Полчаса спустя я зашла в их комнату, очень большую, с несколькими узкими кроватями. Там я обнаружила их только что вышедшими из-под душа, задрапированных лишь полотенцами, за исключением Дэвида, который гулял по комнате нагишом, подтверждая мою теорию о больших носах.
В воздухе стоял запах марихуаны, они лениво потягивали сигареты с травкой, звуки рока доносились снизу, и вскоре кто-то предложил, что мы должны устроить оргию, чтобы отметить мое переселение.
Никого особенно не надо было убеждать, и очень скоро все мы нагишом катались клубком по полу, занимаясь оральным сексом, трахаясь, смеясь и кончая. Это была неправдоподобно восхитительная сцена. Наши тела горели и истекали потом, потому что в их комнате не было кондиционера. Пришлось принять душ и повторить все сначала.
Захваченная непринужденностью происходящего, я забыла о своем решении никогда никому не позволять делать компрометирующие меня снимки.
Мы достали фотокамеру "Полароид" и сделали несколько снимков, один из которых был, по моему мнению, настоящим шедевром. Туристическое Бюро должно было бы использовать это фото в рекламных проспектах. Это была сцена, где я была снята одетой только в шляпу испанского матадора. Я сидела на члене Дэвида, которому и принадлежала шляпа, и делала оральный секс Рики, стоявшему справа, а рукой помогала кончить Брайану, находившемуся слева.
Худ, который снимал нас, никогда до этого не принимал участия в групповом сексе и оказался настолько застенчив, что не смог добиться эрекции. Поэтому я позже взяла его к себе в комнату и трахнулась с ним наедине.
В то время как мы прыгали и носились по комнате, у меня возникло нарастающее чувство, что кто-то наблюдает за нами. Никто, кроме меня, не встревожился, у ребят от травки так поехал чердак, что им сам черт был не брат.
Но я не могла отделаться от ощущения, что мы находимся под чьим-то наблюдением. Когда я взглянула на окно, то заметила, что жалюзи открытого окна, оберегающие комнату от прямых солнечных лучей, почти незаметно колеблются.
Стараясь сделать все неожиданно и не говоря ни слова, я как бы случайно соскочила с члена Дэвида и подошла к бюро, стоявшему у окна, якобы за какой-то вещью в ящике.
Когда для постороннего наблюдателя стало не видно моих рук, я взялась за шнур, связывающий жалюзи, и, дернув, резко подняла вверх. За ними прямо мне в лицо уставились раскрытые от испуга глаза сорокапятилетней старой девы, дочери хозяйки. Ее крашенные перекисью водорода светлые волосы слиплись на лбу от пота, а сама она краснела, бледнела и действительно была в страшном замешательстве.
"Мадам, - сказала я ей, - будьте добры, не суйте, пожалуйста, свой нос в честную компанию, до тех пор, пока вас туда не пригласили. Более того, я была бы признательна, если бы вы не стали шокировать нашу милую хозяйку, рассказав ей о том, что видели".
Не говоря ни слова, она убежала с веранды, а мы разразились смехом. И таким более или менее безрассудным было мое поведение с этой бандой молодых бродяг в течение нескольких следующих недель.
Мальчики проводили время, находясь в "продленном" отпуске и развлекаясь, как только могли. Эти развлечения едва ли одобрили их родители, если бы узнали. Все они закончили юридический колледж, за исключением Дэвида, выпадавшего из их ряда, который был воришкой по природе и самый большой трахальщик из всех.
Эмоционально мне больше всех нравился Худ. Он был чувствителен, интеллигентен и происходил из аристократической семьи в Нью-Джерси. Мы жили вместе, как пляжные бичи, дико и иногда по-детски, но это был хороший противовес для моей работы, которой я занималась дважды в день.
Утром мы шли на пляж, занимали кресла, дурачились, затем около 4 часов дня я покидала их ради моего дневного бизнеса и присоединялась вновь уже дома для расслабляющей оргии и сиесты.
Даже если любопытная дочь хозяйки все еще интересовалась нашими отношениями, она больше не показывала этого и все время резко отводила в сторону свой взгляд, когда банда моих "извращенцев-хиппи" проходила мимо.
Однако однажды утром, когда я нарушила свой обычный распорядок отсутствовать в комнате весь день и заскочила домой за кремом для загара, то обнаружила, как была не права.
Поднимаясь по деревянным ступеням, я увидела обутые в сандалеты жилистые ноги старой девы, стоящей неподвижно около моей кровати. "О, боже, - подумала я. - Эта старая мумия, наверно, пронюхала о моих снимках с оргией". Потом я вспомнила, что она видела живую сцену, с которой делали фотографии, и подумала: "Какого черта, пусть цацкается, лишь бы не вводила в курс дела старушку хозяйку". Но в то время, как я поднималась на цыпочках босиком в свою комнату, я увидела рядом не кого иного, как старую леди собственной персоной, держащую мои фотографии поближе к свету и обсуждающую наши сексуальные позы с дочерью с таким видом, будто они работали в "Мастере и Джонсон" (американский институт, занимающийся проблемами секса, семьи, брака. - Пер.)!
