Мы быстро шли по улицам, заполненным глазеющими туристами, полураздетыми проститутками и привратниками в кожаных пиджаках. Затем мы дошли до еще одного канала. Карл повернул налево, потом еще раз налево, направляясь в Рокин. Внезапно порношопы и бордели закончились, и мы оказались в обычном районе, освещенном только старомодными фонарями. Переходя мост над каналом, я увидел тело, болтающееся в черной воде. У него не было головы. Когда я остановился, то увидел, что его плечи зацепились за нос затопленной лодки, ее киль торчал, как какой-то грязный позвоночник.
Вскоре мы подошли к еще одному каналу, мало чем отличающемуся от предыдущего. Вот уже несколько минут нам не попадалось ни одного человека. Карл помедлил и оглянулся через плечо.
- За нами никто не идет, - сказал я.
- А им это и не надо. - Его глаза расширились от страха. - Ты знаешь, где мы?
- Не уверен, но отель не…
- На хрен, Дэвид. Ты что, не понимаешь? Где мы? - он в отчаянии посмотрел по сторонам. - Это не то, что ты думаешь. Это не Амстердам. Он здесь. Он ждет меня.
Мы все утро будем смеяться над этим, подумал я. Утро казалось таким далеким. Я обнял Карла за плечи, они были точно деревянные. Он закрыл глаза, его била дрожь.
- Помоги мне, пожалуйста, помоги.
Я вытащил карту и заставил себя собраться с мыслями, мысленно вычерчивая маршрут. Отель был всего в четырех улицах от нас.
На следующее утро мы все сидели в зале ожидания аэропорта, из-за плохой погоды рейс отложили на час. Карл сидел рядом со мной, вдыхая пар от пластиковой чашки кофе. Я все еще думал о "Песни искупления" Марли: о том, что нам нужно освободить свое сознание. Затем я подумал о "Фуге", песне, которую мы не играли на концерте. Ее обрывки мелькали у меня в голове все утро, смешиваясь с шумом машин, гулом аэропорта, детскими криками. Я посмотрел на Карла и понял, что он, как и я, прислушивается.
Глава 8
Блюзовая импровизация
И я носил маску искренности.
Felt
Обложка для "Жестких теней" оформлялась в спешке, бюджет был крошечным. Ее делали в расчете на виниловую пластинку, хотя компакт-диски уже стали доминирующим форматом в мейнстриме, маленькие независимые лейблы по-прежнему предпочитали иметь дело с винилом. Через два года, разумеется, все полностью изменится. Передняя обложка была вариацией на тему старого постера "Треугольника": те же контуры трех лиц, но внутри красного треугольника. Мне она нравилась, потому что напоминала о первом альбоме группы Тома Робинсона - "Власть во тьме". На обратной стороне названия песен были расположены рядом с зернистой черно-белой фотографией эстакады в Хокли. На внутренней стороне - три отдельные фотографии - Карла, Йена и моя, плюс еще три вида Бирмингема: аллея вдоль канала, начинающаяся в Акок-Грин, виадук в Дигбете и разломанный высотный дом в Ли-Бэнк. Обложки кассеты и компакта шли с теми же фотографиями, только по-разному обрезанными. Вкладышей с текстами не было.
И Джон Пил и Марк Редклифф поставили несколько песен в своих вечерних шоу. Редклифф заметил, прокрутив "Загадку незнакомца": "Неплохо. А ты как считаешь, Лард?" Райли помолчал, потом сказал: "Ага, ничего. Этот певец, кажется, я его знаю. Он дерьмо. Хороший гитарист, но сможет ли он сыграть на гобое? Забудь".
На следующий день после возвращения из Амстердама я пошел в "Рыбу-меч", посмотреть, поступил ли к ним наш альбом. Едва открыв дверь, я услышал "Некуда идти". Я просматривал тускло освещенные стойки с дисками, слушая "Его рот", на такой громкости тенор-саксофон в начале и конце песни был отчетливо слышен. Я больше не работал в "Темпест Рекордз", но они заказали сотню подписанных экземпляров пластинки. Обложка была слишком темной, так что мы расписались на внутренней стороне. Месяцы спустя Марк в магазине повторял, когда бы я ни пришел: "Все еще полно осталось".
Первые отзывы появились в еженедельных музыкальных газетах. Джуди Смит из "Мелоди Мейкер" отвесила нам сомнительный комплимент:
"Есть ли в "Треугольнике" лишенная иронии смесь ярости и отголосков эха, столь важная для 1990-х? Они носят армейские куртки или анораки? Ответ кроется не в их удивительно старомодной музыке, но в тех моментах, когда Карл Остин вкладывает свою душу - и задницу - в мелодию. Он - не непорочный Моррисси, обдолбанный свидетель урбанистического насилия и подавленности. Эти песни поются на диалекте страха. Кое-кто скажет, что "Треугольники" продолжают жать на кнопку сигнала тревоги. И забывают про педаль спецэффектов."
