Хофманн уже собирался было обсудить это с ассистентом (позднее тот сообщил, что они ехали довольно быстро), когда обнаружил, что голос ему не повинуется. В чем бы ни заключался механизм, с помощью которого мы облекаем мысли в слова, он больше не работал.
Когда доктор пришел к Хофманну, то обнаружил, что пациент абсолютно здоров физически, но психически… психически Хофманн висел под потолком и глядел вниз на то, что считал собственным мертвым телом. На этот раз, в отличие от прошлой пятницы, он не наблюдал никаких прекрасных фейерверков. Он чувствовал себя одержимым демонами. Когда его соседка зашла занести ему молоко (Хофманн надеялся, что оно, как универсальное противоядие, нейтрализует отраву), он увидел не миссис Р., а "злую, коварную ведьму" в "раскрашенной маске".
Он лежал в постели, мысли метались в беспорядке. Хофманн думал, не навсегда ли он сошел с ума. Вдобавок ко всему прочему его жена с детьми уехали в гости. Что будет, когда они вернутся домой и обнаружат, что папа спятил - какой поучительный пример того, чем иногда заканчиваются эксперименты в психофармакологии!
Хотя человечество с глубокой древности использовало наркотики для удовольствия и лечения, психофармакология как признанная отрасль науки насчитывает всего около ста лет. Первым научным трудом на эту тему считается "Die Narkotischen Genumittel und der Mensch" ("Наркотические возбуждающие вещества и человек") фон Бибры, опубликованный в 1855 году. В этой работе описывается семнадцать различных растений, воздействующих на человеческую психику. Фон Бибра предлагал заняться исследованиями этой почти неизвестной части ботаники, и тридцать лет спустя его путь повторил берлинский токсиколог Луис Левин. В 1886 году Левин опубликовал первое фармакологическое исследование о каве, растении южных морей. Местные жители считают, что напиток, сделанный из нее, намного превосходит по своим качествам алкоголь.
Через год после опубликования монографии и, вероятно, вследствие этого Левин получил от Парка и Дэвиса, американских фармацевтов, основавших международную фармацевтическую корпорацию с тем же названием, несколько кактусов мескаля. "Мускаль" или "мескаль" - так американцы называли кактус, который у мексиканцев носил названия "пейотль". Издавна популярный у мексиканских индейцев, после гражданской войны он стал распространяться и к северу от Рио-Гранде и быстро приобрел ритуальный статус у индейцев кайова и команчей. Левин, заинтересовавшись, на собственные средства отправился в юго-западную Америку, где обнаружил огромное количество образцов. Один из них, карликовый кактус, был позднее назван "Anhalonium lewinii". Вернувшись в Берлин, Левин в лаборатории выделил четыре различных алкалоида, содержащихся в пейотле, однако после того как эксперимент на животных не смог показать, который из них психоактивен, на опыты над собой не решился. Вместо этого он обратился к своему коллеге, доктору А. Хеффтеру, который принимал по алкалоиду до тех пор, пока не смог обнаружить самый сильнодействующий, названный им "мескалин".
Альберт Хофманн, Отец ЛСД, со своим детищем на руках
Как в иные времена интеллектуалы сплотились вокруг энциклопедии Дидро, так и Левин и Хеффтер тоже участвовали в коллективном проекте, начатом еще Линнеем, который пытался классифицировать природу во всем ее разнообразии. Это был проект, переступавший культурные и классовые границы. В основном в нем участвовали любители: увлекающийся ботаникой священник, барон, финансировавший экспедиции, врач, любительски интересующийся токсикологией и фармакологией. Пей-отль, попавший к ним в романтическом ореоле американского фронтира, заинтересовал всех. Кактус посылали во все крупнейшие музеи. Левин самолично передал его Полю Хеннингу для берлинского королевского ботанического сада, а другой немец, Хельмхольц, послал образец в Гарвард.
Подобную посылку получил и Вейр Митчелл, физиолог из Филадельфии, специализировавшийся на нервных расстройствах ("Повреждения нервов и их последствия", 1872) и исторических романах ("Хью Винн, свободный квакер", 1896). Прочитав о пейотле в "Терапевтической газете", он написал письмо автору статьи, доктору Прентису. И вскоре получил посылку с небольшим количеством кактусов. Двадцать четвертого мая 1896 года он их попробовал.
