Сократ вернулся в Афины утром. Пройдя через Дипилонские ворота, он свернул к портику Зевса Элевтерия, где было уже многолюдно, и остановился послушать оратора, который говорил со ступеней портика, бестолково размахивая руками, будто отбивался от пчёл. Сократ не знал этого человека; вероятно, он был из новых, из тех, кому олигархи не затыкали рот, так как в их речах не было ничего такого, что могло бы повредить олигархам. Этот же славил их и спартанцев.
- Знаменитый поэт и многознающий философ Критий, - кричал оратор, - сказал, что истинная свобода - это свобода от глупостей черни. Только мудрые могут указать свободным гражданам истинный путь, а мудрость рождается не в винных погребах, где собираются красноносые болтуны, промотавшие своё добро пропойцы и бездельники, не там, где льётся вино, а там, где льётся беседа достойных и многоопытных мужей… На Пниксе, истоптанном ногами и копытами, не растут цветы истины. Они расцветают в храмах раздумья. К союзу Афин и Спарты пас призывали Перикл и флотоводец Никий. И вот мы в этом союзе. Мы добились его не силой оружия, а разумом...
Сократ протиснулся к оратору и, дождавшись паузы, спросил:
- Когда осёл видит свой собственный хвост?
Это была детская загадка, ответ на которую знали все.
- Когда отгоняет хвостом мух, - ответил оратор. - А дурак видит собственную глупость, когда задаёт дурацкие вопросы.
Сократ засмеялся вместе со всеми. Многие узнали его и стали требовать, чтобы он спросил оратора ещё о чём-нибудь - для потехи.
- А когда осёл кричит? - спросил Сократ, повинуясь толпе. Это был вопрос из тех, что задают друг другу дети, чтобы посмеяться.
- Осёл кричит, когда умный молчит! - ответил оратор, не догадываясь о подвохе, и потребовал, обращаясь к народу: - Скажите этому глупцу, пусть отойдёт от меня и даст мне закончить речь. Вы же видите, что это один из тех красноносых бездельников, о которых сказал Критий. Вот вам пример, как велика их мудрость. Ничего, кроме детских глупостей, в их голове не задержалось. Отойди! - замахал он на Сократа руками. - Отойди, тебе говорят! Ты что - глухой? Пойди и проспись! От тебя разит вином! Не таращи глаза! Ну, уходи!
- Мне очень жаль, - сказал Сократ. - Ты кричишь, а я молчу. Вот и получается, что ты осёл, ибо сам сказал: осёл кричит, когда умный молчит.
- Долой осла! - потребовал смеющийся народ. - Долой глупого крикуна! Теперь ты говори, Сократ.
- Мне нельзя, - сказал Сократ, заняв место убежавшего оратора. - Мне запрещено говорить в гимназиях, у портиков, на площадях, на лужайках, у торговых рядов, в собраниях, на улицах. Мне разрешено разговаривать только дома и только с собственной женой. Но я и с нею давно ни о чём не говорю, потому что мы понимаем друг друга без слов. И вот я хочу спросить: надо ли нам разговаривать, если мы давно друзья и понимаем всё без слов? Думаю, что не надо. А если мы враги, то не лучше ли нам поговорить с помощью оружия?
Люди притихли, слушая его. Те, что стояли поодаль, подошли ближе.
- Когда говорит твой друг, он старается помочь тебе, - продолжал Сократ. - Когда говорит враг, он хочет тебя одурачить, убедить тебя в том, что чёрное - это белое, что рабство лучше свободы, что войны должны кончаться только его победой, что его ложь слаще нашего вина. Один человек рыл колодец и выбрасывал наверх камни. Другой стоял у колодца и бросал камни вниз. Оба они бросали камни. Но один - чтобы добыть воду, а другой - чтобы проломить первому голову. Кого бы вы предпочли?
- Первого, Сократ! Первого! - закричали разом из толпы.
- А вот вам другой пример, который всем известен. Фемистокл воздвиг Длинные стены, а Ферамен в угоду спартанцам разрушил их. Некий юноша Клеомен, которого уже нет в живых, спросил Ферамена, которого тоже уже нет в живых, как он смеет идти наперекор Фемистоклу. Вы знаете, что ответил Клеомену Ферамен? Он сказал: "Я не иду наперекор Фемистоклу. И он воздвиг эти стены для блага граждан, и мы разрушим их для их же блага". Теперь мы знаем, что такое благо в устах Фемистокла и что такое благо в устах Ферамена.
Сократ уже заметил в толпе одного из тех, кто целыми днями околачивался возле его дома. Следовало бы, наверное, остановиться, но Сократ продолжал:
- И вот некто сказал, что мудрость одного выше мудрости многих, что тысяча красноносых не додумается до того, что может придумать один благородный. Но крайней мере так говорил оратор, которого вы прогнали. И на Пифийском храме написано: "Худших - большинство". Может быть. Но мудрость мудрых в том и состоит, чтобы приносить людям благо. Умение управлять государством - в умении любить свой народ. Мудрый пастух умножает стадо, мудрый стратег укрепляет город, мудрый правитель возвышает народ, мудрый земледелец сеет ячмень и пшеницу, а не цикуту!
