Сижу один на скамейке, которая на платформе, где раньше был поезд, но теперь его нет, потому что он уже уехал. Тот самый поезд, с которого я сошел. Я сижу и смотрю на людей, которые стоят на платформе, ждут поезда, только другого, не того, на котором приехал я. Я наблюдаю за ними, как они ходят туда-сюда, как будто это какой-то совсем другой мир, который проходит мимо. Он смеется надо мной, ну, этот мир, который проходит мимо, и наблюдает за мной, как я сижу на скамейке совсем один и не знаю, что делать дальше. Мимо проходит какой-то дяденька, бизнесмен. Он смотрит на меня. Это не Ральф и не Рубрик Латинос. Это какой-то другой бизнесмен, незнакомый. Сейчас поздний вечер, все бизнесмены едут домой, дома их дожидаются жены, готовят ужин, накрывают на стол. Мимо проходят какие-то чернокожие парни, но один не совсем чернокожий, а только чуть-чуть. Толстые дяденьки, тонкие дяденьки. Высокие и низкорослые. И еще - толстые тетеньки в черных сверкающих туфлях. И еще - молодые ребята в джинсах, у них у всех такой вид, как будто им нет никакого дела ни до чего. Они просто гуляют, болтают и курят, и им ни до чего нет дела.
Я сижу на скамейке, которая на платформе. По платформе идет мертвый мальчик. На нем футболка, а на футболке написано: "Ствол - самый умный". Мертвый мальчик даже не смотрит на меня, проходит мимо. Он какой-то сердитый. Он проходит мимо, и теперь мне видно, что написано у него на футболке сзади: "И мертвый".
Интересно, а как я выгляжу со стороны? Сижу на скамейке, на платформе, которая на вокзале. В костюме, как у настоящего бизнесмена, хотя я вовсе и не бизнесмен. Наверное, со стороны это выглядит очень смешно.
Я встаю со скамейки. Достаю из кармана билет на поезд. Это такая карточка из твердого пластика. Я читаю, что там написано, на карточке. Там написано: "Реддинг". Я надеюсь, что это не просто билет туда, а туда и обратно, потому что я не собираюсь торчать тут всю ночь и смешить людей...
Ральф подбегает ко мне, к тому месту, где я стою. Он весь запыхался, щеки красные, как попа у малыша, которого отшлепали по попе. Ральф говорит:
- Ствол. Прости, ради Бога. Ты же знаешь, как это бывает...
Я молчу. Потому что я злюсь.
- Да ладно, Ствол. Не сердись. Прости нас с Рубриком. Мы слегка... э... увлеклись. - Ральф сует руки в карманы. Портфель он поставил на землю, у ног. Он оглядывает всю платформу, потом опять смотрит на меня. Я снова сел на скамейку. Я все еще злюсь. - Ты не подумай, Ствол. Ничего не было. Это все - чисто платонически. Кстати, ты хочешь есть?
Я киваю.
- Пойдем поедим. - Ральф протягивает мне руку и говорит: - Ну, вставай. - Я беру его руку, и он помогает мне встать. Мы идем ужинать.
- Так, я, наверное, начну с супа. А ты, Ствол? Уже выбрал?
Я читаю меню. Ральф Эггертон сидит прямо напротив и смотрит на меня. Официант стоит рядом и тоже смотрит на меня. Держит в руках карандаш и блокнотик. Я читаю меню.
- Ствол, вот здесь. - Ральф говорит: - Видишь? Закуски и первые блюда.
- А, - говорю. - Я буду... я буду... вот, креветки на булочке.
- Хорошо. - Ральф Эггертон смотрит на официанта, который пишет у себя в блокноте. - Грибной суп "Ядреный" и креветки на булочке. Ствол, хочешь чего-нибудь выпить?
Я улыбаюсь. Нет, нет и нет. Только не апельсиновый сок с газировкой.
- Я буду вино.
- Вино. - Ральф смотрит на официанта, который ждет с карандашом наготове. Он - настоящий профессионал. Ральф говорит: - Бутылку красного.
- Хорошо, сэр.
- Теперь горячее. Я, пожалуй, возьму spaghetti con le punte di asparagi. - Ральф ставит локти на стол и улыбается мне, положив подбородок на руки. - Ствол, ты что-нибудь выбрал?
Я качаю головой.
Ральф берет меню, смотрит в него и говорит:
- Вот. Тебе точно понравится. Pennette tricolori con pepperoni e pomodori secchi. Ты любишь перец?
Я киваю.
- Вот и славно. - Ральф смотрит на официанта. Отдает ему меню и говорит: - Spaghetti con le punte di asparagi и pennette tricolori con pepperoni e pomodori secchi. И ваш самый лучший фирменный десерт. Две ложки. Спасибо.
- Хорошо, сэр.
Ральф Эггертон смотрит на меня и улыбается. Его усы как будто подрагивают в мерцающем свете свечей. Он мнет в пальцах салфетку, которая красная. Потом кладет салфетку на стол. Стол накрыт клетчатой скатертью в красно-белую клетку. Ральф улыбается и говорит:
- Ну ладно, вернемся к нашим баранам.
- К каким баранам?
- К нашему прерванному разговору. - Ральф говорит: - Вести разговор - это большое искусство. Расскажи мне о себе. О своей личной жизни.
- О чем?
