"Иди ты к черту! - подумал Ганс и положил кусок сала со шпротиной на краюху хлеба, намазанную маслом. - Какие мы антифашисты? Мы голосовали за социал-демократов, это правда, но, в общем, политикой не занимались, даже на собрания не ходили. И все-таки мы сохранили верность парши даже теперь, когда большинство ее членов стали ренегатами. Эти прямые пособники Гитлера слишком много обещают: будто для бедных настанет рай на земле, будто работы станет вдоволь, а жизненный уровень поднимется на невероятную высоту, да и автономия Судет принесет соплеменникам невообразимые выгоды. Однако кто прикажет господам предпринимателям пустить свои заводы и фабрики и платить рабочим как положено? Депутаты от СНП, которые на собрания ездят в автомобилях и курят дорогие сигары, выступают с господами заодно. Да и чему тут удивляться? Они вышли не из рядов бедняков, которые раз в неделю бегают за нищенским пособием по безработице..."
Ганс посмотрел на часы - пошел двенадцатый. Нужно бы выйти пораньше, ведь городские жители не привыкли ходить в темноте. Ночью дежурит только один патруль, но его следует остерегаться. Ганс надеялся, что с немецкой стороны не объявлена тревога, в противном случае патрули немецкой таможенной охраны были бы усилены отрядами полицейских. А эти парни в серо-зеленых мундирах ни с кем не церемонятся.
Марихен сидела напротив Ганса и маленькими глотками пила горячий чай. Слегка нахмурив высокий лоб, она с неудовольствием смотрела на отца. Ганс видел, что ей очень хочется одернуть его, приостановить поток его ужасных историй.
- Ну что, Марихен, пойдем? - спросил он девушку.
- Да, пора подниматься, а папа все говорит и говорит...
Он улыбнулся ей:
- Может, он таким образом себя успокаивает.
- Почему? Чего он боится?
- Все будет в порядке, Марихен. Ты возьмешь девочку?
- Да.
- По тебе не придется нести ее всю дорогу. Тебя будет менять инженер.
- Хорошо, Ганс, как-нибудь осилим.
Она обращалась к нему по имени, так же, как ее отец. Сегодня они впервые выступали как равноправные партнеры и она впервые получила зарплату.
Ганс налил себе еще одну рюмку коньяка, последнюю. Выпив ее, он встал и взглянул на Кречмера:
- Йозеф, пошли!
Он осмотрел рюкзаки, еще раз проверил прочность лямок. Инженер понесет чемодан, его жена - ручную сумку. У девочки была маленькая сумочка, из которой трогательно выглядывала голова медвежонка. Они договорились, что ребенка по очереди будут нести инженер и Марихен.
- Не бойся, маленькая куколка. Я понесу тебя на спине, хочешь? - спросила девушка.
Девочка улыбнулась ей. У нее были большие карие глаза с длинными ресницами. Марихен подняла ее. Девочка протянула свои ручонки и погрузила их в золотую копну Марихен:
- У тебя красивые волосы.
Марихен крепко прижала ее к себе. Инженер курил одну сигарету за другой. Его жена, врач, держалась гораздо спокойнее. На улице их ждал подручный коммерсанта Дерфель.
Ганс рассказал беженцам об особенностях дороги, по которой им предстояло идти. Он говорил спокойно, короткими, отрывистыми фразами. Сам он пойдет впереди, за ним - Кречмер. Если они натолкнутся на патруль, то начнут говорить так громко, чтобы их услышала Марихен, которая будет идти вместе с остальными приблизительно на расстоянии тридцати метров. Через границу ребенка понесет инженер. Марихен придется сосредоточить все внимание на дороге. Если будут задержаны оба контрабандиста, она сама переведет беженцев через границу. На чешской стороне с ними уже ничего не может случиться. Старший таможенник Карбан - человек порядочный, он не будет чинить им препятствий. Ганс напомнил также, что идти нужно осторожно, особенно по лесу, курить нельзя, потому что выдать их может не только огонь сигареты, но и табачный дым, запах которого долго держится среди деревьев.
Едва Ганс кончил, как Кречмер, словно очнувшись, принялся хватать еду так, что Марихен пришлось одернуть его. Кубичек опять обратился к Гансу:
- Вечером я был в таможне и узнал, что на границе все спокойно, тревоги не объявляли, ночью в наряде будет только один патруль.
Ганс одобрительно кивнул. Он так и предполагал. Интересно, во сколько обошлась коммерсанту эта информация? Наверное, пришлось раскошелиться на бутылку доброго шнапса. Ганса порадовало, что и Кубичек со своей стороны принял кое-какие меры предосторожности.
- И еще кое-что хочу сказать вам, - проговорил коммерсант. - Семья господина инженера приехала из Берлина на грузовике. Помогали им вполне надежные люди, которые умеют хранить тайны. Я сообщаю вам об этом для того, чтобы вы, чего доброго, где-нибудь не проболтались.
- Ясно, - ответил Ганс, - мы же не базарные бабы. Все будет в порядке, это я вам гарантирую.
- Ну, тогда счастливого пути и ни пуха ни пера!