Они были так увлечены, разглядывая эту порнографию, что сначала даже не услышали, как я вошла.
"Доброе утро, леди, - сказала я. - Вам понравились эти удачные снимки?"
Они повернулись ко мне, челюсть у них отвисла, фотографии выпали из рук в открытый ящик стола, как будто это были горячие угли, а затем с грохотом задвинули его.
"Мадам, - адресовалась я к дочери. - Мало того, что вы суете свой нос в вещи, которые вас не касаются, но вы еще также втравили в это дело невинную старую леди. Вы должны стыдиться себя, действительно должны".
Они не стали ждать продолжения, просто опустили свои головы и поспешили покинуть комнату.
В определенном смысле я рассердилась, но в то же время была довольна, что фото были единственной вещью, которую они обнаружили, потому что везде: в моих записных книжках, карманах чемоданов и даже в паспорте лежали пачки пятидесяти-, двадцати- и десятидолларовых банкнот, составлявших мой трехмесячный заработок.
Я уже отослала приличную сумму в Нью-Йорк со своим знакомым Ларри, который с тех пор стал моим постоянным другом-любовником. Тем не менее было рискованно оставлять столько денег без присмотра, особенно если люди, с которыми живешь, не могут считаться честными. Особенно это касалось Дэвида.
Чтобы показать, что он представлял собой, нужно рассказать, как он водил нас по самым дорогим в Сан-Хуане ресторанам и расплачивался за наши буйные застолья крадеными кредитными карточками. Даже если он мог поступить честно, то не делал этого, потому, что испытывал настоящее удовольствие от процесса обжуливания.
По прошествии нескольких недель наше поведение становилось все более непринужденным и безрассудным, и мы делали почти все, что давало нам ощущение веселых приключений. Вот поэтому однажды Дэвид предложил нам побалдеть от мескалина (галлюциноген? - Пер.).
Как упоминалось раньше, я не пользуюсь никакими стимуляторами, даже кофе, поэтому сначала, естественно, перепугалась. Но Дэвид сказал, что все будет в порядке, особенно если мы примем таблетки все вместе, и эффект будет продолжаться не больше восьми или девяти часов.
Дэвид знал все о наркотиках, в том числе и как пользоваться ими, он также привозил их из своих нерегулярных поездок в Майами, поэтому мы поверили ему.
Было утро пятницы, когда мы начали наше "путешествие". Мы выпили таблетки около полудня, при выходе из дома, и на "временно одолженном" "фольксвагене" приехали на небольшой уединенный пляж в десяти минутах езды от Сан-Хуана.
К тому времени таблетки начали оказывать свое действие, и мы буквально вывалились из машины на белый песок и сорвали с себя всю одежду. Даже робкий Худ вылез из своей раковины, и вскоре все мы катались по песку около линии прибоя, занимаясь любовью. Кто-то попытался снимать "Полароидом", но камера выпадала из рук, и после двух снимков ее уронили в воду, и она с бульканьем утонула.
Потом я помню, что захотела писать. В нормальном состоянии у меня вызывает смущение, если я это делаю, когда вокруг меня находятся другие люди. Другое дело, когда это требует клиент, удовлетворяющий таким образом свои сексуальные наклонности, даже если он просит сделать это на него. Но в тот день я была настолько раскованна, что сказала: "О'кей, ребятки, я собираюсь пописать". Я стояла обнаженная и занималась этим прямо перед остальными, в то время как они с поехавшими чердаками от наркотика подкапывали рядом песок.
Ощущение было такое, что ты как будто наблюдаешь со стороны за быстрым мельканием кадров фильма, в то же самое время участвуя в нем. Цвета все время дрожали. Солнце золотым шаром болталось над нашими головами, а море голубым желе натекало на берег и соскальзывало вновь. Мы побежали на холмы и занимались любовью у подножия пальм, окаймлявших песчаную дорогу, по которой мы, должно быть, приехали и которая, как оказалось, вела в маленькую деревушку.
В то время как мы предавались пороку и скакали, на дороге возникла машина коричневого цвета, как будто она появилась из другого мира, чем-то очень знакомого. В ней сидел негр, который выглянул из нее, помахал рукой и уехал.
Приняв мескалин, вы не полностью теряете над собой контроль, даже если здорово забалдели, и все время знаете, что происходит вокруг вас и с вами. Очень скоро та же коричневая машина вернулась. На этот раз в ней сидело три негра, которые помахали руками, и авто уехало снова.
Пять минут спустя или через час - мы не могли уже контролировать время - та же самая машина прибыла вместе с автобусом, полным глазеющих негров, которые таращились на голых людей, скачущих и прыгающих невдалеке.