Я повесила трубку, выбежала из квартиры и поймала такси. Всю дорогу думала о прошлом. В детстве у меня была мягкая игрушка - оранжевая собачка, которую я повсюду таскала с собой, и даже спала с ей вместе. Еще у меня были карманные часы на серебряной цепочке, доставшиеся от деда, и декора-1вный деревянный гребень, который мне отдала 1ама в память о бабушке. А также розовая музыкальная шкатулка, которую мама купила мне в магазине игрушек. Если поднять крышку, взгляду открывался вращавшийся латунный валик, похожий на стебель розы, утыканный штырьками, напоминавшими золотые шипы. Когда штырьки задевали похожие на лепестки клавиши на крошечной па-1ели, играла мелодия песни "Романс" из французского кинофильма "Запретные игры". Мне так нравилась эта музыка, что я ее крутила по сто раз в день. Даже когда музыкальная шкатулка сломалась, я всегда протирала ее до сверкающего блеска, после чего с гордостью ставила на видное место книжной полки. Еще одной любимой игрушкой был калейдоскоп, который тоже купила мне мама. В первый раз, когда мы вместе в него заглянули, то увидели узор, напоминавший блестящую рыбную чешую на спине одного из наших карпов. Сколько я ни крутила потом калейдоскоп и ни поднимала его к свету, столь прекрасного узора больше ни разу так и не выпало. Ребенком я очень любила все эти вещи, но с годами они потерялись. Странная вещь память. Отчего все эти воспоминания нахлынули на меня именно сейчас?
Я приехала к Маки и снимала туфли у двери, когда из комнаты показался папа.
- Спасибо, что приехала, - сказал он с широкой улыбкой.
- Папа, это точно рак?
- В последнее время у меня часто болит живот. Я уже давно животом слаб, но что-то в последнее время он меня сильно мучить стал. Я решил провериться, и вот… За тебя-то я не беспокоюсь, а вот за Маки… - он помолчал. - Она по уши в долгах, на ней ребенок. А ее муж… Не знаю, что она будет делать.
Папа выглядел совершенно обычно. Я заставила его в точности повторить слова врача. "Вы, как обычно, не обращали внимания на здоровье, и вот, пожалуйста, совсем себя запустили", - ворчал доктор, начиная осмотр. Он и раньше ругал папу за небрежное отношение к здоровью, особенно потому, что как-то обнаружил у папы легкую форму диабета. По словам папы, доктор все еще негодующе бормотал, пока вводил в желудок гастроскоп, но, увидев опухоль, вдруг резко замолчал. Однако оказалось, от моего папы не так-то просто отделаться. Он заставил врача признать, что у него рак. Судя по внешнему виду, опухоль была явно злокачественной, и доктор подсчитал, что отцу осталось максимум шесть месяцев. После чего папа объявил, что пойдет домой. Как доктор ни пытался уговорить его остаться - ничего не помогло. По словам отца, у них состоялся приблизительно следующий диалог:
- Ладно, пойду-ка я лучше. У меня много дел.
- Тендо-сан, что же вы такое говорите? Вы что, не хотите лечь в больницу?
- Это бесполезно.
- А как же лекарства?
- Не нужны они мне, спасибо.
- Боль будет невыносимой. Прошу вас, позвольте нам госпитализировать вас.
- Нет.
Я с легкостью представила, как он повернулся и с гордым видом вышел из кабинета.
- Папа, умоляю тебя, ляг в больницу, - стала упрашивать я его, как только он закончил рассказывать.
- Нет. Я хочу как можно дольше побыть с Маки. Сёко, ты ведь позаботишься о ней ради меня?
- Папа… - Я не могла поверить в это: он, осознавая, что может не проснуться на следующий день, все равно беспокоился о Маки.
Вот так, ни разу не приняв ни одного лекарства, папа начал бороться с раком. Я была не в состоянии избавиться от мыслей, что какая-нибудь операция хоть немного могла продлить ему жизнь, но держала их при себе. И ушла с головой в работу, смирившись с тем, что папа умирает. В клубе мне удалось выйти на второе место по объему доходов, но девушка, оказавшаяся на третьем месте, отставала от меня совсем ненамного.
- Вы не могли бы одолжить нам денег?
Папа лежал на футоне, превозмогая боль, а родители Итяна стояли перед ним на коленях, касаясь головами пола. Каким-то образом им удалось узнать, что, перед тем как заболеть, отец получил за выполненную работу восемьсот тысяч иен. Стараниями Итяна, их испорченного единственного сыночка, семья потеряла дом и землю, на которой он стоял. И теперь, оставшись ни с чем, его родители снимали квартиру неподалеку.
- Не знаю, сколько вам понадобится, так что берите сколько хотите, - ответил папа, передавая им свою банковскую книжку и личную печать.
Родители Итяна отправились в банк и сняли все восемьсот тысяч.
Я обо всем этом узнала, когда в выходной приехала проведать папу. Когда с беспечным видом вошел Итян, только что снова проигравшийся в покер, я схватила его за воротник и притянула к своему лицу:
- Что же ты за мразь такая! Как ты можешь посылать собственных родителей выпрашивать деньги у умирающего человека? Да я тебя, блядь, убью, подонок! - взорвалась я, с грохотом вышвыривая его за дверь и опрокинув при этом стул.
