Все было очень плохо. Серьезно, это было невыносимо, особенно стоять коленями на горохе, не понимая, что собственно происходит, ты ведь просто рисовал, а оказывается должен был переписать житие Сергия Радонежского, дабы рука и голова запомнили каждое святое слово. И еще говорила, что хочет отдать тебя в семинарию, и говорила это на полном серьезе.
А ты больше всего любил бабушку и в семинарию не особо намеревался. А еще стал осознавать, что происходящее вокруг какая-то полная хрень, и религия тут не при чем, просто человек на голову болен, и ты, маленький проказник, стал стараться как-то всего этого избежать. Расспросить даже пытался о противоречиях и тех вещах, которые помогли бы убедить твою маму что она ошибается. Неудачно получилось, она кричала про бесноватого и весьма сильно хлестала за подобное.
Ты уже забыл о сверстниках, которые над тобой в открытую издеваются из-за всего этого. Слово пост вызывает у тебя дрожь– и так с едой все паршиво, так вот в пост еды нет вообще. На хлебе(немного) и воде в редкие дни, дабы очистить тело и душу.
И ты выдумал себе воображаемого друга, разговаривал с ним, точнее с зеркалом, и это был единственный, кто кроме бабушки тебя понимал.
Но стало еще хуже, она стала тебя чаще бить, а ты, маленький сопливый нытик, возненавидел ее. Нет, серьезно, ты стал мечтать, чтобы этот кошмар закончился, и мечты мечтами, но ты решил в один вечер не идти после школы сразу домой, а еще погулять, потому что дома плохо и страшно. Да, пришел ты в тот вечер позднее и получил за непослушание розгами, тебе было больно и паршиво, а позже твоя мать потом сидела с какой-то неопрятной подругой (не менее поехавшей), которая рассуждала, что правильно тебя розгами хлестали, так и надо, и говорили они, что семинария верное решение, нечего в этих институтах, проклятых делать, там все от лукавого.
А ты слушал, что тебе оказывается надо научиться праведности, ибо лукавый у тебя соблазны начал вызывать, а главное, мать, свою мать окаянный не слушается, и всякое еще звучало в подобном духе.
Не знаю, может шутила, а может и нет, но именно в тот момент ты захотел, как никогда раньше избавиться от нее, чтобы больше ты никогда не оказался, как сейчас, стоя в углу зареванный коленями на горохе. Проклятый домострой.
И в ту ночь маленький мальчик решил убежать из дома. Но сначала хотя бы чай попить, но тут услышал, что его мать ходит в соседней комнате и читает молитву, повторяя себе какой у нее сын грешный (а обычно она в это время читает молитву к Господу нашему Иисусу Христу, потом молитву об исцелении одержимых нечистыми духами, потом молитву для защиты от нечистой силы, молитву против демонских козней, и еще очень много молитв, из комнаты не выходит несколько часов), ты тогда пулей вылетел из дома и пошел гулять по зимнему городу. Было холодно, ты гулял долго, грелся в подъездах, и тут вспомнил, что ты не зажег газ, когда убегал, ибо нашел в кармане коробок со спичками, хотя ими ты точно не пользовался.
И еще есть хотелось, пока ты бродил ночью, и еще ты весьма так замерз, думал даже что-нибудь поджечь, чтобы согреться, коробку около помойки, например, и идя домой, ты думал о чайнике, и вспомнил что у нашей матери была очень простая традиция– ходить ночью со свечкой, свет дома обычно не включали по какой-то одной ведомой ей причине. И да, внутри тебя в тот момент происходила борьба– ты одновременно считал, что надо скорее бежать домой (а бродил ты очень долго и замерз конкретно так), у нашей матери мог быть насморк и она не могла почуять газ. С другой стороны, ты считал, что так ей и надо, ненавидя тот кошмар, царивший в доме, что она тебе устроила.
И размышляя, ты думал и думал, мнения оба были для тебя важны, и чем больше ты шел, тем сильнее ты хотел, чтобы нашей матери не стало. Дети не знают пощады, отрывая божьим коровкам лапки не чувствуют сострадание к живому существу, а на войне и подавно ребенок спустит курок не раздумывая.
Ты испытывал обиды, ты прекрасно понимал, что если взорвется газ, то пострадают и соседи. Но ты вспомнил, как те, кто жил за стенкой, включали телевизор на большую громкость, услышав твои крики и плачь. Тебе никого не было жалко в тот момент. Ты говорил со своим воображаемым другом, и вы спорили как поступить.
И подходя обратно домой, осознавая, что если наша безумная маман сейчас не спит и поймает тебя, то тебе светит много боли. И ты услышал тот звук, который навсегда разделил нас с тобой. Когда земля задрожала, как будто что-то очень сильно ухнуло об землю.
В момент, когда ты услышал звук взрывающегося дом, ты понял, что твоя мать со свечкой вошла на кухню и погибла, а заодно уничтожила пол дома. Именно в тот момент в тебе что-то сломалось, и твое сознание, будучи единым, разделилось– один был собственно ты, злой, агрессивный, жаждущий мести и абсолютно не ставящий чужую жизнь ни во что.
