Король выступил!
Борис Петрович Шереметев в мае 1708 года пребывал в тяжелом раздумье. Он знал, конечно, что швед стоит в Сморгони и Радошковичах, на минской дороге, но куда Карл XII двинется далее? От коварного короля-воина можно было ждать самых нежданных поворотов! Борис Петрович пытался поставить себя на место неприятеля, и тогда ему виделся один путь для главной шведской армии. Ни за что он не повел бы ее через Минск на Москву, а сначала завернул бы из Сморгони на Ригу, соединился там с корпусом Левенгаупта, восстановил прямые морские коммуникации со Швецией, получил бы оттуда рекрутов и провиант, а затем, прикрывшись с фланга мощным шведским флотом, двинулся бы на Петербург и на Неве встретился бы с финляндским корпусом генерала Либекера. Так учили все законы европейской военной тактики и стратегии, которую Борис Петрович изучил не токмо по книгам, но и на своей тридцатилетней военной практике. Борису Петровичу довелось биться с переменным успехом не только с турками и татарами, но и с самим королем Карлом XII и его лучшими генералами: Реншильдом, Левенгауптом и Шлиппенбахом. Так что военного опыта Борису Петровичу было не занимать, а что до науки, то учиться военному искусству Шереметев ездил ведь даже к мальтийским рыцарям. В свои пятьдесят шесть лет фельдмаршал имел за своими плечами и такие блестящие виктории, как Эрестфер и Гуммельсгоф, и успешные штурмы неприятельских фортеций: турецкого Кази-Керменя, шведских - Нотебурга и Мариенбурга, Ниеншанца и Дерпта. Была, правда, в его служебной копилке и поспешная ретирада из-под первой Нарвы и неудача при Мур-мызе. Словом, Борис Петрович был генералом не токмо победоносным, но и битым, и это удваивало его природную осторожность. И пока Меншиков со своей кавалерией сторожил минскую дорогу, Борис Петрович, имея на руках три пехотные дивизии, гвардию и бригаду конных гренадер, все время оглядывался на Западную Двину, опасаясь неприятельских оборотов к Риге. Неизвестность томила его тем более, что Драгуны Меншикова за несколько месяцев, начиная с февраля, не могли достать ни одного неприятельского "языка", и то, что происходило в шведском лагере, оставалось для фельдмаршала полной тайной.
- Вижу, Александр Данилович в той же безвестности пребывает, что и мы, грешные. А сегодня уже последний майский денек. Думаю, двинется швед в поход по первой траве. Ведь для Каролуса главное, чтобы кони были сыты. О солдатиках-то он небольшую заботу имеет, - поделился Борис Петрович своими раздумьями с доверенным адъютантом Чириковым. И приказал: - Вот что, Лука Степанович, коль фон дер Гольц, что у Меншикова в переднем дозоре обретается, до сих пор ни одного "языка" в полон не взял, возьми-ка ты батальон конногренадер астраханцев и сотню казачков и отправляйся сам на минскую дорогу, - может, тебе повезет более, нежели фельдмаршал-лейтенанту фон дер Гольцу! - Этого Гольца Борис Петрович не любил больше всех других конных генералов, набранных Меншиковым в основном из немцев, уже оттого, что тот принес из имперской армии, где служил ранее, странный чин: фельдмаршал-лейтенант. Конечно, Гольц не был полным фельдмаршалом, как Борис Петрович, но все же это звание как-то смущало и резало ухо - ведь после отъезда Огильви из России Шереметев оставался единственным фельдмаршалом в русской армии, и вдруг - на тебе! Явился какой-то фельдмаршал-лейтенант!
Лука Степанович на приказ фельдмаршала лихо щелкнул шпорами и уже через час, сопровождаемый командой конногренадер и казаков-донцов, запылил по минской дороге. Бравому майору (производство было недавнее), признаться, и самому надоела грязь и вонь большого армейского лагеря, а в лихом поиске всегда есть простор, в лицо дует свежий ветер, а главное, в отдельном поиске ты сам себе голова!
Возле Борисова встретили первых драгун из полков фон дер Гольца, а за Борисовом натолкнулись и на самого фельдмаршал-лейтенанта.
На пригорке, возле переправы через Березину, был поставлен зачем-то, словно у подьячего в московском приказе, большой стол, укрытый красным сукном, на котором красовалась чернильница. Вокруг чернильницы восседал весь штаб ученого немца. Правда, сам фон дер Гольц стоял на пригорке, яко памятник, и через подзорную трубу внимательно изучал пустынную минскую дорогу на другой стороне широко разлившейся в половодье Березины.