- Эй, подруга, успокойся! У тебя что, проблемы?
- Сёко! Не надо. Не шуми. Папа услышит. Ну же, успокойся, - засуетилась Маки, прибежавшая на шум посмотреть, что происходит.
- Да неужели тебе не хочется, чтобы он услышал? - с сарказмом спросила я.
- Это я виновата, я случайно проговорилась свекрови, что папе заплатили. Итян ничего об этом не знал.
- Чего? Мои предки выдавили из твоего папы бабосов?
- Именно! - Мой голос дрожал от гнева.
Маки попыталась вмешаться. Она втащила Итяна к ним в комнату.
- Я еще не закончила! - Я вошла вслед за ними, ногой захлопнув за собой дверь.
- Сёко, я в шоке, у меня нет слов по поводу того, что сделали мои родители.
- Итян, ты знаешь, я никогда не просила тебя вернуть то, что ты брал у меня в долг. Впрочем, ты и сам ни разу не предпринял ни малейшей попытки вернуть одолженное. Ты постоянно пользуешься людской добротой, а потом вытираешь о человека ноги. Так вот! На этот раз тебе это не пройдет. Ты отдашь до последнего гроша все, что взял у отца.
- Конечно, отдам. Обещаю. Извини…
- Сёко, это все моя вина. Прости меня за Итяна, - Маки выглядела пристыженной. - Мне правда очень жаль.
- Я побуду с папой, а потом ухожу. Не хочу видеть вас обоих! - Я вошла в отцовскую комнату и замерла на мгновение, чтобы успокоиться. Потом встала на колени перед его футоном:
- Папа, ты точно решил отказаться от операции?
- В ней нет никакого смысла. Она меня не спасет. А вот если ты перестанешь орать и попытаешься не спорить с сестрой, это как раз поможет.
- Прости меня.
- Знаешь, когда ты была маленькой, с тобой всегда было проще, чем с другими детьми. Даже когда ты еще ходила в детский садик, то сама вставала утром и начинала собираться. Я говорил, что отведу тебя, а ты мне отвечала, что и сама дойдешь. А Маки вечно плакала и вцеплялась в меня. Она всегда ныла то из-за одного, то из-за другого. Ты же вела себя настолько по-взрослому, что меня это почти пугало. Ты была страшной тихоней, поэтому я никогда не мог догадаться, что у тебя на уме. Знаешь, почему я никогда не ходил к тебе на свидания, когда тебя арестовали?
Всякий раз, когда Маки задерживала полиция, папа забирал ее из участка. Когда ее отправили в исправительный центр, а потом в тюрьму, он постоянно ее навещал.
- Почему?
- Я все перепробовал, чтобы образумить тебя. Даже бил. Маки начинала плакать и просить прощения, а от тебя мне ни разу не удавалось добиться ответа. В итоге ты продолжала поступать так, как тебе вздумается. Я понятия не имел, что творится у тебя в голове. Когда тебя арестовали, я хотел тебя навестить, но потом решил, что это бесполезно. Если бы я пришел, ты бы никогда не поменяла своего отношения. И мне пришлось тебя бросить… Мне было от этого гадко на душе, поверь, но я верил, что в конечном итоге это пойдет тебе на пользу. Ты все это снесла от меня и все равно нашла в себе силы меня простить. И вот теперь ты здесь… Такая взрослая… Тогда, в те годы, я и представить не мог, что смогу вот так с тобой разговаривать. Никогда не знаешь, как судьба обернется, - он улыбнулся и погладил меня по голове.
- Какая разница, сколько ты меня бил. Ты все равно оставался моим папой.
В отрочестве мне всегда казалось, что отец меня игнорирует. Мне хотелось, чтобы он обернулся и посмотрел на меня. Когда мне не удавалось привлечь его внимание, мое сердце разрывалось от одиночества. Я не страшилась побоев, боялась, что он меня больше не любит. Наверное, именно поэтому вспоминала о безделушках, которые любила в детстве, но с возрастом растеряла. То же самое произошло и с отцом.
Вскоре после того, как меня отправили в исправительную школу, один из тамошних учителей мне сказал: "Тендо, я заметил, что, когда у нас уборка, ты заботишься о том, чтобы все было чисто, даже когда учителя за тобой не смотрят. Тебя никогда не раздражают эгоисты, которые ничего не делают. Я никогда не встречал такой девочки, как ты. Понять не могу, как тебя угораздило сюда попасть".
То же самое говорили и остальные взрослые, окружавшие меня. Для них я представляла собой совершенную загадку. На самом деле все просто. Я вела себя плохо, но в том не было ни моей вины, ни вины окружающих. Мне хотелось веселиться - именно это я и делала. Я всегда была слабой, но притворялось крепкой как кремень, ну а кроме того меня окружали друзья, с которыми можно было потусоваться, - и тогда для мне это казалось самым важным на свете. Разгуливая с друзьями по ночным улицам города, я чувствовала себя как дома. Я всего-навсего была ребенком, который делал то, что ему вздумается.
- Сам я туда уже не доберусь. Ты не могла бы отыскать могилу Фудзисавы-сан и поблагодарить ее за меня?
- Конечно,папа.