Распахиваю дверь классной комнаты – девочки носятся как оглашенные. Кеико, вытянув руки параллельно полу, кружит по комнате. Мичико, Норико, Фумико и Хидеко бегают за ней, прыг-скок с подушки на подушку, и все гудят себе под нос: "Мокка-мокка-мокка, мокка-мокка-мокка". Акико, староста до мозга костей, стоит в стороне, руки в боки, и наблюдает за происходящим. Она замечает меня первой, за ней – все остальные. Кеико самозабвенно вертится волчком.
– Что происходит? – Пинком отбрасываю подушки с дороги, выхожу на середину комнаты. Теперь и Кеико меня видит, однако продолжает крутиться как сумасшедшая. Вихрем кружит вокруг меня, так, что кончики ее пальцев едва не оцарапали мне щеку.
– Кеико спятила, – сообщает Мичико, отгрызая добрую толику ногтя. Можно подумать, сама только что не носилась по комнате туда-сюда. – Мне остановить ее?
– Если она спятила, ее уже не остановишь. Она так и будет вращаться, вращаться, пока сама себя не собьет в масло.
– В масло? – повторяет Фумико. – Теперь и вы спятила.
– Спятили – множественное число, Фумико.
– Я спятили, – со смехом говорит Норико. И вот уже они все повторяют то же самое – все, кроме старосты группы Акико, которая не в силах не супиться, и Кеико, которая униматься и не думает.
– Кеико просто изображает, – поясняет Хидеко, повыше подтягивая гетру на пухлой ножке.
– Что изображает, Хидеко? Дервиша, ветряную мельницу, волчок или…
– Вертолет! – кричит Кеико и перестает вертеться. Ухмыляется – шире уже некуда. – Учительница приехать в школу в вертолете.
И все начинается сначала. Даже запуганная малышка Мичико вытягивает руки и присоединяется к крутящемуся хору. "Мокка-мокка-мокка, мокка-мокка-мокка".
Акико бегает за товарками, приложив палец к губам и всячески шикая, но тем и дела нету.
– Я уезжала на выходные.
– Куда уезжала? – не отступается Фумико.
– Я ездила в Осаку, а потом – в Токио… за покупками.
– За покупками! – Пухленькое личико Хидеко так и светится.
– Вы ездить за покупками в вертолете? – уточняет Норико, локтем подталкивая Фумико.
– Я уехала на поезде, а вернулась на вертушке.
– На вертушке? – Мичико закусывает нижнюю губку.
– Мокка-мокка-мокка, – шепчет Фумико на ухо Норико.
– Ктошный вертолет? – любопытствует Кеико.
– Одного друга Гермико.
– Богатый друг, – вздыхает Хидеко.
– По-моему, нам пора начать урок.- Я словно вернулась в гребаный Летбридж, такой маленький и тесный, что каждая собака знает все на свете еще до того, как это "все на свете" произошло. – Мы припозднились.
– Ктошный вертолет? – не отстает настырная Фумико.
Я бы подыскала ей пластического хирурга, чтобы тот родинкой занялся и заодно рот ей зашил.
– Подарок для вас, когда вы возвращаться, – вступает Норико. – На столе.
Кеико подкрадывается поближе и шепчет мне на ухо:
– Мокка-мокка.
С меня довольно. Хватаю ее за плечо и толкаю на подушку. Подушка выскальзывает, Кеико ударяется задницей об пол. Мичико вскрикивает, как будто это я ее опрокинула. Акико заламывает руки.
– А ну, прекратили гребаный бардак и сели по местам, о’кей?
Мичико плюхается на ближайшую подушку, запихнув в рот все пальцы сразу. Норико, Акико и Хидеко следуют ее примеру. Только Фумико канителится: то туда подвинет подушку, то сюда затянутым в чулок пальчиком, пока не находит для нее идеальное место, между подушкой Норико и подушкой Кеико, которая пустует: Кеико предпочла остаться на полу.
– Я – ваша учительница, но из этого вовсе не следует, что я – ваша собственность. Я никак не в силах помешать вам шпионить за мной, – Мичико опускает голову, – однако я имею право на личную жизнь. Что я делаю в свободное время, вас никоим боком не касается, ясно?
Долгое молчание.
Наконец Хидеко – бурундучиные щечки закраснелись – выдавливает из себя:
– Шпионить нет.
– Нет-нет, мы вовсе не шпионили, – подхватывает Акико. – Утром была наша очередь подстригать кусты на шахматной доске рядом с парковочной площадкой.
– А откуда вы узнали про мой подарочный фрукт? Кто-то еще и дом мой обшарил.
Теперь потупилась Кеико.
– И чтоб больше этого не было. Как вам понравится, если бы я вздумала совать нос в вашу личную жизнь? Вам было бы приятно?
Те девочки, что не изучают пол, глядят на меня и качают головами.
– Как, неужто вам было бы приятно? Мичико неуверенно поднимает руку.
– Не нужно этого делать, Мичико. Говори сразу.
– В Японии личной жизни нет.
– Это как же так?
Мичико поднимает голову, глядит на меня: в глазах у нее слезы.
– Это правда. Каждый – часть всех остальных. Мы все часть целого, как большая семья. Отдельных частей нет.
Ясно как день.
