Как-то утром восемь месяцев спустя мне сообщили, что на следующий день меня выпускают. Ночью я не могла сомкнуть глаз. Просто лежала поверх одеяла и ждала, когда сквозь занавески начнет просачиваться свет. Когда, наконец, рассвело, вскочила с постели, открыла окно и глубоко вдохнула холодный утренний воздух. Я откликнулась, когда проводили последнюю для меня утреннюю перекличку, сменила пижаму на форму и последний раз съела здесь завтрак. Собрав вещи, я прошла в небольшой зал, где каждый, кто покидал исправительную школу, получал от директора аттестат о среднем образовании. Мои родители, приехавшие, чтобы меня забрать, молча наблюдали за всем происходящим, стоя поодаль. Как только церемония подошла к концу, я кинулась к ним.
- Поехали домой, - сказал папа, похлопав меня по плечу.
Рука отца на моем плече была теплее весеннего солнца, а мама даже смеялась. Мы сели в машину, и я помахала на прощание рукой учителям, которые восемь месяцев заменяли мне семью. Город, на первый взгляд, практически не изменился, а под безоблачным весенним небом он показался мне особенно прекрасным.
Когда мы добрались до дома и выбрались из машины, я услышала, как меня кто-то окликнул. Я оглянулась и увидела Йосими, которая ковыляла ко мне неверной походкой в туфлях золотистого цвета на высоченных каблуках. Как обычно, судя по ее виду, она была на бензалине или на чем-то еще.
- Как я рада тебя видеть! Я так по тебе скучала!
Не знаю, то ли случайно, то ли неспроста, но мы заговорили одновременно, причем фразы произнесли одни и те же. Расхохотавшись, мы крепко обнялись. Я и вправду была в восторге от встречи.
- Я слышала от Маки, что тебя сегодня выпускают, вот и решила прийти тебя встретить. Все ужасно хотят повидаться с тобой. Давай, пошли!
Йосими изо всех сил дергала меня за руку. Родители уже зашли в дом, но оставили парадную дверь открытой. Они стояли на пороге и ничего не говорили, однако в их глазах я видела безмолвную мольбу пойти с ними. Стоило мне повернуться, так и не ступив ногой в отчий дом, я почувствовала, как взгляды родителей впились мне в спину. Мне было тяжело на сердце, но я еще была слишком маленькой, чтобы уметь противиться соблазнам.
Мы устроили встречу в той же старой комнате, где царил вечный беспорядок и было так тесно, что едва хватало места, чтобы повернуться. Я видела те же лица, те же руки, державшие все те же пакеты и флаконы, наполненные растворителем.
- Привет, Сёко! Мы по тебе скучали. Ну как там, в тюряге?
Осаму протянул мне пластиковый мешок и осклабился, продемонстрировав отсутствие одного из передних зубов, - результат чрезмерного увлечения растворителем.
- Да, блядь, полный пиздец. Чуть не сдохла от тоски!
- Ты совсем не изменилась. Все такая же Сёко! Ну а теперь давай веселиться по-крупному! - Осаму засмеялся, заухав, как филин. И я почувствовала, что наконец-то все стало хорошо. Такое впечатление, словно меня и не арестовывали вовсе - абсолютно ничего не изменилось, и вокруг все те же веселые лица друзей. Восемь месяцев, которые я провела под замком в исправительной школе, теперь казались мне дурным сном.
На следующий день, воняя растворителем, я отправилась проведать социального педагога, который работал у нас в школе, когда я училась в восьмом классе. Увидев меня, он улыбнулся:
- Рад, что ты пришла, Тендо. Ну что, возьмешься теперь за ум? - спросил он, взяв меня за руку.
- Еще не знаю. Мне просто хотелось, сэнсэй, с вами повидаться.
- Подумай о своем будущем. Если ты ничего не изменишь в жизни, впереди тебя ждут большие неприятности.
- Я хочу измениться, но пока не могу давать никаких обещаний.
- Ну что ж, по крайней мере, честно, - хмыкнул он.
- Я не могу вам лгать, сэнсэй.
- Ты даже не можешь сказать, что постараешься? - спросил он. Тон его голоса стал серьезным.
- Не уверена, что у меня хватит на это сил.
- Тогда объясни, какой вообще был смысл торчать восемь месяцев в исправительной школе! Тебе не кажется, что это было совершенно напрасной тратой времени?
- Нет, я многому научилась. Спасибо вам, сэнсэй.
Возможно, воображение рисовало мне некий романтический образ - я, исправившаяся преступница, возвращаюсь, чтобы поблагодарить учителя, которому не наплевать на мое будущее. Но жизнь оказалась не похожей на кино.
- Заходи ко мне, когда хочешь, - сказал он, потрепав меня по плечу.
