* * *
В ночь с 29 на 30 августа в междуречье Белой и Черной Натопы, за которым лежало село Доброе, поднялся густой и холодный туман, скрывший подошедшие к реке русские колонны.
"Оно и лучше! - думал Голицын. - Свалимся шведу яко снег на голову!"
Князь Михайло все еще в свои тридцать три года испытывал перед боем и молодое упоение, и щемящий душу холодок, как тогда в первый раз под Азовом. А после Азовских походов была ведь и Нарва, и штурм Нотебурга, и многие баталии в Лифляндии, Курляндии, и Речи Посполитой - а вот, поди же, по-прежнему щемило перед боем под сердцем! Хотя, казалось бы, пора и привыкнуть и встречать каждое новое сражение, словно рутинное занятие, как делает, скажем, толстяк Пфлуг, который как ни в чем не бывало сидит на барабане и преспокойно пожирает ветчину.
Князь Михайло, нетерпеливо постукивая блестящими от вечерней росы ботфортами, прервал трапезу важного немца:
- Ну что они там в штабе медлят, пора начинать!
- А куда торопиться, молодой человек? - Пфлуг запил ветчину доброй чаркой водки, поданной услужливым денщиком. - Богу и государю виднее!
- Да как бы и шведу не стало виднее! - раздраженно ответил Голицын. - Увидит нас на переправе, ударит картечью - и прощай, виктория!
- Все бы вам, молодым, за викториями гоняться! - насмешничал Пфлуг. В свои пятьдесят лет он уже точно знал, что коли ране не выиграл, то теперь и подавно не выиграет ни одной виктории.
В этот миг из густого тумана выросли колеблющиеся очертания двух всадников, и сам Петр, а за ним и Меншиков соскочили с коней.
- С богом, камрады! - с ходу приказал Петр, словно угадывая нетерпеливость Голицына.
Пфлуг не без сожаления оставил трапезу, откозырял на прусский манер, вскарабкался на здоровенного черного бранденбуржца и как бы растворился в тумане. Голицын уже собирался последовать за ним, когда Петр притянул его к себе, нагнулся и неожиданно обнял и троекратно расцеловал.
- С богом, князь Михайло! Чаю, сам ведаешь - сколь потребна армии первая виктория! - Петр перекрестил и легонько подтолкнул Голицына: - Ступай!
- Боюсь, как бы сей Пфлуг не заблудил драгунские полки среди болот, - подошел к царю озабоченный Меншиков, но Петр словно не слышал, напряженно наблюдая, как голицынские батальоны мерно и ровно спускаются вниз, к переправе через Белую Натопу.
Голицын меж тем уже подскакал к переправе, поглаживая рукой оцарапанную царской щетиной щеку, затем поправил щегольской белый шелковый галстук и привычно стал отдавать приказы, подгонять и подтягивать отставшие батальоны - словом, занялся главным делом того часа. Главным было не растерять и не перепутать части в густом тумане, который белым одеялом накрыл пойму Белой и Черной Натопы… И здесь выручала не столько даже выучка самого Голицына и его колонновожатых офицеров, хотя они и были подобраны им с великим тщанием, сколько вековечная привычка русского мужика и к темному лесу, и к болотам, и к любой непогоде. Здоровенные гренадеры, - что, подняв над головой фузеи, по грудь в воде перешли сначала Белую Натопу, затем в густом тумане проложили гать через болото и вышли к Черной Натопе - сделали все споро, со сноровкой и, главное, бесшумно, - были плоть от плоти того российского крестьянства, которое имело вековую привычку считать леса и болота своими естественными крепостями.
Гренадеры не рассыпались по обширной пойме, а все так же дружно, поднимая ружья над головой, и второй раз строем вступили в ледяную воду и перешли, снова по грудь в воде, Черную Натопу. Из всех тогдашних европейских наемных армий ни одна не выдержала бы этой двойной ледяной купели.
Генерал Роос, хотя был старый и боевой офицер, взглянув с Холма, на котором стояла деревня Доброе, на густой туман, повисший над поймой двух рек, разрешил своим войскам после молитвы полный отдых.
- В таком тумане московиты никогда не перейдут через две речки и лежащее между ними болото! - поучительно заметил генерал своему гостю полковнику Станиславу Понятовскому, прибывшему к нему из ставки. - Так что завтра мы выполним распоряжение моего короля и присоединимся к нашим главным силам. А сейчас прошу к столу!