- Ствол, у тебя сейчас кто-нибудь есть? С кем ты встречаешься... э... и вообще?
- Да, - говорю. - У меня есть девушка.
- И как ее зовут?
- Звездочка, - говорю. - Но сейчас мы с ней не видимся.
- Решили устроить себе перерыв?
- Ну, типа того.
- Порезвиться на травке?
- Мы не резвимся на травке. Ее вообще не выпускают из дома. Мама ей не разрешает никуда выходить.
- Все ясно. - Ральф говорит: - Отношения между мужчиной и женщиной - они всегда непростые. Всегда подавляют и обременяют. А, вот и вино.
Официант приносит вино. Держит бутылку, обернув ее полотенцем. Ну, как будто бутылка грязная или противная, хотя она вовсе не грязная. И не противная. Это очень хорошая бутылка. Просто шикарная. Официант разливает вино по бокалам. Один - для Ральфа, второй - для меня. По вкусу - как черная виноградная шипучка, только без газа.
Ральф говорит:
- А вы с этой девушкой... с твоей подругой...
- Со Звездочкой.
- Да. - Ральф говорит: - Вы со Звездочкой. Вы с ней...
- Что?
- Вы с ней...
- Что?
- Вы с ней ходите по ресторанам?
Я качаю головой.
- У нас с ней не так много денег.
- Жаль. Очень жаль. - Ральф поднимает глаза к потолку. Под потолком крутится вентилятор. - Ничто так не сближает, как интимная трапеза при свечах. Сколько сердец соединилось над ресторанными столиками.
Я пожимаю плечами.
- Я бы сказал, что немало.
- Ну, - говорю, - это все для богатых.
- У вас тоже должны быть свои рестораны, которые недорогие.
- Ничего у нас нет.
Ральф задумчиво чешет подбородок.
- Тогда как же вы сходитесь? Э... в смысле, общаетесь?
- Ну...
- Любовь расцветает в подходящей для этого обстановке. А если такой обстановки нет... как же тогда?
- Я не очень в этом понимаю. - Я пытаюсь ему объяснить: - Я просто люблю ее, и все такое. Очень люблю. Но когда я не ем таблетки...
- Таблетки?
- Да, - говорю. - Ну, знаете. Ешки и стразы.
Ральф понимающе кивает и говорит:
- Понятно. Продолжай.
- Когда я не ем таблетки, я вообще ничего не могу. Ну, в смысле любви.
- У тебя сложности?
- Да.
- Тебе трудно выразить...
- Да.
- Трудно сказать ей...
- Ага.
- Что ты ее любишь.
- Нет. - Я подбираю слова. Думаю, как лучше сказать. Этот дяденька - он все понимает. С ним можно говорить обо всем. - Я ей всегда говорю. Ну, что люблю. Это как раз очень просто. Сказать можно все, что угодно. Говорить - это совсем не сложно. Сложно другое. Понимаете, я не могу... как бы это сказать. Ей вечно хочется всяких глупостей. А мне совершенно не хочется никаких глупостей. Мне хочется глупостей, только когда я наемся таблеток или когда Звездочка на меня сердится и не хочет, чтобы я к ней приставал. У нас так всегда: мне хочется, только когда ей не хочется.
- Да, понимаю. - Ральф Эггертон кладет руки на стол, на клетчатую скатерть, которая белая в красную полоску. - Тут мы имеем классический случай репрессии.
- Что? - говорю.
- Это когда человек подавляет свои сексуальные желания. Из страха показаться смешным. И позволяет страстям прорываться наружу только в моменты, когда партнер...
Я киваю. Хотя ничегошеньки не понимаю.
-...не позволяет достигнуть взаимного возбуждения.
- Ну ладно. - Мне как-то не по себе. Такие разговоры меня смущают. Это не тот разговор, чтобы его разговаривать с человеком, с которым мы собираемся делать бизнес. И я спешу сменить тему: - А когда мы займемся делом?
- Ого. - Ральф говорит: - Ты, я смотрю, юноша нетерпеливый и рьяный. А Коробок, когда тебя рекомендовал, говорил совершенно другое. Впрочем, это понятно, что ты волнуешься. Все-таки твой первый выход... вторжение в новую область деятельности, так сказать...
- Да, мне не терпится приступить к делу.
- Я уже вижу.
- Ага, - говорю. - Мне предстоит еще многому научиться.
- Замечательно. - Ральф говорит: - Тогда не будем откладывать. Официант...
- А как же ужин?
- Да черт с ним, с ужином. Официант...
Я сижу в кресле, которое очень удобное. Чувствую себя как дома. Сижу, положив ноги на низкий столик. Ботинки я снял, а носки оставил. На столике стоит чашка с кофе. И ваза с фруктами. И еще - лампа горчичного цвета. И еще - журналы. Столик так и называется: журнальный. То есть он для журналов. Беру один из журналов, которые на столике. Листаю. Журнал называется "Текстура древесины сегодня".
- Что-то плечи болят. - Ральф массирует плечи, которые болят. Он в рубашке и галстуке. А потом он снимает галстук и говорит: - Приму, пожалуй, горячий душ. Может, поможет. - Ральф Эггертон идет в ванную. Дверь в ванную - коричневая, точно такого же цвета, как и брюки у Ральфа. Из ванны доносится шум воды. Воды, льющейся из душа.
- А у меня ничего не болит, - говорю.