- Да, конечно… ладно, - пробормотала я в смущении.
Косукэ, ждавший меня у школьных ворот, дал по газам. Взревел двигатель. - Извини, Косукэ.
Когда я вскочила на его розовый "Кавасаки-FX", Косукэ нажал на клаксон, который заверещал вступительной темой из "Крестного отца", проигранной на высокой громкости.
Нет, я нисколько не изменилась, но тогда еще не знала, что мою семью впереди ждут большие перемены.
Глава III
"Спиды"
Дурная репутация нашей семьи сорвала планы брата на помолвку и брак. Родители его невесты решили подробнее разузнать о нас, и то, что они выяснили, им совсем не понравилось. Когда они пришли объяснить, почему не разрешают своей дочери выйти замуж за Дайки, то не стали скрывать своих чувств:
- Одна из ваших сестер сидела в тюрьме, а другую отправили в исправительную школу. Мы считаем, что такая семья совершенно неприемлема для нашей дочери.
Разумеется, у них не хватило храбрости сказать: "Извините, вы нам не подходите, потому что ваш отец - якудза". Впрочем, возможно, тот факт, что у двух сестер Дайки уже имелись судимости, и послужил последней каплей, положившей конец его отношениям с несостоявшейся супругой. Я чувствовала себя паршиво, понимая, как подвела своего ни в чем не повинного брата, серьезного и трудолюбивого парня.
- Ты тут ни при чем, - сказал Дайки, - просто, видимо, не судьба мне жениться. Если она отказала мне по такой ничтожной причине, значит, она не тот человек, с кем бы мне хотелось прожить всю свою жизнь.
Но я-то понимала, мы его здорово подставили.
По округе пошел гаденький слух: Дайки все еще холостяк, так как с ним "что-то не так". Почему люди вечно лезут не в свое дело и распускают сплетни? Мы были братом и сестрой, но при этом совершенно не походили друг на друга. Зачем понадобилось мешать нас в одну кучу?
На душе было отвратительно, но я даже на секунду не подумала о том, чтобы завязать со своим разгульным образом жизни.
Тем летом папа тяжело заболел. Он подхватил туберкулез, был на грани смерти, но каким-то образом все-таки выкарабкался. Хотя к нему и вернулся естественный цвет лица и он снова начал потихоньку ходить, крепкий и дородный главарь банды превратился в изможденную тень. Моя мать все свое время посвящала воспитанию На-тян, которая еще была маленькой, а теперь ей приходилось управлять также и делами отца, покуда он сам лежал без сил. Маки недавно вышла замуж и переехала жить в семью мужа. Заботиться об отце было некому, поэтому следующие несколько месяцев, пока он снова не встал на ноги, с ним провела я.
Конечно же, я оставалась янки. Я была в том возрасте, когда хочется весело проводить время. Паршиво, что я не могла оттягиваться с друзьями, но я верила, что мне каким-то образом под силу ускорить выздоровление папы, поэтому не отходила от него ни на шаг.
Однако у нас были и другие проблемы. Папа лежал в отдельной частной палате, которая обходилась гораздо дороже, чем обычная койка. Если ему хотелось чего-нибудь, я отправлялась за покупками в магазин при больнице, который чудовищно накручивал цены, это тоже наносило ощутимый удар по семейному бюджету. К тому времени у нас уже начались финансовые трудности, так что вопрос с деньгами стоял очень остро.
Каждый день в палату проведать папу наведывалась сухонькая старушка по имени Фудзисава-сан, одна из его соседок по клинике. Она еще в юности стала инвалидом и большую часть жизни провела в разных больницах, но это ничуть не мешало ей всегда оставаться жизнерадостной. Она была очень вежливой и живо интересовалась миром за пределами больничных стен.
- А вас как зовут, сударыня? - впервые увидев меня, спросила старушка мелодичным голосом, похожим на пение птицы.
- Сёко.
- Правда? Можно я буду вас называть Сёко-тян? И на ты?
- Пожалуйста.
- Сёко-тян, у тебя волосы чудесного цвета. Ты не станешь возражать, если я их потрогаю?
- Трогайте, пожалуйста.
- Я никогда прежде не касалась русых волос. Они такие мягкие, совсем как у куклы, - женщина деликатно рассмеялась.
Фудзисава-сан говорила со мной как с равной, не обращая внимания на мой вид девочки-янки. Я раньше не встречала взрослых, которые бы относились ко мне с такой искренней сердечностью. Мы быстро подружились и часто гуляли по крошечному больничному садику. Беседы с этой пожилой дамой успокаивали мою душу. Воздух в саду был напоен свежестью, и, когда я делала глубокий вдох, казалось, он очищает мои легкие, которые обычно наполнял сигаретный дым.