Вы говорили о лике Бога… Может быть, это не так эффектно, но… Все встанет на свои места только в день Страшного Суда. Как говорится, поживем увидим.
Кавасита растерянно кивнул. Он не понял ни единого слова и если чего‑то и опасался, так это прослыть трусом. Анна указала на появившийся проем и помогла ему ввести в него руку.
– Вам нужно прикоснуться к черному шарику в центре сферы. У вас есть десять секунд. Касание может быть и многократным – главное не уводить палец от центра, понимаете? Тогда оно будет равносильно одному прикосновению. Смелее!
Его палец прикоснулся к темному шарику.
– Он движется… Все … движется…
Кавасита занервничал. Анна была окружена ореолом радуг и молний. Ее глаза сверкали льдом и огнем. Куб заиграл светом. Ангелы, престолы, власти и херувимы. Ками. Стены покрылись неоновыми знаками такой сложности, что он не знал, как к ним подступиться. Фигуры катакана
– Ме га ареба, миру кото го декимасен!– пробормотал он сквозь слезы. – Если у нас есть глаза, мы видим.
Анна схватила его за руку и потащила к выходу из камеры. Его реакция перепугала ее не на шутку. Его сознание рушилось у нее на глазах, он превращался в хнычущего ребенка.
– Что я за идиотка! – прошипела Анна. – О, боги!
По пути к каюте Каваситы она нажала кнопку скорой помощи.
– Куб с лекарствами и врача‑человека в сорок пятую каюту. Немедленно!
Она завела Каваситу в каюту и уложила на спальное поле. Он прикрыл глаза.
– Ме о тодзиреба нани мо ми‑эмасен!
– Что он сказал? – спросила она у тапаса.
– Если мы закроем глаза, мы перестанем видеть, – перевел тапас.
В каюту вплыл куб, за которым следовал доктор Хендерсон. Куб снизился и завис над рукой Каваситы. Анна нервно покусывала костяшки пальцев.
«Какая я все‑таки дура! Ведь, перфидизийцы могли проделать с ним то же самое. Может быть, он сделал это во второй раз!»
– В чем бы ни состоял опыт, он вызвал у него припадок. Нет, он не эпилептик, просто его сознание решило на какое‑то время замкнуться в себе.