- Это "пятерка", моя дорогая. Пятерка с плюсом. Замечательное сочинение, самое лучшее!
Сердце у Кэнди забилось от радости. Потому что все знали: если профессор Мефисто и ставит "пять с плюсом" за сочинение, то только одну на весь класс - по каждой отдельной теме.
- Спасибо, - выдохнула она.
- Я даже не сомневаюсь, - продолжил профессор Мефисто, снова вставая с кресла, - что у тебя это искренне. - Он нахмурился. - А то сейчас очень многие заявляют о чувствах глубоких и благородных, хотя на самом-то деле они ничего не чувствуют.
Он опять принялся мерить шагами комнату, время от времени останавливаясь, чтобы уважительно прикоснуться к какой-нибудь книге на полке или поднять руку, особо подчеркивая наиболее значимые места своей речи.
- В наше время немногие люди способны по-настоящему чувствовать… и я думаю, что причина - засилье коммерции; коммерческий взгляд на вещи убивает способность чувствовать… он уничтожает искусство чувствовать, ибо это и вправду большое искусство… чувствовать по-настоящему. Слова обесценились. Чем, собственно, и объясняется полный провал официальной религии… вечные ценности превратились в красивые словеса и не более того. Лицемерие! Неискренность - вот откуда все наши беды.
Он остановился за стулом Кэнди. Кэнди сидела вся напряженная и зажатая, глядя в пространство прямо перед собой. Ей было очень неловко, потому что другие ученики, которых она видела вместе с профессором, держались естественно и непринужденно, а вот у нее это не получалось. Она попыталась расслабиться, подражая этим ребятам - откинулась на спинку стула и отпила хереса, - и при этом она лихорадочно перебирала в памяти все журналы и книги, которые прочла в этом семестре, чтобы сказать сейчас что-нибудь умное и подходящее к случаю. Но она ничего не смогла придумать, потому что у нее в голове вертелась только одна мысль: "какой замечательный человек. Великий человек. И я с ним знакома!" Она слышала тяжелое дыхание профессора у себя за спиной, и ей представлялось, что вот так же, наверное, дышал человек из той книжки про давние времена - тот, который тащил на Голгофу крест. И на этот раз она уже не отстранилась и даже не вздрогнула, когда профессор положил руку ей на плечо и провел рукой вверх, ей по шее.
- Мне кажется, - тихо проговорил он, - что ты - девочка умная и проницательная и ты способна на чувства, на настоящие чувства, - он умолк на мгновение и добавил… шепотом: - И мне кажется, ты понимаешь, как меня тянет к тебе!
Его рука скользнула вокруг ее шеи, по горлу - вниз, к вырезу блузки, за вырез блузки, и Кэнди от неожиданности уронила свою рюмку с хересом.
- О Господи, - пролепетала она, вскакивая со стула, чтобы собрать с пола осколки, потому что рюмка разбилась. Ей было так стыдно и так неловко.
- Ой, простите, пожалуйста, я…
- Ничего страшного, - хрипло проговорил профессор, присев на корточки рядом с ней. - Это всего лишь вещь, материальный объект - химера бытия!
Он уткнулся лицом ей в шею и запустил руку ей под свитер.
- Ты же мне не откажешь, - прошептал он. - Ты меня не оттолкнешь. Я знаю, ты добрая девочка. Вовсе не эгоистка… И то, что ты написала в своем сочинении… я уверен, что это искренне. И ты мне нужна, так нужна… - Он заговорил, как в бреду: - "…особая привилегия, прекрасная и волнующая… отдаться полностью, целиком…", - прижимаясь к ней все теснее. Но Кэнди резко вскочила на ноги, и профессор не удержал равновесия и завалился набок, прямо на пролитый херес. Он попытался смягчить падение одной рукой, а другой - утянуть за собой Кэнди, но не преуспел ни в том, ни в другом; так что теперь он лежал прямо в луже хереса громоздкой неповоротливой тушей, тихонько стонал и барахтался в безуспешных попытках подняться - может, он сильно ударился, а может быть, просто ему было трудно подняться с пола из-за его тучной комплекции.
Кэнди жутко перепугалась. Она застыла на месте, прикрыв рот ладошкой.
- Ой, профессор Мефисто, я…
- Утешь того, кто так нуждается в утешении, моя девочка, - умолял он, лежа по полу и протягивая к ней руки - на тот случай, если она вдруг упадет к нему в объятия. - Ты же сама написала… "прекрасная и волнующая привилегия"…
Но бедная девочка была жутко напугана и по-прежнему очень расстроена из-за того, что разбила рюмку.
