5
За неделю непрерывного плавания, проходившего так поспешно, словно передовой отряд кого-то догонял, солдаты первой роты выбились из сил.
- Ну, завтра будем на устье Зеи, - стараясь подбодрить уставших гребцов, объявил Дьяченко.
Было это четвертого мая.
- А много еще осталось, ваше высокоблагородие?
- По карте верст восемьдесят.
- Столько мы пробежим за день да за ночь, - прикинул Кузьма Сидоров. - А передохнуть бы не мешало…
Кузьма смотрел на командира, ожидая, что он скажет, но капитан промолчал, он заметил далеко впереди плывущие навстречу роте какие-то суда.
- Тюменцев, - крикнул он, - принеси-ка подзорную трубу!
Игнат, сидевший у надстройки, в которой располагался батальонный командир, нырнул в нее и прибежал с трубой.
- Китайцы, - сказал Дьяченко.
В подзорную трубу он разглядел большой китайский баркас с четырехугольным парусом, окруженный лодками. Лодки щетинились пиками - на них плыли солдаты.
Передовой отряд русского сплава и небольшая китайская флотилия быстро сближались.
- А не нападут, ваше высокоблагородие? - спросил Игнат.
Яков Васильевич сам пытался разгадать намерения китайцев. До сих пор его батальону не приходилось еще встречаться с китайскими солдатами. Некоторые из линейцев перестали грести, ожидая, что скажет командир. Дьяченко приказал продолжать движение.
- Может, примем к левому берегу? - негромко сказал Ряба-Кобыла. - Они пусть плывут своей дорогой, мы своей…
- Держать на баркас! - распорядился капитан.
Линейцы налегли на весла, но каждый раз, откидываясь назад, поворачивали головы, смотрели: близко ли чужая флотилия.
На китайских лодках тоже часто мелькали узкие весла. И там, и здесь гребцы работали молча. Суда быстро сближались. И когда между ними оставалось всего несколько саженей, с китайского баркаса послышался протяжный крик. Сразу же китайские гребцы опустили весла.
- Табань! - скомандовал и Дьяченко.
Баржа и баркас подошли друг к другу.
Под парусом у борта китайского баркаса стояло несколько маньчжурских чиновников в длинных халатах с широкими рукавами, шапку у каждого из них венчал цветной шарик. Яков Васильевич слышал от Шишмарева, что по цвету шарика можно узнать, какое положение занимает чиновник, а по изображению на груди халата - гражданский он или военный. Но из всего рассказа он запомнил только, что голубой шарик и вышитого тигра на груди носят гусайды и звание их равно примерно полковничьему. На баркасе чиновников с голубыми шариками не было. "Наверно, эти рангом пониже", - подумал капитан Дьяченко.
Когда баркас и баржа стали почти борт к борту, один из чиновников заговорил. Слова его сразу же стал переводить выступивший из-за спин чиновников подвижный унтер-офицер.
- Да это же Убошка, - узнали солдаты любознательного китайца, засыпавшего их вопросами прошлым летом в Усть-Зее.
Между тем У-бо приветствовал капитана от имени очень больших, как он сказал, чиновников из Китая и попросил сообщить им, где находятся суда русского цзянь-цзюня Муруфу.
- Большие чиновники, - добавил У-бо, - хотят приветствовать генерала и сообщить ему нечто важное.
Яков Васильевич знал, что катер генерал-губернатора должен прибыть в это место часа через три-четыре, о чем он и сказал. У-бо перевел его слова. Чиновник важно кивнул головой и добавил еще несколько слов.
- Мой начальник желает вам счастливого пути, - перевел У-бо. - Мы отправляемся дальше встречать русского цзянь-цзюня.
- И я желаю вам счастливого плавания, - ответил Дьяченко.
Уже в Усть-Зейской станице капитан узнал, что китайские чиновники спрашивали, встретившись с Муравьевым: долго ли он намерен пробыть в этих местах? На это генерал-губернатор ответил, что он не может задерживаться в верховьях реки, а должен спешить к устью. Если китайцы желают вести с ним переговоры, то это удобнее будет сделать на его возвратном пути. Тогда чиновники обратились к нему с просьбой обождать хотя бы несколько дней, так как в Айгунь скоро прибудет маньчжурский главнокомандующий из Цицикара, который очень желает лично встретиться с русским генерал-губернатором.
После небольших станиц, вставших на левобережье Амура, после настороженной тишины пустынного, заросшего тайгой правого китайского берега, Усть-Зейская станица показалась линейным солдатам многолюдным и шумным селением. Но некогда было оглядываться да рассматривать, что успели построить казаки и 14-й батальон за зиму. Еще сбежавший по сходням с катера генерал-губернатор принимал рапорт, а линейцы уже начали сооружать настил, чтобы по нему скатить на берег доставленные сюда пушки.
На пристани у настила, как только солдаты поволокли первое горное орудие, словно опенок из земли, выскочил У-бо.
- Братцы, гляньте, и здесь Убошка! А мы его, кажись, только вчера на Амуре встречали! - удивлялись линейцы.
- Вот ловок, успел обернуться!