- Странно, что полковник Кампбель не шлет мне ни одного донесения! - оторвавшись от трубы, фельдмаршал-лейтенант принялся выговаривать своему начальнику штаба - розовому и улыбчивому швабу Вейсбаху. - Ведь Кампбель со своими драгунами уже неделю как стоит за Минском!
- Да вот к нам майор Чириков пожаловал. Ныне он со - своей командой поспешает как раз в Минск по поручению фельдмаршала Шереметева. Может, ему и поручим отыскать не токмо шведов, но и наших пропавших драгун! - с мнимым простодушием предложил Вейсбах. Он рассчитывал, что фельдмаршал-лейтенант непременно взорвется, и не ошибся.
- Зачем к нам суется команда пехотного фельдмаршала?! Разве здесь не мой участок? - Гольд прекрасно знал, что между Шереметевым и его, Гольца, прямым начальником, светлейшим князем Меншиковым, давно пробежала черная кошка и что светлейший упрямо не признает первенства Бориса Петровича. Пока при армии находился царь, то оба военачальника - и фельдмаршал Шереметев, и генерал от кавалерии Меншиков, - само собой, подчинялись царской воле. Но стоило Петру отбыть в Санкт-Петербург, как единое командование тотчас распалось, и ежели пехота подчинялась Шереметеву, то кавалерия признавала только команды Меншикова. Но если об этом знал фон дер Гольц, то не менее о том знал и штабной адъютант Шереметева майор Чириков.
Посему, хотя Лука Степанович и отдал честь фельдмаршал-лейтенанту и снял перед ним треуголку, на громкий крик кавалерийского начальника, зачем он суется не в свое дело и на чужой участок, глянул на немца с удивительным хладнокровием.
- У меня есть прямой приказ моего фельдмаршала выступить к Минску и выяснить диспозицию неприятеля! - невозмутимо ответствовал Лука Степанович раскричавшемуся Гольцу.
- Но к Минску уже пошел полковник Кампбель с невскими драгунами, и я с минуты на минуту жду его с донесением. Переведите это русскому медведю! - сердито приказал фон дер Гольц Вейсбаху.
Сам фельдмаршал-лейтенант по-русски знал только несколько слов и общался со своими подчиненными или через начальника штаба, или через своего секретаря-переводчика. Зато Лука Степанович за долгие годы Северной войны, когда ему приходилось мотаться и по Прибалтике, и по Речи Посполитой, и по Саксонии, выучился бегло говорить и по-польски и по-немецки и прекрасно понимал речь фон дер Гольца. Но он намеренно говорил со спесивым фельдмаршал-лейтенантом только по-русски. Это давало ему большое преимущество: во-первых, он-то сам превосходно разбирался, о чем толковали немецкие генералы, а во-вторых, мог обдумывать все свои ответы, пока толстяк Вейсбах занимался переводом!
- Я уже знаю, что от вашего Кампбеля несколько суток как нет ни одного донесения! - насмешливо ответил Чириков на попреки немца. И с высоты своего, роста - он был выше фельдмаршал-лейтенанта на целую голову - бросил небрежно: - Я тотчас выступаю со своей командой на Минск, и никто мне не волен препятствовать, потому как у меня приказ от своего фельдмаршала!
Пергаментное личико фон дер Гольца от негодования налилось желтизной.
- Какая свинья вам сказала, что от Кампбеля неделю как нет донесений?! - заорал немец, забыв о своей учености.
- Да вы сами и сказали! - ответил Чириков по-немецки, заставив фельдмаршал-лейтенанта раскрыть рот от изумления.
Опомнившись, фон дер Гольц бросился к чернильнице и закричал:
- О вашем самовольстве, майор, я напишу сейчас не только светлейшему, но и самому царю!
"Пиши, пиши!" Лука Степанович улыбнулся про себя, отдал учтивый прощальный поклон штабу и стал спускаться к переправе. По пути его нагнал Вейсбах и, запыхавшись, сказал:
- Увидите этого чертова Кампбеля, майор, передайте ему, что он обещал нам взять "языка". И пусть остережется и скорей шлет свои донесения в штаб! - И, переведя дух, добавил спокойно: - Ступайте, майор. Вы не в нашей команде, и потому мы вас не задерживаем!