Я начал думать: вот она, эта всемирная сеть, то самое гибсоновское киберпространство, и в нем вполне могут водиться лоа. На что они могут быть похожи? Действительно ли они гаитянские боги (как в книге) или они скорее являются продуктом американской культуры, которая СОЗДАЛА сеть? Какая у них вера? Зачем они нужны? Действительно ли они ХОТЯТ, чтобы мы знали, что они существуют? Я пока не встречал ни одного из них.
Слабые отголоски этой теории встречаются и в попкультуре. Обозреватель дайджеста посетителей BBS (BBS Caller Digest) описывает помехи и шумы, возникающие при подключении компьютера к BBS, когда цифровые данные преобразуются в аналоговые волны модемом пользователя с тем, чтобы их можно было передавать по телефонным линиям, как "высокий электронный вопль ангелов BBS". Как считает Стюарт Бранд, "когда вы общаетесь через компьютер, вы общаетесь, как ангелы". Он имеет в виду, что участники телеконференций "общаются, подобно этим бестелесным сущностям, самым интимным образом". А Джон Перри Барлоу верит в то, что вековечное желание человечества обжить сферу духовного будет исполнено в киберкультуре. Собрание бестелесных сознаний, которые демонстрируют себя друг другу на BBS и экранах мониторов, есть ни что иное, как "плоть, сделанная из слов",- полагает он.
Тенденция к восприятию компьютерного общения в духовном и пространственном смысле возрождает мечту Тейяр де Шардена о примирении метафизики и математики в науке, "смешанной с мистицизмом и пропитанной верой". Не только техноязычники, но и технофилы нью-эйджа любят облачать метафизические представления в научные термины и заниматься поисками подходящих решений духовных проблем.
Нью-эйджевский дискурс образуется, в частности, из околонаучных теорий ауры, эфирных энергий, вибрационных полей, биомагнетизма, тахионной энергии и "биологических электронов" ("чистой, биологически полезной энергии", гипотетически присутствующей в свете). Под влиянием классики нью-эйджа семидесятых годов, такой, как "Дао физики" Фритьофа Капры или "Танец мастеров ву-ли" Гари Зукава, где современная физика успешно сочеталась с восточным мистицизмом, язык физики и теоретические домыслы физиков были положены в основу всего нью-эйджевского мышления. В своем труде "На стыке науки и духа: Общее между физикой Дэвида Бома, Вечной философией и Сетом" Норман Фридман сохраняет хрупкий баланс между квантовой физикой Бома, прославившегося своей теорией о том, что мозг повторяет на уровне микрокосма строение вселенной, и учением о Сете, "энергетической субстанции личности", откровения которой о природе времени, пространства и самосоздания реальности суммирует Джейн Робертс в книге "Материалы Сета".
Более того, мечты нью-эйджа о самоактуализации все чаще и чаще связывают с трансформационными технологиями - smart drugs, машинами, стимулирующими мозговую деятельность, и другими "инструментами для расширения сознания", о которых мы уже говорили ранее. Каталоги, рассылаемые по почте нью-эйджевскими маркетологами, наподобие "Tools for Exploration" (под лозунгом "Ваш проводник в мире приключений вашего сознания") предлагает самые разнообразные "технологии сознания", которые направляют достижения нейронауки и электроники на службу концепции человеческого потенциала, сильно напоминающей идею самосовершенствовании, корпоративную мотивационную психологию и нью-эйджевский мистицизм.
Статьи в подобных каталогах напоминают читателям о том, что такие устройства являются хайтечным апгрейдом традиций дотехнической эпохи. "Мозговая машина" рекламировалась в каталоге "Tools for Exploration" за 1993 год как "новая шаманская технология" - эдакий усовершенствованный в век информации вариант гипнотического костра и ритуального барабанного боя, которые использовались в примитивных культурах для того, чтобы вызывать состояние шаманского транса. "Очки с мигающими импульсами света прекрасно заменяют "костер", а цифровое стереозвучание создает эффект "барабанного боя"". Такое устройство представляет собой лучшее, что есть в древнем и современном мирах, оно подключает пользователя к мистическому, единому прошлому даже если в нем содержится то, что мы назвали последними достижениями нейронауки и микроэлектроники.