Сократ увидел башмачника Симона и спросил:
- Скажи, Симон, разве не проще жилось бы тебе, если бы все люди стали одноногими?
- Проще! - ответил Симон.
- А если бы все оказались без ног?
- Тогда я остался бы без дела! - сказал Симон. - И без куска хлеба!
- Правильно! - засмеялся вместе с другими Сократ и добавил, когда все успокоились: - И вот я думаю: не оставить ли нам без дела того мудреца, который лишает нас головы?
- Боюсь, что теперь и тебя лишат головы, - сказал Сократу Симон, когда они возвращались домой. - Какой демон дёргал тебя за язык? Город кишит доносчиками. Быть беде, - вздыхал он. - Ох, быть беде. И вот ещё несчастье: говорят, что в Элевсине на алтаре Деметры нашли дохлую крысу.
Они расстались у дома Сократа, но вечером увиделись снова: Сократ пришёл к Симону, чтобы встретиться со служанкой несчастной Тимандры.
- Знаешь, - сказал Симон Сократу, - уже многие из твоих слов, произнесённых у портика Зевса, разлетелись по Афинам и появились на стенах домов.
- Интересно, какие же.
- А вот: "Худших - двадцать девять, а лучших - большинство".
- Но я этого не говорил.
- Дословно - нет, а вообще - сказал.
- Что ещё? - спросил Сократ.
- Стихи: "Оставим без дела того мудреца, который в народе увидел глупца!" И другие: "Срытые стены - дело измены".
- Это лучше, чем я говорил, - сказал Сократ.
- И ты этому радуешься?! - возмутился Симон. - Эти слова - твой смертный приговор!
- Не торопись оплакивать меня, Симон.
На этом разговор пришлось прервать: пришла Феодата, служанка Тимандры.
- Не побоялась? - спросил Сократ.
- Меня сопровождает привратник. Он остался за дверью, - ответила Феодата и положила перед Сократом на стол свёрток, перевязанный лентой.
- Что это? - спросил Сократ и взвесил свёрток на руке. Свёрток был тяжёл, словно камень.
- Здесь наконечник того копья, - сказала Феодата. - Я не могла принести всё копьё. Но наконечник снял с древка привратник...
- А не позвать ли нам сюда и привратника? - предложил Сократ.
- Я знаю всё, что знает он, но он не знает и десятой доли того, что знаю я, - возразила Феодата.
Сократ взглянул на Симона - это был знак к тому, чтобы он удалился.
Симон хлопнул себя по бёдрам, будто вдруг вспомнил о чём-то важном и неотложном, и нырнул под полог, за которым был выход во двор.
- Что же ты знаешь? - спросил Сократ, когда Феодата села.
- Я знаю человека, который приходил к госпоже, - шёпотом ответила Феодата.
Сократ не стал убеждать её в том, что их никто не подслушивает.
- Ты можешь назвать имя этого человека? - спросил он.
- Нет.
- Ты не знаешь или ты боишься?
- Я боюсь.
- И ты не назовёшь его?
- Нет.
- Но я догадаюсь?
- Да, ты догадаешься. Он спрашивал Тимандру о том, что она рассказала тебе о смерти Алкивиада.
- Ты подслушала?
- Он спрашивал так громко, что я не могла не услышать.
- И что ответила Тимандра?
- Она ответила, что рассказала тебе лишь о том, что уже рассказывала ему. Он ей не поверил.
- Почему ты так решила? - спросил Сократ.
- Потому что он кричал на неё.
- Он ей угрожал?
- Да.
- Ты узнала его по голосу или потому, что видела его?
- Я узнала его по голосу.
- Значит, ты слышала его голос раньше?
- Да.
- И значит, видела?
- И видела, - вздохнула Феодата.
- Где?
- На состязании поэтов в театре Диониса.
- Ты была там вместе с госпожой?
- Госпожа всегда брала меня с собой, - всхлипнула Феодата. - Она была очень доброй.
- Где ты видела его ещё? - спросил Сократ, когда Феодата вытерла слёзы.
- У Пёстрого портика, где собираются софисты. Он спорил с ними.
- Успешно? - усмехнулся Сократ.
- Не знаю. Я мало что смыслю в спорах софистов. Но он упоминал твоё имя.
- Как?
- Без почтения.
- Он очень влиятельный человек? - спросил Сократ.
- Да, теперь он очень влиятельный человек, - снова заговорила шёпотом Феодата.
- Поэтому ты боишься называть его имя?
- Поэтому.
- Я тебя понимаю. Но вот что ты можешь назвать без боязни, Феодата. Представь себе, что мы выбрали тридцать или двадцать девять самых влиятельных афинян и поставили их в один ряд по степени важности. Где стоял бы этот человек?
- Он стоял бы первым, - ответила Феодата и заплакала.
- Прости меня, - сказал Сократ. - Я не должен был спрашивать тебя об этом. Ты сказала больше, чем могла. Правда?
- Да, правда. Но я привыкла отвечать на вопросы. Что ты хочешь ещё узнать?
- Только то, о чём ты думаешь, Феодата.