– Стало быть, кто угодно имеет право войти ко мне в дом и порыться в моих вещах?
Кеико глядит мне в глаза.
– Нет, это нельзя. Почти всегда. Если у кого-то есть очень веская причина, тогда, может, о’кей. Но вы права – в дом заходить нехорошо.
– И моя личная жизнь – мои выходные – мне не принадлежат?
– Вы теперь – часть нас, мы – часть вас, – говорит Акико. – Все мы заодно. – Надо думать, в прошлой жизни была капитаном болельщиков.
– Во имя школы, – хором декламируют Фумико с Норико, – все во имя школы.
– Школа важнее, чем я, или вы, или кто угодно, – сообщает Хидеко, в качестве иллюстрации сцепляя пухлые, как сосиски, пальцы.
– Послушайте, я тоже обеими руками за школу, но мои выходные принадлежат мне. Врубились?
Девочки искоса переглядываются, словно говоря: и что толку, она все равно никогда ничего не поймет. И они правы; я ничего не желаю знать. Все, что мне нужно, – это мои выходные и моя личная жизнь.
– Врубились? – повторяю я и молча жду, пока все они, даже надутая Кеико, не кивнут. – Кеико, ну-ка садись обратно на подушку, мягкое место отморозишь.
– Мягкое место? – повторяет Кеико. Я показываю на себе.
– Мягкое место. Задница. Жопа. Попка. Афедрон. Большие полушария. Курдюк. Седалище. Дупа. Булки. Ягодицы. Корма. Пятая точка. Емкость с пастой. Выхлопная труба. Огузок. Гузно.
– Гузно. – Норико разражается смехом – и остановиться уже не в силах.
Кеико усаживается на подушку и зыркает на меня из-под черной челки.
– А сейчас нам хорошо бы поговорить о нашей будущей постановке. Мистер Аракава хочет что-нибудь короткое и несложное; кстати, нам разрешили пользоваться одной из больших аудиторий для репетиций три дня в неделю.
– Мы ставить настоящий спектакль? – охает Мичико.
– Это всего лишь одноразовая постановка, для школы, в зале "Кокон".
– Зал "Кокон", – вздыхает Хидеко.
– А что это будет за постановка, нам с вами как раз и предстоит решить. Хотим ли мы взять уже готовый мюзикл или хотя бы отрывок, – ну, не знаю, что-нибудь вроде "Вестсайдской истории"* или "Кабаре", или мы хотим придумать что-то свое?
– "Вестсайдская история", – тут же откликается Норико и очень даже сносно изображает Риту Морено**: "Таким парням немного надо, уйдет – и ты не будешь рада…"
– "Доктор Дулиттл", – предлагает Хидеко.
– Слишком сложно: понадобятся костюмы для зверей.
– "Мэри Поппинс", – говорит Акико, наша персональная нянюшка.
Не поднимая глаз, Кеико поет скорбным контральто:
– "Птиц накорми, два пенса пакет…"
– Мы делать свое? – переспрашивает Мичико, не поднимая руки. – Это как?
– Ну, сами придумаем сюжет, и песни, и танцевальные номера, и все, что надо.
– Про что? – желает знать Фумико.
Как насчет сказки про принцессу-Кротиху?
– Это может быть миф, или волшебная история, или исторический эпизод, или что-то из вашей собственной жизни.
– В нашей жизни ничего интересное, – отвечает Кеико, подперев руками подбородок.
– Но по-английски? – уточняет Хидеко.
– Да, обязательно на английском, хотя это вполне может быть история про Японию.
– Урок английского! – выкрикивает Акико. – Мы напишем мюзикл про урок английского.
Господи ты Боже мой.
– Дурацкая идея, – отвечает Кеико.
– Скукотища, – соглашается Норико.
Все на некоторое время задумываются, затем Мичико говорит:
* Знаменитый мюзикл Л. Бернстайна (1957); в 1961 г. был экранизирован и получил несколько "Оскаров".
** Морено Рита (урожд. Росита Долорес Альверио, р. 1931) – пуэрто-риканская актриса, танцовщица и певица; снималась в фильме "Вестсайдская история".
– Изанаги и Изанами.
– Кто?
– Изанаги и Изанами. Они брат с сестрой, но пожениться тоже. Когда Изанами умирать, Изанаги очень грустить. Он ходить в землю Желтой Реки забирать ее.
Остальные девочки кивают. Норико взволнованно принимается пересказывать легенду:
– Боги Желтой Реки говорят, ей можно вернуться с Изанаги, но сперва она должна приготовиться к путешествию. Боги говорят Изанаги, стой снаружи, жди сестру.
– Он ждет и ждет, – продолжает Акико монотонным голосом школьной училки. – Изанами долго собирается, очень долго – никак не может найти свое любимое кимоно, служанке надо выгладить оби*. Изанаги не может больше ждать. Он врывается во дворец Желтой Реки и находит комнату Изанами.
Акико делает паузу; все сидят молча, в гробовой тишине. Они знают конец, но смакуют историю, пока она еще длится.
– Она мертва, – безжизненным голосом доканчивает Кеико. – Изанаги находит ее сгнившее тело, покрытое насекомыми. Как называются жирные белые насекомые, которые едят мертвых?
– Личинки.
– Личинки? На Изанами – кимоно из личинок, – говорит Кеико и тихо смеется.