В одном из своих каталогов основатель фирмы Tools for Exploration Терри Паттен рассказывает нью-эйджевскую байку, которая некоторым образом резюмирует мистицизм и материализм киберкультуры. Поведав о том, как они с женой "продали все, что у них было - дом, машины, мебель" (эдакий ритуальный отказ от всего мирского, знакомый нам по христианству и восточному мистицизму) и много колесили по свету, он отмечает душевный дискомфорт, который испытал, вернувшись к своей прежней жизни - жизни "белого воротничка в костюме тройке":
мы с женой осознали, что слишком часто мы отчуждаемся от самих себя из-за техники, которая была создана для того, чтобы сделать нашу жизнь проще. Тогда мы решили создать совершенно новую технологию, которая бы еще сильнее связала нас с нашим телом, сознанием, чувствами и душой. Мы назвали ее Технологией Сознания, и из этого открытия родился Tools for Exploration.
Паттен предлагает целостное восприятие технологии, которое скорее объединяет, чем отчуждает. Благодаря своей способности восстанавливать наши раздробленные внутренние "я" и помогать нам постигать свой "бесконечный потенциал к позитивному росту и переменам" (Паттен) эта технология становится почти богоподобной. Но, несмотря на свое стремление оставить в техносфере место для священного, хайтечная теология Паттена приводит к парадоксальному эффекту секуляризации Духовного: высшие силы растворяются в безличных, псевдонаучных энергетических полях, становясь доступными посредством интегральных микросхем. В центре внимания здесь оказывается человек и его способность к самосовершенствованию, равно как и в движении развития человеческих возможностей, у которого проповедующее "технику сознания" крыло нью-эйджа столь многое позаимствовало. Прогресс паломников уступил место индивидуальным способностям.
В книге "Мегамозговая сила: Измени свою жизнь с помощью машин сознания и стимуляторов для мозга" Майкл Хатчисон возводит "Технологию Сознания" до статуса божественного средства, спасительной милости, способной возвысить человечество над его человеческим состоянием. "Некоторым это может показаться странным и парадоксальным, но машины - искусственные, тяжелые, материальные устройства этой электронной преходящей реальности - могут служить воротами к духу, орудиями трансцендентности,- пишет Хатчисон.- Но на самом деле это слияние духовности или "внутренних поисков" и науки или "внешних поисков" является главной силой, способствующей возникновению новой парадигмы".
Конечно, попытки неоязычества и нью-эйджа утвердить свою веру с помощью использования инструментов, терминологии и концептуальных моделей, заимствованных у научного и технологического сообществ, является сделкой с дьяволом. Такая стратегия подтверждает культурное превосходство эмпирической науки и индуктивного мышления, признавая за ними право решать, что будет допущено в мейнстрим, а что останется на периферии.
Но, как ясно дает понять техноязычество, во всем этом преобладает не только и не столько желание получить культурное признание. У тех представителей неоязыческой или нью-эйджевской субкультур, которые отвергают ассоциирующееся с этими учениями неприятие техники, отношение к науке и технике определяется скорее максимой Уильяма Гибсона - "улица находит вещам свое собственное применение",- чем стремлением к легализации. Их сознательное желание использовать научные концепции и цифровые технологии "не по назначению", поставить их на службу духовному, интуитивному и иррациональному отчасти можно сравнить с подрывной деятельностью хакера-маргинала. (Не случайно, в одном из номеров каталога "Tools for Exploration" пользователей машин для расширения сознания называют "хакерами сознания".)
В то же время осуществляемая нью-эйджем и техноязычеством переориентация науки и техники на сугубо ненаучные цели (такие, как, например, достижение мистического состояния, преодоление разрыва между душой и телом, возвращение отчужденного современного духа в структуру универсума) отвечает стремлению сделать нью-эйджевские и техноязыческие концепции важными для технологического общества, модель реальности которого зиждется на научных теориях. Кроме того, она отражает идею, берущую начало еще у Тейяра де Шардена и прослеживающиеся вплоть до Хатчисона,- идею холистического устранения разрыва между наукой и религией, земным и сакральным.
Эти порывы и лежат в основе техноязычества. Открывая новую тему телеконференции, посвященную взаимоотношениям между технологией и неоязычеством "Кибермаг", Тони Лейн пишет: