- А кто тебя знает! Говорил - молчи, я всех и отваживаю. Оставь ты, Семен, не путайся с ними!.. Я вот ему, паршивцу, я вот ему, негоднику! - зашипела вдруг Серафима, увидав через щель крыши, что пузатый Мишка поймал серого утенка и ловчится засунуть его в мыльное корыто. - И этот тебя весь день тоже ищет, - тихонько рассмеялась Серафима. - "Где дядька? Дядька, говорит, богатый, с сахаром". Ты будешь уходить, Семен, оставь сахару сколько ни то. Сладкого-то у них давно и в помине нету.
- Ладно, ладно! - поморщился Бумбараш. - Вы только глядите помалкивайте…
- Господи, что мы - чужие, что ли? Я уж, кажись, и так - как могила.
Перед тем как лечь спать, он захотел пить, но нечаянно опрокинул чашку с квасом на сено. Спуститься вниз он не решился. В углу крыши зияла широкая дыра, над которой раскинулись ветви густой яблони. Бумбараш встал, сорвал на ощупь яблоко, сунул его в рот и раздвинул влажные листья.
Перед ним раскинулось звездное небо, - и среди бесчисленного множества он теперь сразу нашел те три звезды, из-за которых он попал в плен, болел тифом, цингою, потерял избу, костюм, коня и Вареньку…
Это случилось при отступлении от Ломбежа на Большую Мшанку.
Бумбараш заскочил в хату батальонного штаба, чтобы спросить вестовых, куда, к черту, провалилась восьмая рота. Бородатый офицер, кажется прапорщик, сидя на корточках, кидал в печку остатки бумаг и, чтобы быстрей горели, ворошил их почерневшим клинком шашки.
Он всучил оторопевшему Бумбарашу перевязанный телефонным проводом сверток, вывел на крыльцо и острием шашки показал на горизонт.
- Подними морду и смотри левее, - приказал он. - Иди до околицы, там свернешь вон на эти три звезды: две рядом, одна ниже. Дальше идти прямо, пока не наткнешься на саперный взвод у переправы. Там найдешь адъютанта третьего батальона. Передашь сверток, возьмешь расписку и отдашь ее командиру своей роты.
Бумбараш повторил приказ и, проклиная свою несчастную долю, которая подтолкнула его заскочить в хату, попер полем, время от времени задирая голову к небу.
Он был голоден, потому что шрапнельный снаряд разбил ротную кухню как раз в ту минуту, когда кашевар отвинчивал крышку котла с горячими щами.
Но всего только час назад ему посчастливилось стянуть из чужой каптерской повозки банку с консервами. Банка была без этикетки, и вместе с голодом его одолевало любопытство - рыбные это консервы или мясные?
Выбравшись в поле, он опустился на траву, достал кусок кукурузного хлеба, снял штык и пробил в жестяной крышке дырку. Чтобы не потерять ни капли, он быстро опрокинул банку ко рту.
Липкая, едкая, пахнувшая бензином краска залила ему губы, ударила в нос и обожгла язык. Отплевываясь и чертыхаясь, он вскочил и понесся отыскивать воду.
Долго полоскал он рот, скреб язык ногтем, вытирал рукавом губы и жевал траву.
Наконец, убедившись, что дочиста все равно не отмоешь, еще более голодный и усталый, чем раньше, он зашагал по полю. Надо было торопиться.
Он поднял голову, разыскивая свои путеводные звезды, однако там, куда он смотрел, их не было.
Он вертел голову направо-налево. Ему попадались созвездия, раскинувшиеся и крючками, и хвостами, и ковшами, и крестом, и дыркою… Но тех трех звезд - две рядом, одна пониже - он не мог разыскать никак. Тогда он пошел наугад и через час нарвался в упор на головную заставу австрийской колонны.
Бумбараш съел яблоко и взялся поправлять свое измятое логово. Глухой взрыв ударил по ночной тишине.
Бумбараш вскочил на ноги.
"Бомба! - сразу же догадался он. - Для снаряда слабо, для винтовки крепко. Кто бросает?.."
Почти следом раздались три-четыре выстрела. Потом стихло. Потом уже не переставая, то приближаясь, то удаляясь, редкие выстрелы защелкали с разных сторон.
"Чтоб вам и на том свете не было покою! - обозлился Бумбараш. - И когда это все кончится!"
Он кинулся на сено, укрылся шинелью и решил назло спать, хотя бы на улицах дрались в штыковую.
- Хватит! - бормотал он. - Я к вам не лезу. Отвоевался…
Однако для спанья время он выбрал плохое. Кто-то забежал во двор и тихонько постучал в форточку. Вскоре на сеновал взобралась запыхавшаяся Серафима.
- Семен! - позвала она. - Вставай, Семен! Скорее!
- Что надо? - огрызнулся Бумбараш. - Убирайтесь вы к черту! Я спать хочу!
- Вставай, очумелая башка! - ахнула Серафима. - Слезай! Бери сумку. Внизу Варька.
Одним махом Бумбараш слетел на кучу навоза, и тотчас же из темноты к нему подскочила Варенька.
- Беги! - зашептала она. - Тебя ищут! Яшка Курнаков бросил бомбу. Забрали три винтовки… Шурку Плюснина убили… Гаврилка думает, что ты с ними заодно. Найдут - убьют!