Вначале Митчелл ощутил прилив энергии, сопровождавшийся ощущением необычайной остроты ума. Митчелл решил это проверить, засев за статью по психологии, написание которой он откладывал уже неделю. Но статья не поддавалась. Тогда он попытался сочинять стихи и решать в уме математические задачи. Но ни то ни другое не подтвердило его ощущения расширившихся умственных способностей. Тогда утомленный Митчелл отправился вздремнуть в спальню. И тут пришли видения. Позднее, на строгих страницах "Британского медицинского журнала", Митчелл, описывая эксперимент, упоминал, как перед его взором возникали тысячи галактических солнц и готическая, светящаяся слабым светом, башня вздымалась на невиданную высоту. Это был фантастический пейзаж, похожий на картины американского художника Максфилда Пэрриша. Прочитав статью Митчелла, этим материалом заинтересовались Хэвлок Эллис и Уильям Джеймс.
Англичанин Хэвлок Эллис был во многом похож на Митчелла. Он тоже был медиком, предпочитавшим литературные труды ежедневной врачебной практике. Однако, хотя он опубликовал сотни стихов, эссе и медицинских статей, сегодня Эллиса помнят в основном по шумихе, поднятой вокруг его внушительной семитомной "Психологии секса", книги, которая была запрещена в Англии как непристойная. В страстную пятницу 1897 года, один в своем лондонском доме, Эллис, съев три пейотля, стал ждать результата. Скоро на него нахлынула лавина образов, только в отличие от видений Митчелла, они скорее напоминали картины не Пэрриша, а Моне.
Заинтригованный Эллис решил угостить пейотлем художника. В качестве подопытного кролика он использовал одного своего друга. Однако он дал ему слишком большую дозу, и бедняга почувствовал "адскую боль в сердце и ощущение надвигающейся смерти". В какой-то момент Эллис предложил ему съесть бисквит. Но когда художник взял бисквит, тот загорелся и крошечные голубые огоньки, перекинувшись на его брюки, заплясали у него на боку. Когда же он все-таки поднес его ко рту, тот засветился голубым светом, который был "насыщенней цвета воды в голубом гроте на Капри" - по крайней мере, именно так он описал это ошеломленному Эллису. В то время как Эллиса покорило в пейотле изменение мира - "такое тихое и внезапное чувство озарения. Понимание всего окружающего, в котором еще за мгновение до этого ты не видел ничего необычного", то художник пережил нечто похожее на помешательство: "странность происходящего потрясла его гораздо больше, чем красота".
Эллиса это не остановило. Он дал попробовать пейотль нескольким другим своим друзьям, среди которых был известный поэт Уильям Батлер Йитс. Он определял свои переживания в "другом мире" как "экстравагантные": "Это выглядело так, словно передо мной быстро прокручиваются справа налево наплывающие друг на друга пейзажи, каждый из которых был абсолютно нереален. Я видел, например, восхитительных драконов, дыхание которых казалось неподвижными струями пара, и белые мячики, балансирующие на конце этого дыхания".
Хэвлок Эллис описал свои опыты в эссе "Мескаль: новый искусственный рай", появившемся в 1898 году в "Контемпорари ревью". В основном статья была описательной, но в ней присутствовало и несколько выводов, самым смелым из которых был тот, что любой образованный джентльмен должен хоть раз или два в жизни попробовать пейотль.
Для редакторов "Британского медицинского журнала" это было уже слишком, и они опубликовали гораздо более консервативную статью о пейотле Вейра Митчелла. Не верьте "новому раю" Эллиса, - предупреждали издатели, - на самом деле это "новый ад".
Отдавая дань уважения силе описаний мистера Эллиса и его друзей, мы хотели бы указать на то, что такое восхваление несет в себе опасность для людей… Мистер Эллис, правда, утверждает, что, по его мнению, постоянное употребление больших количеств не несет никакого вреда здо-ровью. Однако он говорит, что "для здорового человека попробовать раз или два мескаль это не только незабываемое удовольствие, но и, без сомнения, определенный опыт". Нам кажется, что это слишком большое искушение, по крайней мере для той части наших читателей, которые всегда ищут новых ощущений.
В ответ же на фразу Эллиса, что любой образованный человек должен попробовать пейотля, редакция сухо замечала, что индейцев кайова из американских прерий вряд ли можно назвать "самыми образованными обитателями Америки".
Читая редакционную статью, вероятно, прабабушку всех антипсиходелических статей, можно выделить два типа используемой аргументации, ни один из которых, по сути, не научен. Первый - полемическое заострение терминов, типа "рай-ад". Второй - характерное для протестантской морали утверждение, что ощущения, особенно новые ощущения, - это плохо. Наркотики вроде пейотля, писали редакторы, - это не для поря-дочных людей. И это - притом, что, судя по всему, они полемизировали с теми двумя уважаемыми людьми, которые уже попробовали пейотль и считали этот опыт ценным.