- Ну это для кого как, - сказал я, против воли своей вступая в странный этот диалог, неведомо для чего (вернее, тогда я не знал ещё - для чего) затеянный Ангелом.
- А что, может, и Ельцин помер? - спросил в очередной раз проснувшийся мужик.
- Не, жив… Чего ему сделается… - ответил алкаш.
Успокоенный мужик снова забылся неглубоким своим, беспокойным сном.
- Да, да, - Ангел отодвинул стул дальше от стола, словно для того, чтобы всех своих собеседников держать одновременно в поле зрения.
- Я это уже где-то слышал, - ответил он мне. - Существо духовное. Пневматик, так сказать. И нравственность высокая присуща этим существам с рождения. И витает эта нравственность как облачко у них над головами…
- К чему такой цинизм? - спросил я Ангела.
И добавил, уже шёпотом:
- Ты и сам вроде как существо духовное. Безгрешное. Не так ли? Или и у тебя… где-то там, внутри… страх? И лучше ли ты меня тогда? Со своим страхом?
Я услышал, явственно услышал.
Так громко и отчётливо.
У него скрипнули зубы. Ангельские зубы.
- Грешны, грешны… - пробормотала уборщица, которая, как видно, сквозь сон слышала всё-таки наш разговор (вернее, обрывки его). - Все грешны… Без того, чтобы припугнуть… Тянет ко греху-то…
Ангел кинул на изрядно залитый пивом стол новенькую (даже не перегнутую ещё) сотенную бумажку и пальцем поманил официантку (что с услужливой поспешностью отозвалась на его жест и кинулась к нашему столику).
- Страх? - ответил мне Ангел (тоже шёпотом, но шёпотом звенящим и резким, похожим скорее на сдавленный крик). - Здесь? В этом мире?! В этом?! Который я сам и создал? Может и неудачно создал, но не настолько неудачно, чтобы бояться собственного творения. Я ежесекундно зачёркиваю его. Отменяю. Уничтожаю. И создаю вновь! Раз за разом. Я властвую над ним. Полностью. Безраздельно.
- Чего? - спросила официантка, которой явно не терпелось поскорей ухватить разлёгшуюся в пивной луже сотенную бумажку.
- Три пива, три водки, салаты те же, - сказал Ангел.
Бумажка взлетела вверх, мелкие капли упали на лоб уборщице (которую от выпитого и съеденного сморило уже окончательно и она, так же как и мужик с татуировками, постоянно впадала в мутное, пьяное забытьё). Капли медленно стекли по коже. Так медленно, словно они цеплялись за каждую морщинку. Мелкие тёмные бороздки. По расходящейся - вниз от глаз.
- Вылитая Богоматерь, что плачет о грехах человеческих, - сказал мне Ангел, снова перейдя на шёпот. - Ты только посмотри на неё. Какая глубокая скорбь! Какая неподдельная, искренняя печаль! Какая безысходность! А? Красиво. А у меня… Нет, не страх. Голод!
- Не понимаю… - сказал я.
Я действительно не понимал! Тогда ещё не понимал.
- Потом, - прошептал Ангел. - Ритуал! Я приглашу тебя к другой трапезе. Будет темно. Стемнеет. Даже не вечер уже - ночь. Время ужина. Вот только не знаю, буду ли я за столом…
- Как ты можешь властвовать над этим миром? - спросил Ангела. - Не Сатана ли князь мира сего? И Бог… Неужели Ему и впрямь на нас наплевать?
- Точно! - воскликнул Ангел. - Абсолютно! Решительно наплевать! Я вас люблю! Я! А про князя… Я тебе потом расскажу…
- Во… Князь…
В очередной раз проснувшийся мужик сжал вдруг кулаки и резко ударил ими по столу, отчего опустевшие бутылки разом подскочили вверх и, коротко звякнув, попадали на стол, раскатившись в разные стороны.
- Князьёв этих теперь расплодилось… В кого ни плюнь…А раньше то где они все были? В райкомах секретарям жопы лизали!
- Ну, я бы так не обобщал, - примирительным тоном сказал Ангел. - Не все. Некоторые просто… в скорлупках своих отсиживались. Как и все прочие… И сейчас сидят.
И, обратившись к алкашу, спросил:
- Так что ты там про грех говорил? Без страха, стало быть, никак нельзя? И без воздаяния?
- Во! Именно! - радостно закивал алкаш.
- А вот грех можно творить и без всякого воздаяния, - сказал Ангел. - Свободно. Без наград и наказаний. Свобода воли греховна. Грех подобен гравитации. Земному тяготению. Держит вас всех на земле. А почему?
- Почему? - спросил я Ангела.
Алкаш заинтересованно хлопал глазами. Уборщица вновь задремала. Мужик же больше не засыпал, но и до конца проснуться также не смог, оттого просто раскачивался из стороны в сторону и еле слышно бормотал что-то невнятное.
Подошла официантка с подносом, плотно уставленным бутылками и широкими тарелками с салатом.
- Потому что рай…
Грохот заглушил его слова. Официантка рывком сдвинула опорожнённую посуду на край стола (при этом ловко удерживая поднос одной рукой) и стала выставлять на стол новые бутылки.