У-бо, не то восхищаясь, не то удивляясь, цокал, как белка, языком и суетился вместе с солдатами вокруг орудия, пока его на руках поднимали по крутому склону берега. Вместе со всеми он поспешил за вторым орудием, что-то даже выкрикивал, когда Михайло Леший с другими солдатами поднимал его на настил. Но тут Убошка увидел, что со второй баржи начали сгружать пушки дивизионной легкой батареи и, подхватив полы халата, затанцевал вдоль берега туда.
К полудню пушки сгрузили, и батальонный командир разрешил солдатам отдыхать, а сам пошел к генералу. Но отдых оказался коротким. Едва успели пообедать да выкурить по трубочке, как вернулся капитан и приказал сгружать снаряды. Линейцы принялись таскать ядра, а Михайло подхватил корзину с картечными гранатами, подбросил ее на плечо и понес.
- Вот леший! - закричал на него Ряба-Кобыла. - Ты что гранаты как дрова швыряешь! Разнесет черта такого и нас заодно.
Но Михайло, чуть пригнувшись, уже бежал по берегу. Унтер-офицер, оставив Кузьму распоряжаться на барже, пошел за ним посмотреть, как укладывают снаряды. По пути он успел показать кулак шагавшему Лешему. Кузьма помог Михайле поднять новую корзину и сказал:
- Ты, и правда, осторожней, не кирпичи несёшь…
- Ладно, - прогудел Михайло и поспешил на берег.
Кузьма, проводив Лешего взглядом, стал подавать ядра солдатам и тут увидел, что Михайло, не добежав до места, где складывали снаряды, неожиданно присел. А потом повел себя и вовсе странно. Опустив корзину на землю, Леший пригнулся, попятился и бегом припустил обратно. С растерянным видом взлетел он по сходням на баржу и присел за бортом.
- Ты что? - удивленно спросил Кузьма.
- Унтер! - втянув шею в плечи, сказал сильно разволновавшийся Михайло.
- Ну и что унтер? - удивился Кузьма. - С каких это пор ты стал от Ряба-Кобылы бегать? Ну покричал он на тебя, а теперь уж, поди, отошел.
- Да не наш унтер, а Кочет…
- Вона что! - ахнул Кузьма.
Теперь только он сообразил, какая опасность подстерегает на берегу беглого солдата Михайлу Лаптя, хотя и носит он сейчас новую фамилию. Но фамилия хороша для разных бумаг, а на рябоватое лицо солдата и на его заметную фигуру новое обличье не наденешь. Кроме Кочета в Усть-Зее, где недалеко от станицы расположен 14-й батальон, Михайлу многие знают. Отсюда спущен приказ о его розыске. Попадется он кому-нибудь на глаза - и пропадет ни за понюх табаку. И капитану, за то что укрыл беглого солдата, пожалел его, отвечать придется.
- Лезь в трюм! - решительно приказал Кузьма.
Михайло мигом ползком по палубе направился к трюму.
- Леший, ты куда? - окликнули его вернувшиеся с берега солдаты.
- Грыжа у дурня, - сердито сказал им Кузьма. - Все бы ему что потяжелей поднять. А оно вишь как обернулось. Вон и корзину на берегу оставил. Вы уж подберите ее, ребята.
Все дни стоянки в станице Усть-Зейской Лешему пришлось отсиживаться в трюме. Кроме капитана Дьяченко да Кузьмы Сидорова, никто не знал истинную причину "болезни" солдата. Унтер-офицер Ряба-Кобыла и линейцы поверили, что Михайлу действительно схватила грыжа. До этого он никогда не отказывался от работы, наоборот, искал где потяжелей.
- Ты что же, в сыром трюме-то? - сочувственно спрашивали солдаты Михайлу. - Лежал бы на палубе. Вишь какие пригожие стоят деньки. На солнышке скорей отойдешь.
- Не, - отвечал Михайло, - у меня это сызмальства. Так дома матушка меня всегда в сарай ложила, запрет, и я отлеживался. Ничего, отойду…
Перетащив на берег пушки и снаряды, линейцы полагали, что завтра с утра придется выгружать батальонное имущество. Но на следующий день капитан велел делать запасные весла да шпаклевать баржи, где появилась течь, чинить обмундирование.
"Значит, дальше поплывем", - решили солдаты.
Поближе к полудню, когда Ряба-Кобыла затеял стрижку обросших за дорогу солдат, Игнат Тюменцев, ожидавший своей очереди, заметил плывущие к станице две лодки.
- Китайцы, - сказал, приглядевшись, Ряба-Кобыла. - Скажи-ка, Тюменцев, командиру.
Яков Васильевич вышел из своей каюты и поспешил к палатке генерал-губернатора. Там тоже увидели китайские лодки и ждали их приближения.
На берегу стояли переводчик Шишмарев, статский советник Перовский, командир 14-го батальона Языков и еще офицеры из штаба генерал-губернатора.
- Да это же Дзираминга, айгуньский амбань, - узнал Языков и побежал докладывать о приезде амбаня генерал-губернатору.
Амбань в шелковом халате, в шапке, украшенной соболиным хвостом, в сопровождении двух оруженосцев, несущих на вытянутых руках его меч и кремневый пистолет, торжественно направился к генеральской палатке.