Они вышли. Небо было звездное, на востоке всходил узкий серп луны. В ее бледном сиянии дорога просматривалась довольно прилично. Вообще-то Ганс не любил светлых ночей. А сегодня ему хотелось, чтобы ночь была особенно темной, беззвездной, чтобы густые облака закрыли луну, медленно передвигавшуюся по черному небосводу. Он понимал, что на открытых полянах их большая группа будет очень заметна, поэтому свернул с полевой дороги и по узкой тропе вышел к ручью, вдоль которого тянулись заросли ольховника. По этой дороге он не ходил добрых пять лет. Под прикрытием зарослей они направились к рощицам. Многочисленные следы говорили о том, что тропой этой пользовались постоянно. Чехи ходили в Германию за дешевым маргарином, который немного отдавал рыбой. Однако тому, кто привык, это не мешало. Кречмер ходить по этой дороге не любил. Он утверждал, что тропа излишне петляет, сильно удлиняя путь. Но сегодня Ганс не хотел рисковать, а эту старую контрабандистскую тропу он знал до мельчайших подробностей, хотя и не ходил по ней давно.
Они вошли в рощицу, которая словно предваряла настоящий лес. Ганс отчетливо слышал шаги своих спутников. На полянах они немного скрадывались, но здесь любой хруст был слышен за версту. Казалось, будто это заснеженные деревья, окружавшие со всех сторон лесную дорогу, во сто крат усиливают звук даже самых осторожных шагов.
Вскоре впереди появилась широкая поляна - светлая полоса, отделявшая их от темного частокола леса. Они остановились и сбросили рюкзаки, чтобы передохнуть. Кречмер принялся вращать длинными руками, разминая затекшие плечи. Ганс закурил трубку, инженер - сигарету. Спустя некоторое время Ганс вышел на поляну и прислушался. Через минуту он вернулся обратно. Беженцы тихонько переговаривались. Девочке было холодно. Марихен держала ее на руках, прижимала к себе, чтобы согреть, и шептала ласковые, нежные слова. Ганса растрогали эти терпеливые уговоры. Марихен была хорошей девушкой. Ее отец очень гордился, что у него такая отважная и прекрасная дочь, но лучше бы он держал ее дома или послал в гимназию, пусть бы училась. Если бы Мария Луиза не умерла...
Ганс вздохнул. Мысли его все время возвращались к дочери, которую так напоминала Марихен. Он злился на себя, пытался отогнать эти воспоминания, но они настойчиво лезли ему в голову. "Наверное, я старый чудак и безумец, - думал он. - И слишком долго живу в одиночестве. Пора, видно, сменить образ жизни".
Докторша вынула из сумки маленькую бутылку, открутила пробку и подала ее Гансу. Он сделал несколько небольших глотков - по горлу и желудку сразу разлилась теплота. Несмотря на мягкий вкус, напиток оказался чрезвычайно крепким, гораздо крепче коньяка, которым их угощал Кубичек. Бутылка пошла по рукам, больше всех хватил, разумеется, Кречмер.
- Далеко еще? - спросил инженер, который за время короткого отдыха успел выкурить две сигареты.
- Меньше чем через час мы пересечем границу. Сейчас придется идти очень осторожно. Здесь может появиться патруль немецкой пограничной охраны, а снег хрустит, словно битое стекло, - сказал Ганс.
- Думаете, могут быть какие-нибудь осложнения?
- Пока все идет нормально. Наверное, патрульные забрались куда-нибудь в теплое местечко. Но может случиться, что они мерзнут где-нибудь на переходе, сидя в засаде.
- Мы отдадим вам все, что захотите, - нервно заговорил инженер, но Ганс резко оборвал его:
- Хватит об этом, следите лучше за дорогой - это сейчас самое важное.
Ему не хотелось говорить о деньгах с человеком, который бежит из родной страны, чтобы спасти жизнь себе и своей семье. Деловая сторона вопроса Ганса уже не интересовала. Кубичеки заплатили неплохо, а о том, почему платили именно Кубичеки, хотя речь шла явно не о коммерческой предприятии, он не задумывался. Ну и что? Какая-то сотая их не разорит, они награбили предостаточно. Одному богу известно, сколько зарабатывали они только после одного перехода контрабандистов. Ведь специализировались они не на сахарине и не на маргарине, а на оптике и механике. А это не грошовый товар. Настоящей его цены Ганс не знал, он знал лишь, что фотоаппараты стоят очень дорого. Он видел цены в витринах магазина. А сколько стоит рюкзак, до отказа заполненный коробками с надписью: "Карл Цейс, Йена"? Но теперь не об этом речь. Он дал слово, что переведет беженцев через границу, а свои обещания он привык выполнять. Было время, когда он водил группу контрабандистов и они зарабатывали большие деньги. Только вот однажды Эрик... Нет, лучше об этом не вспоминать. Ганс понимал, что не виноват в смерти Эрика, и тем не менее старая рана все еще болела.
- Ну что, Йозеф, пойдем? - обратился он к Кречмеру.
- Да, пора, - согласился тот, - а то я уже начал мерзнуть.