На чистой половине большой деревянной избы деревенского старосты, где расположился Роос, был накрыт поистине генеральский ужин. Староста не успел или не захотел убежать в лес, полагая, что авось шведы и не заглянут в Доброе, и был теперь жестоко наказан за свой промах. Генеральские денщики и повара основательно похозяйничали в его кладовых. В результате на генеральском столе красовалось огромное блюдо холодной телятины, окруженное солеными огурчиками и мочеными яблоками, домашние колбасы и жареные куры окружали полный штоф отборной пшеничной водки, запивать которую можно было клюквенным и брусничным взваром, а в разгар ужина два денщика торжественно внесли жаркое: молочного поросенка, набитого гречневой кашей, и жареного гуся, начиненного яблоками и капустой.
- Мы в главной квартире давно и думать позабыли о таком изобилии! - восторгался Понятовский, вонзая нож в поросячий бок. - Сами знаете, генерал! Король - великий воин, но он совершенно равнодушен к своему желудку, не Говоря о желудках своих верных солдат и офицеров. В обед он съедает тарелку бурды из полкового котла, заедает коркой хлеба - и опять на коня. Он неутомим, как борзая, забывая, что если он герой, то его подданные-то простые смертные!
Понятовский уже уплетал за обе щеки гусиную ножку. Роос щедро подкладывал гостю лучшие кусочки, памятуя, что хотя Понятовский всего лишь представитель короля Станислава в шведском лагере, но сей поляк приобрел своей открытой лестью немалое влияние на самого Карла XII. Вот и сейчас король прислал приказ присоединиться к главным силам не с одним из своих генерал-адъютантов, а с этим ловким полячком. В любом случае его бригаде не грозит ненужный ночной переход. А завтра его фуражиры угонят из этой деревни оставшийся скот и увезут все сено, так что сей поиск обернулся для его полков немалой выгодой. И генерал Роос щедрой рукой преподнес Понятовскому полную чарку отменной русской водки.
И в эту минуту вместо салюта с реки ударила русская пушка.
* * *
- Ты где, так твою раз так, потерял сапоги? - здоровенный сержант Фрол Медведев старался говорить шепотом, но голос его то и дело срывался на рык.
- Так оно без сапог в атаку даже идти сподручнее… - шепотом оправдывался солдат со смешной фамилией Васька Увалень. - У нас в деревне по лугам сено-то мужики всегда босые косят!
- Тут тебе, так твою раз так, не сено, тут швед!
- Вот я и сниму со шведа сапоги. А свои я в болоте оставил, господин сержант. Поспешал на баталию, вот и оставил. Не вертаться же мне за ними, коли сейчас к атаке протрубят…
Солдаты первой роты новгородского батальона с улыбкой прислушивались к этой словесной перепалке.
- Перестань, Фрол, шуметь! - вмешался адъютант командира батальона Петр Удальцов. - Эко дело сапоги! В старину новгородцы перед битвой и зимой вообще, бывало, сапоги скидывали, дабы злее драться.
"Петька, как всегда, показывает свою ученость! - рассмеялся про себя командир батальона Бартенев. Он был доволен: батальон новгородцев без потерь перешел обе реки и болото и выстроен для атаки. "Одна и потеря, - усмехнулся про себя Бартенев, - сапоги Васьки Увальня. Так на то он и увалень!"
Артиллеристы на руках вытащили на берег, где был построен батальон, две полковые пушки. Солдаты смотрели на батарейцев с почтением: на руках две такие махины перетащили! Пушки - не легкие фузеи, каждая на шесть пудов тянет!
Из рассеивающегося тумана вынырнул Голицын с адъютантом. Спросил Бартенева:
- Как новгородцы?
- Батальон построен к атаке, господин генерал! - Бартенев отвечал твердо, потому что знал, что за батальон у него за плечами: славно бились со шведом под Пуницем, Фрауштадтом и Ильменау, в польских и немецких землях. А на своей-то земле и подавно не подведут!
- И что он медлит? - Голицын обращался сразу и к Бартеневу, и к адъютанту, но имея в виду Пфлуга, который по уговору первым должен был начать атаку и опрокинуть шведов с холма к реке, где их и поджидали гренадеры Голицына.
- Может, заблудился немец в тумане? - высказал свои опасения адъютант.
- А ты что скажешь, майор? - обратился Голицын к Бартеневу, памятуя о немалом боевом опыте своего офицера.
- Думаю, Михайло Михайлович, не прошел Пфлуг болотами, посадил копей по брюхо в грязь. А болота здесь знатные! У меня вон солдатик Васька Увалень в таком вот болоте даже сапоги потерял. Так что, мыслю, не явится к нам немец!
- Меж тем скоро и светать начнет, туман ветром сносит. Увидит нас швед из Доброго да и накроет картечью, а там, глядишь, и опрокинет в речку, - вслух рассуждал Голицын. И, приняв решение, добавил: - Давай сигнал! Быть атаке! - И, обернувшись к Бартеневу, приказал: - С богом, Петр Иванович. Веди новгородцев на супостата!