– Всеми силами постараюсь этого избежать. Бонни смеется пронзительным, металлическим
смехом.
– А вы большой оригинал, Луиза.
Мел наклоняется к ней с огромной дымящейся кружкой какого-то напитка. Запах – прямо как от сгнившей на корню люцерны.
Бонни склоняет голову набок: косит под чью-то ненаглядную сорокалетнюю девочку.
– Аригато*, Мел.
– Это еще что такое? – Я локтем подталкиваю кружку ближе к Бонни.
Она пододвигает кружку обратно – прямо мне под нос.
– Изумительный местный чай: его здесь из прошлогоднего риса готовят. Вы только понюхайте.
– Спасибо, я уже.
– А где вы остановились?
– В гостинице "Милый котик", рядом с "Серебряным павильоном".
– Гинкаку? Какая вы счастливица, это один из моих любимых храмов. Не правда ли, чудо что такое? Такая суровая простота…
– Вообще-то я в Киото за китчевкой приехала. Сады, где песок граблями выравнивают… Хотите, скажу вам одну вещь.
* Спасибо (ял.).
Бонии сдвигается на самый краешек табуретки, рисовый пар клубами окутывает ее розовые щеки..
– Это все на туристов рассчитано. Здесь – культура скупости, не эстетики. Суровая простота должна окупаться.
– Район вокруг Гинкаку очень мил, – роняет она, отсмеявшись. – Хотя довольно дорогой. У вас комната с ванной или просто комната?
– Комната с ванной, плюс завтрак в кафешке "Тигра и Винни-Пух" по соседству.
– И во сколько вам это обходится? Я называю цифру.
Челюсть у нее отвисает.
– Но это же непомерно дорого, даже для такого района.
– Зато в номере есть еще мини-бар и цветной телевизор.
– Вы там обосновались лишь до тех пор, пока не подыщете квартирку?
– Наверное. Вообще-то я никуда не тороплюсь.
– Должно быть, дела у вас идут в гору. Сколько у вас учеников?
– Четверо.
– И на это можно жить?
– У меня кое-что есть в заначке. Вы слыхали когда-нибудь про неудачников, живущих на переводы из дому?
Бонни качает головой.
– Это когда ваша семья вам платит, чтобы вы на родину носа не казали.
– Ваш случай? Я киваю.
– Как печально. И обратно вы не собираетесь?
– Только не в Альберту.
– Что же вы такого натворили, чтобы так настроить против себя своих близких?
– Родилась.
Бонни надолго присасывается к рисовому чаю.
– Прямо и не знаю, Луиза, шутите вы или нет.
С этой женщиной явно надо что-то делать. Когда я иронизирую, она убийственно серьезна, а когда я серьезна, она со смеху лопается.
4 В купальне с миссис Анака
В разгар сборов – я перебираюсь под "крышу" подешевле – в дверь робко скребутся. Мико с гостиничной стойки регистрации.
– Будьте добры, к вам гость.
До сих пор в "Милом котике" меня никто не навещал. Набрасываю рубашку поверх ночной кофты, мчусь вниз по лестнице по пятам за Мико. В фойе с низкими потолками, с клетчатым ковром, закрывающим весь пол, и fauteuils* в стиле Людовика XIV – ни души.
– Снаружи, будьте добры. – Мико вновь ныряет за стойку.
Рядом с внушительным "бентли" – приземистый коротышка. Он кланяется, вручает мне визитку. Толку с нее чуть: визитка на японском. Затянутой в белую перчатку рукой коротышка переворачивает карточку – специально для меня. Тисненая надпись по-английски: "КАМИЛЛА АНАКА, дипломированная медсестра".
Он кланяется.
– Будьте добры, вас в купальни.
Вспоминаю о том, что надо бы обновить дезодорант.
– Я только сбегаю за рюкзачком.
* кресла (фр.).
Он встает между мною и стеклянными дверями "Милого котика". Двери бесшумно расходятся в разные стороны.
– Мы ехать сейчас или поздно.
Коротышка обходит машину кругом, открывает заднюю дверь "бентли". Я проворно обегаю с другой стороны и занимаю пассажирское место спереди. Глиптоману это не по душе. Он усаживается на тщательно зачехленное водительское сиденье (и за что же это мне досталась только кружевная салфеточка?), а я тем временем пытаюсь объяснить ему, почему предпочитаю ездить рядом с шофером. В результате приходится проиграть эпизод-другой из "Дилижанса", причем я и за Джона Уэйна*, я и за Энди Дивайна**. Вроде бы почти получается, но тут машина подъезжает к приземистому прямоугольнику темного стекла чуть в стороне от Имадегава. Смахивает на банк, хотя окна слишком темны, чтобы увидеть, что там внутри, и указателя никакого нет, если не считать серебряного диска над вращающейся дверью. В центре диска вырезан один-единственный японский иероглиф, только его я до сих пор и заучила: ? . В метро его не захочешь, а запомнишь: он означает "Выход". По словам Бонни, на самом деле это – идеограмма для понятия "рот". В недоумении стою перед вращающейся дверью; шофер поклоном зазывает меня внутрь.