- Погоди! - вскидывая сумку за плечи, пробормотал разгневанный Бумбараш. - Я еще вернусь! Я ему убью! Дай только разобраться…
Выстрелы раздавались все ближе и ближе. Но стреляли, очевидно, наугад, без толку.
- Ну, бог с тобой, уходи, уходи! - заторопила Серафима. - Мимо воробьевской бани ступай, прямо через речку, вброд - там мелко.
- Через мельницу не ходи, - прошептала Варенька, - там наши… банда. Пусти, Семен, теперь уже нечего!
Она вырвалась и убежала.
В избе захныкали потревоженные ребятишки.
Бумбараш выломал из плетня жердь и, не сказав ни слова, зашагал через огородные грядки к спуску на речку.
Серафима перекрестилась и юркнула в избу.
Через минуту в окошко застучали. Серафима молчала. Тогда забарабанили громче и загрохали прикладом в калитку.
Серафима с яростью распахнула окно и плюнула прямо кому-то в морду.
- Ах ты, бесстыжая рожа! - взвизгнула она на всю улицу. - Ты, Пашка, чего безобразишь? С постели соскочить не дают! Мужик больной, детей до смерти перепугали! Ты бы еще оглоблей в стену!.. Ну, чего надо? Нету, говорю, Семена! Так вам с утра еще было и сказано. Идите ищите! Нам он и самим как прошлогодний снег на голову… Да что ты мне своим ружьем в грудь тычешь? Так я твоей пули и испугалась!
Проснулся Бумбараш под стогом сена верстах в десяти от Михеева и в тридцати - от Россошанска.
Утро было теплое, солнечное. На речке гоготали гуси. Под горою, на лугу, ворочалось коровье стадо.
По дороге тарахтели телеги, и с котомками за плечами шли мирные путники.
И чудно было даже вспомнить и подумать, что по всей этой широкой, спокойной земле, куда ни глянь, куда ни кинь, упрямо разгоралась тяжелая война.
Бумбараш подошел к ручью, умылся, напился, а позавтракать решил в деревне Катрёмушки, до которой оставалось уже недалеко.
И странное дело… Шагая по мягкой проселочной дороге, пропуская обгонявшие его подводы, здороваясь с встречными незнакомыми пешеходами, под лучами еще не жаркого солнца, под свист, треньканье и бренчанье лесных пичужек, впервые ощутил Бумбараш совсем неведомое ему чувство - безразличного покоя.
Впервые за долгие годы он ничего не ждал и сам знал точно, что и его нигде не ждут тоже. Впервые он никуда не рвался, не торопился: ни с винтовкой в атаку, ни с лопатой в окопы, ни с котелком к кухне, ни с рапортом к взводному, ни с перевязкой в лазарет, ни с поезда на подводу, ни с подводы на поезд. Все, на что он так надеялся и чего хотел, - не случилось. А что должно было случиться впереди - этого он не знал. Потому что не был он ни ясновидцем, ни пророком. Потому что из плена вернулся он недавно и то, что вокруг него происходило, понимал еще плохо.
Вот почему, подбитый, небритый, одинокий, Бумбараш шагал ровно, глядел если не весело, то спокойно и даже насвистывал, скривив губы, австрийскую песенку о прекрасной герцогине, которая полюбила простого солдата.
На перекрестке, там, где дорога расходилась влево - на Семикрутово, прямо - на Россошанск, вправо - к станции, - не доходя с версту до деревни Катремушки, стояла на холме прямая, как мачта, спаленная молнией береза.
Береза была тонкая, гладкая, почти без сучьев, и было совсем непонятно, как и зачем у самой обломанной вершины ее кто-то сидел.
- Эк куда тебя занесло! - останавливаясь возле дерева и задирая голову, подивился Бумбараш. - Глядите, какой ворон-птица!..
То ли ветер качнул в это время надломленную вершину, то ли "ворон-птица" не так повернулся, но только он по-человечьи вскрикнул, и неподалеку от Бумбараша упал на траву железный молоток.
"Плохо твое дело! - подумал Бумбараш. - Эк тебя занесло! Теперь возьми-ка, спускайся…"
- Дядька, здравствуй! - раздался сверху пронзительный голос. - Дядька, подай мне молоток!
- Дура! - рассмеялся Бумбараш. - Что я тебе, обезьяна?
- Я бечевку спущу, а ты привяжи…
- Если бечевку, тогда дело другое, - согласился Бумбараш и, скинув сумку, стал дожидаться.
Прошло несколько минут, пока бечевка с сучком на конце опустилась и остановилась сажени за две до протянутой руки Бумбараша.
- Не хватает! - крикнул Бумбараш. - Спускай ниже.
- Сейчас, погоди. Надвяжу пояс.
Сучок опустился еще немного, но и этого было мало.
- Не хватает! - опять закричал Бумбараш. - Спускай ниже, а то уйду…
- Сейчас! - донесся встревоженный голос.
Видно было, как мальчуган, осторожно перехватываясь за корешки сучьев, снял рубашку и надвязал пояс к рукаву.
- Все равно не хватает. Давай, что еще есть!
- Что же мне - штаны скидавать, что ли? - послышался сердитый ответ.
- Да ты давай сам подлезь маленько.
- Еще не было нужды!