Стюарт Харви из "NME" сказал то же самое, только другими словами:
"Ритм-секция "Треугольника" обеспечивает довольно мощную поддержку голосу Остина, приземляя его в нужных местах. Но голос - как и маниакальная, ненадежная гитара Остина - пришел из иного мира: между голубым и черным. Ориентиры этого альбома - New Order, Вэн Моррисон, Питер Хэммил - кажутся частью отчаянной попытки найти историю, объяснение состоянию рассудка, который не принадлежит ни к одному миру".
Единственная реакция Карла на это: "Но я, блядь, ненавижу Питера Хэммила".
Обе рецензии похвалили "Загадку незнакомца", и "Фэрнис" решил выпустить ее на сингле. Карл и Пит Стоун пару дней протрахались с мастер-тейпом "Вставай и иди", которую мы не включили в альбом. Мы отказались от этого трека после бесплодного дня, проведенного в студии. Они наложили на нее крики и отзвуки голоса, затем перемикшировали басовую партию и ударные из других треков. Результат длился пять минут и был абсолютно не слушабельным. Его использование в качестве би-сайда было оправдано, когда "NME" назвали его "завораживающим", в то время как сторона А объявлена "банальной, одной из многих". В "Мелоди Мейкер" был некий пацан, помогавший разбираться обозревателю с вышедшими синглами; насколько я помню, пацанчик сказал: "Да, это серьезная штука. Нам нужно заявить, что она нам понравилась?", - и обозреватель ответил: "Нет".
Ежемесячная музыкальная пресса оказала альбому чуть теплый прием. "Кью" похвалила "крепкие ритмичные треки", в то время как "Селект" описывал нас как "некую невнятную разновидность Felt". "Тайм-аут", похоже, увлекся региональной повесткой дня:
"Дебютный альбом "Треугольника" - это крик о помощи, донесшийся из трущоб Бирмингема. В песнях, столь же мрачных и запутанных, как карта Центральных графств, эта талантливая, но обреченная гитарная команда использует свое горькое наследие. Как поется в одной из их самых пугающих песен, там некуда идти. В Бирмингеме никто не услышит твой крик. Но спасибо чуду звукозаписывающей технологии, эти потерянные голоса спасены ради нашей забавы".
Хелен Фелл из "Брум Бит", писавшая о нашем концерте в "Органной трубе" в начале года, выдала самый прямой и положительный отзыв:
"Со времен "Бормотания" REM ни одной группе не удавался столь же мощный дебют. "Треугольник" - это три парня, играющие угловатый, жесткий рок, чтобы выразить совсем не мачистские эмоции - боль, страх и утрату. Шрамы, оставленные жестоким любовником; закрытое общество, выступающее против аутсайдера; человек, освободившийся из тюрьмы, чтобы обнаружить, что он несет свою тюрьму внутри себя. Но это отнюдь не сиротские жалобы: на каждую обнаженную травму приходится десяток невысказанных или высказанных только через музыку. Позади жестких теней этой пластинки видится странный и пугающий свет. Это песни, которые "Треугольники" считают себя обязанными сыграть, и они заслуживают того, чтобы быть услышанными".
Практически сразу после выхода интервью мы получили сообщение от Мартина, что Хелен хочет взять у нас интервью. Она приехала из Вулверхэмптона, чтобы встретиться с группой в кафе "Зебеди" в "Алум-роке" - анархистском центре в одном из самых бандитских районов Северного Бирмингема. Здесь царили скорее панки, чем хиппи, скорее классовая война, чем кампания за ядерное разоружение. Мы вчетвером расселись вокруг белого стола, поедая вегетарианскую пиццу и запивая ее самодельным кофе. Хелен была бледной, довольно угрюмой молодой женщиной с йоркширским акцентом. Первые полчаса мы провели, болтая о новом альбоме REM, который только что вышел. Слишком много синглов было вытащено из него позже. У нас у всех оказались разные любимые песни: Хелен нравилась "Заведи меня", Йену - "Человек на Луне", Карлу - "Ночное плаванье", а мне - "Ничья земля". Я и месяц спустя продолжал слушать этот альбом.
Дискуссия перешла на "Треугольник" и наш альбом. Я попытался объяснить, как Пит разбивал каждый трек на составляющие, а затем снова собирал их вместе:
- Когда мы играем вживую, это проще. Ничего лишнего на заднем плане.
- Это не живой альбом, - сказал Карл. - Но он настоящий. Я хочу сказать… ты не можешь быть настоящим все время. Ты не можешь быть живым все время. На альбоме звук - настоящий. Вот почему он называется "Жесткие тени". Вы понимаете?
- Не совсем, - сказала Хелен. - Могу я спросить о "Его рте"? Что за идеи выражает эта песня?
- Ну, это… - Карл задумчиво глотнул кофе. - Это блюзовая вещь, в духе Вэна Моррисона. Очень мужская. Вообще-то это песня Дэвида. Я только написал слова, чтобы лучше раскрыть ее.
Я смущенно посмотрел на него: сперва ты написал слова.