Освободив поднос, официантка выждала для приличия секунд пять и, убедившись, что о сдаче Ангел не вспомнил, гордо подняв голову, ушла.
- … Для вас не предназначен, - закончил фразу Ангел.
- Это как это? - спросил я. - А эти… как их… праведники?
- Вы там задохнётесь! - заявил Ангел.
- Где?! - испуганно подскочила уборщица, расслышав сквозь сон последние слова. - Чего это?
- В раю задохнётесь, - пояснил Ангел. - Воздух там для вас… неподходящий. Как на высокогорье.
- А чё, может, и Путин помер? - внятно вдруг произнёс мужик в наколках.
- А я ведь крещёная, - заявила уборщица. - Родители то мои меня как положено окрестили. В церкву то отнесли…
- Князьёв расплодилось… - пробормотал мужик и, не поднимая головы, потянул руку к стакану.
Алкаш схватил открывалку и быстрым движением начал срывать пробки. Шипучая пивная струя полилась в стакан и от звуков этих вся наша компания заметно оживилась.
- Я и сейчас в церкву хожу, - продолжала уборщица, не сводя глаз с бутылок. - На Пасху… куличи вот тоже ношу.
- Задохнёшься, - уверенно сказал Ангел. - Не больше трёх вдохов. В крайнем случае - пяти.
- А куда же мне? - удивлённо спросила уборщица. - Куда же мне податься то? Здесь никому не нужна и там, стало быть, тоже?
- Я вам правду открою, - сказал Ангел. - Вам одним. Только вы никому не говорите.
- Ну чё, поехали, что ли? - спросил алкаш.
И, не дожидаясь ответа, схватил стакан.
- Сволочь вот ты! - укоризненно сказала ему уборщица. - Человек вон какие слова интересные говорит. Где ещё такое послушаешь. А тебе нажраться лишь бы!
- Да ладно тебе, - ответил алкаш. - Я ж ему не мешаю.
- Некуда вам податься, - ответил Ангел. - Жалко вас, засранцев. Так жалко, просто спасу нет. Это тайна великая, запомните хорошенько. Счастлив тот, кто в раю не был. Счастлив тот, кто живым в руки Господа не попал. А кто попал - тому пиздец. Медленный и мучительный.
- Это как это? - удивлённо спросила уборщица.
- А вот так… Господь - он кто? - спросил Ангел.
И ответил:
- Творец! А Творец не может не творить. А творчество - это такая страшная вещь… Руки и ноги отрезают. В кипятке варят. Смолой обливают. Кожу сдирают.
- Страсти какие! - испуганно воскликнула уборщица. - Да зачем это всё?!
- Я же говорю - творчество, - пояснил Ангел. - Инженерные разработки, эксперименты. Подключат, бывало, кого-нибудь к кислородному аппарату, чтобы не задохнулся в райской атмосфере и не скопытился прежде времени - и давай экспериментировать. У одного праведника… или святого почти всю кожу со спины сняли. Постепенно. Кусочек за кусочком. Долго снимали. Почти два столетия. Как он кричал, бедный! Как молился! Всё Господа звал… Но Господь в экспериментах редко когда участвует. Он предпочитает отчёты изучать, доклады. Так что святой этот так Его и не дождался.
- Помер? - спросил я.
- А то как же! - ответил Ангел. - Вот оно каково - во плоти возноситься.
- А содержимое его кишечника на ужин подали? - снова спросил я. - Оно розовое было? Не подсохло? Не испортилось?
- Розовое, - ответил Ангел. - Свеженькое. Ароматное. Ну, что, и впрямь выпить пора?
Алкаш, точно только того и ждавший, быстро схватил стакан и, придерживая его второй рукой, чтобы не расплескать ни единой драгоценной капли, поднёс его ко рту и запрокинул, почти вертикально.
- Вот ведь падла, - заметил мужик в наколках. - И чокаться даже не хочет. Для приличия хоть. Вот сразу видно - чмо позорное.
- А если не во плоти? - спросил я Ангела. - Душа одна?
- Я же говорил уже, - как то даже устало и разочарованно ответил Ангел. - И что ты всё никак осознать не можешь! Какое тебе дело до души? Твоя душа - наша собственность. Мы дали - мы взяли. Твоя душа к твоей личности никакого отношения не имеет. Это просто записывающее устройство в твоём теле.
- Да, да, я помню, - ответил я. - Носитель информации. Запись состояний. А если я этот носитель уничтожу?
- Трудновато это сделать, - ответил Ангел, отхлебнув пиво и причмокнув при этом ("не нектар, конечно, но тоже ничего… неплохо"). - Трудновато.
- Но можно? - не сдавался я.
- Можно, - ответил Ангел. - И это можно. Но тогда придётся во плоти возносить хитреца такого. И заняться небесным инжинирингом. Потому что у нас…
И он наставительно поднял вверх палец и покачал им.
- … Информация не пропадает!
И тут мы услышали плач.
С удивлением (где же была его проницательность и способность предвидеть события?) Ангел посмотрел в сторону уборщицы.
Старушка плакала, раскачиваясь на стуле и закрыв лицо руками. Ревела горько и отчаянно.
Слёзы текли сквозь пальцы и капали на стол. При каждом всхлипе застиранный халат на плечах её собирался в складки. Словно и он от плача покрывался морщинами.