А вот твой воображаемый друг приобрел часть твоего сознания, с той же личностью, только с другими мыслями. Проще говоря я был твоим мнением, которое считало, что ты должен был бежать обратно и выключить газ, потому что все же она мать и еще там находились невиновные соседи.
Именно я в тот момент кричал тебе что ты натворил, пока ты бежал сломя голову, смеясь и плача, и внутри тебя твой разум при этом еще и считал произошедшее правильным, убеждал что так им и надо, а заодно еще и избавился от меня, твоего брата. Ты захотел, нет, ты чертовски сильно захотел, чтобы я замолчал, настолько сильно, что так и произошло. Ты предпочел меня уничтожить, а разум попросту меня удалил как чужеродный элемент. Я был слаб, и ты мало того, что меня практически стер, так еще и закинул настолько далеко в подсознание, что мне потребовалось несколько долгих лет, чтобы выбраться, а при этом еще и осознать нереальность происходящего в тех мирах.
Да, в тот момент, когда произошло раздвоение, оказалось, что ты взял в свою власть наш общий разум, а меня, осознавшего все что ты натворил, ты выкинул за пределы. Стер, словно меня и не было. Можешь называть меня своей совестью. Но все дело в том, что ты в тот момент, осознав произошедшее, еще и снял с себя вину.
Пока ты подходил к разрушающемуся дому, а напуганные разбуженные жители выглядывали из выбитых окон, тебя тогда еще захлестнула истерика, что погибла твоя мать, что пол дома сложилось, ты тогда нескольким семьям сон прервал навсегда. Удивительно, никто из взрослых не обратил внимание, почему поздно ночью мальчик оказался на улице, хотя ты сказал тогда что выносил мусор. И тебе поверили. Чудеса.
Дома тогда взрывались и из-за терактов, а версия о плохом газовом оборудовании и износе была самой востребованной. Мол утечка, мол да, пиз*ец, как тебе повезло малыш. Почему ты выносил мусор так поздно– а на это им было пофиг, тебя никто ни в чем не обвинил, тебе предстояло жить с бабушкой, и постепенно ты сам же и стер из памяти воспоминание с чайником, и благополучно поверил в историю о счастливом спасении и другой ерунде.
Я же всегда считал, что ты мог бы и успеть, если бы не шлялся медленным шагом, мог бы их всех спасти. Я никогда этого не забывал. Всегда. Именно поэтому ты уничтожил меня, принял именно ту версию, которая была удобна тебе. Я же оказался в безумных мирах наподобие сновидений, и ничего не мог поделать. Столько лет я плавал в твоем подсознании, и не понимал, что происходит. А тебе предстояло прожигать свою жизнь и благополучно ее просирать.
Стал грузчиком, много пьёшь -и все было ради этого? Ради этого ты выкосил пол дома? Ради этого я выбирался из преисподней твоего безумия? Ты не знаешь, что я видел, но ничего, я покажу тебе.
Купец стал смеяться, причем его голос звучал как раскаты грома.
И тут перед моими глазами небо вполне натурально погасло наполовину – то есть половина осталась яркая как день, другая половина была ночной, со звездами, а между ними плавный переход. Все вокруг остановилось, машины, птицы застыли. Я пошел по поставленному на паузу городу, не понимая, что собственно происходит и в тоже время, пожираемый изнутри мыслями, что я убил свою мать, убил тех людей, убил невиновных. Я-убийца и я совершенно не понимаю, что сейчас происходит. Это все неправда. Купец все это выдумал.
Внезапно все вокруг меня покрывается глазами, они вылупляются и моргают абсолютно на всех поверхностях, на деревьях, столбах и домах, открываются и их зрачки смотрят на меня, куда бы я не пошел, они следят за мной, небо чернеет, и я слышу голос Купца– у нас глаза повсюду.
А я бегу, совсем рядом звучит колокол, и вдруг понимаю, что вязну в асфальте, из него лезут руки, хватают меня и передо мной появляется Купец. Он пристально смотрит на меня, его восковая кожа начинает медленно сползать, обнажая мускулы и скелет, я начинаю орать и понимаю, что не могу издать ни звука, мои губы склеились, а Купец тем временем превращается в меня самого, потом принимает облик незнакомых мне людей, татуировки на нем постоянно меняются, как и цвет глаз, длина волос и одежда, только крупное женское кольцо на пальце остается прежним, какую бы форму он не принимал. Наконец он принимает постоянный облик, это бледный юноша с тусклыми глазами, и говорит мне– ты теперь в моем мире. Это я его создал. Разводит руками в стороны и смеется, и со всех сторон звучит жуткий смех.
Отсмеявшись, говорит мне что наше тело ненадолго подвисло, окружающие и не заметят, что он вызвал у меня психическую атаку пережитым.