Нет, не банк. Длинный, узкий садик – ну просто куда угодно сад впихнут! – раз этак в двадцать протяженнее в длину, нежели в ширину. Шофер ведет меня по песчаной петляющей тропинке, по низкой каменной
* Уэйн Джон (1907-1979) – американский актер, снимался в вестернах и военных фильмах; его амплуа – честные, мужественные, патриотически настроенные американцы, чаще всего – военные или ковбои. "Дилижанс" (1939) – один из самых известных фильмов с его участием.
** Дивайи Энди (1905-1977) – американский актер, прославился своими ролями в пасторальных комедиях.
плите-мостику через озерцо с карпами. Тут вам не привычные золотые, белые и пятнистые карпы, куда там! – рыбы, что шевелятся в темно-зеленых глубинах, – темно-фиолетовые. Мы идем по мостику, карпы плывут за нами вслед – много, не сосчитать. Ветерок всколыхнул бамбуковые листья высоко у нас над головами. Впереди расстилается легкий туман. Из тумана встает сводчатый коридор: ряды массивных бамбуковых стволов, закрепленных крест-накрест. Водитель останавливается у арки и поклоном приглашает меня войти. Я оглядываюсь через плечо. Он поднимает руку в прощальном жесте. Прохожу под скрещенными шестами. Чувствую себя словно в старом фильме: сад по-прежнему отлично виден, вот только поделен бамбуковыми шестами на кадры длиною в фут каждый. В конце сводчатого прохода – серебристые двери лифта. Ищу кнопку. Кнопки нет. Двери открываются, внутри тоже ни одной кнопки. Двери закрываются. Лифт идет вниз.
Долгий, долгий спуск. Звякает колокольчик, двери расходятся – передо мной девочка-подросток лет пятнадцати-шестнадцати, черные волосы выкрашены в медно-красный цвет, прихотливо изодранные джинсы, футболка с английской надписью через всю грудь ("БОГАЧИ СОСУТ МОЙ ЧЛЕН, ЖАГАЛА СРАМУ"*). В ушах, в губах, в носу, в щеках и языке – английские булавки и прочие, менее опознаваемые металлические предметы. Мне страх как хочется напомнить бедному ребенку, что на дворе 1985 год, панк приказал долго жить… но, может, это только в моем мире так.
Интонации у нее – как есть калифорнийские.
* "Жагала сраму" – в оригинале Agenbite of Inwit, модернизированное написание среднеанглийского названия "Ayenbite of lnwyt", "Угрызения совести". Это название выполненного Дэном Майклом из Нортгейта (1340) перевода французского трактата "Сумма грехов и добродетелей", написанного монахом Лаврентием Галлом для короля Филиппа 11. В таком виде словосочетание использовано в романе Д. Джойса "Улисс" (гл. "Телемак"). Вариант перевода (В. Хинкиса, С. Хоружего) столь же непонятен русскоязычному читателю, сколь словосочетание оригинала непонятно современному англоязычному читателю.
– Хай, меня зовут Сьюки. Ма сейчас будет. – Девочка ведет меня по слабо освещенному коридору со стенами из толстого зеленого стекла. Сквозь них легко просматриваются другие комнаты, и еще прозрачные стены, и еще. Коридор поворачивает налево, Сьюки отпирает узкую металлическую дверцу со скругленными углами и высоким порогом, в точности как на корабле.
– Вы пока заходите, переодевайтесь. Я пойду гляну, куда она запропастилась.
На низкой скамеечке – прямоугольный кусок ткани. С этой штукой я сталкивалась во всех здешних гостиницах: юката или легкий хлопковый купальный халатик; очень подозреваю, что местные, с их страстью к обертыванию, в нем еще и спят. Мужчины в них даже по коридорам отелей разгуливают, если надо, скажем, дойти до комнаты с торговыми автоматами, купить сигарет, или там баночку "Саппоро"*, или "Пот Покари"**.
Складываю старые тряпки – кофту и рубашку – аккуратной стопочкой, надеваю юката. Дверь вновь отворяется, входит миссис Анака, за ней – Сьюки. Все кланяются друг другу. Да, я уже познакомилась со Сьюки, да-да, и Сьюки уже познакомилась со мной. До чего же в это время года жарко и влажно! Только и мечтаешь, что о дожде. В Хартфорде, Херефорде, Хэмпшире холодно, хмуро и худо***. Теперь Сьюки изъясняется этаким высоким, жеманным голосочком – точно такое же мягкое сопрано слышишь по громкоговорителю в метро, в универмагах и в супермаркетах, и даже в городских автобусах ("Следующая остановка – Киотский университет").
* Сорт японского пива.
** Напиток из "спортивной" группы, возмещает организму потерянные электролиты и воду.
*** Английская скороговорка; стала популярной благодаря фильму "Моя прекрасная леди", в котором использована как фонетическое упражнение на произнесение звука [h].
– Мы так рады, что вы смогли к нам присоединиться, – щебечет Сьюки, явно искренне. Миссис Анака энергично кивает.
– Как вы вовремя подгадали, – говорю я миссис Анака. – От меня уже пованивать начинает.
– Повоннивать?
– Пованивать, – поясняет Сьюки.
Пантомима с обнюхиванием подмышек. "Пованивать".
– Мы вас отмывать, – с улыбкой возвещает миссис Анака, – внутри и снаружи.