу обоих государств по Амуру и Уссури. Он подчеркнул, что эта граница представляет удобную естественную черту между нашими странами. После этого на совещание был приглашен господин Будогосский с картами, на которых уже был нанесен проект граничной черты.