- Ой, я не знаю… - пролепетала она, чуть не плача. - Я… мне так страшно… я только хотела…
Она умолкла на полуслове, потому что дверь в кабинет распахнулась и вошел тот самый мальчик с угрюмым лицом, который с таким раздражением, чуть ли не со злобой передал ей приглашение профессора. Он взглянул на профессора на полу, потом - на Кэнди, и его глаза вспыхнули бешенством, а лицо стало белым как мел.
- Прошу прощения! - проговорил он с холодным высокомерием и развернулся, чтобы уйти.
- Подожди, Холи! - воскликнул профессор, с трудом поднимаясь на ноги. - Подожди… это всего лишь… - Он неуклюже оправил пиджак. Было видно, что он смущен. Мальчик застыл в дверях, выжидающе глядя на профессора.
- Пожалуй, мне лучше уйти, - сказал он, так и не дождавшись никаких объяснений.
- Нет, Холи, нет, - профессор Мефисто взял себя в руки и шагнул к мальчику. - Пойдем во внутренний кабинет, - твердо проговорил он.
Мальчик мрачно взглянул на него. Он был уже не такой бледный.
- Пойдем, - повторил профессор уже мягче и положил руку мальчику на плечо. - Пойдем.
Перед тем как закрыть за собой дверь во внутренний кабинет, он обернулся к Кэнди:
- Прошу прощения. Мы буквально на пару минут.
- Да, конечно, - пробормотала смущенная девочка и снова уселась на стул. Из-за двери во внутренний кабинет доносился приглушенный гул голосов, потом там как будто хлопнула дверь. Наверное, мальчик ушел. Кэнди подождала еще пару минут, но профессор не вышел.
- Какая же я эгоистка! - корила она себя. Дура и эгоистка! Такой замечательный человек - великий человек - говорит, что она ему нужна! А она беспокоится только за свою драгоценную материальную оболочку! Ей было стыдно, ужасно стыдно. - Я ему так нужна, так нужна! И я его оттолкнула! Я оттолкнула его! Да как я посмела?!
Она прислушалась и услышала… да, это было приглушенное рыдание. У нее защемило сердце.
- О, профессор… - Она не могла это слушать. Это было невыносимо. Он там один, и он плачет, потому что он так к ней стремился, а она оттолкнула его… - О, Меф, Меф… - Она решительно встала со стула и направилась к двери. Она пойдет к нему и отдастся ему - полностью, целиком. Кэнди вспомнила, как сегодня утром она вышла из душа и посмотрела на себя, голую, в зеркало. Да, она очень красивая девочка. И она подарит ему всю себя, всю свою красоту - целиком, без остатка. Уже взявшись за дверную ручку, она пожалела, что не надела сегодня свой самый лучший комплект белья, хотя ладно: тот, который на ней, тоже очень хороший - свежий и симпатичный. За дверью снова раздался надрывный стон.
- Я иду к тебе, Меф, - прошептала она и тихонько открыла дверь.
Но молодой человек не ушел, и изумленному взору Кэнди предстало странное зрелище. Профессор и мальчик носились по комнате - оба голые, раскрасневшиеся, их одежда разбросана по полу как попало - и колотили друг друга мокрыми полотенцами, постанывая и рыдая.
Они не заметили Кэнди, а если даже заметили, то им сейчас было не до нее - они были полностью поглощены друг другом и своим странным занятием. Кэнди быстро закрыла дверь, пулей вылетела из кабинета профессора и побежала, вся в слезах, по пустынному коридору. Какая же она эгоистка, какая ужасная эгоистка… она оттолкнула профессора Мефисто, и он так огорчился, что… Кэнди даже не знала, что.
- О, как я могла?! Как я могла?! - повторяла она сквозь слезы. - Как я могла?!
Кэнди все-таки удалось успокоиться, так что домой она вернулась уже не в таких расстроенных чувствах; и еще ей не терпелось рассказать папе про "пятерку с плюсом" за сочинение.
Мистер Кристиан сидел в гостиной и читал газету.
- Привет, - сказал он и взглянул на часы. - Как прошел день?
При всей своей жуткой занудности, папа все-таки разнообразил свои приветствия и встречал Кэнди из школы то вопросом "Научилась сегодня чему-то полезному?", то вопросом "Как прошел день?", чередуя их по дням: день так, день так - причем никогда не сбивался и не повторял один и тот же вопрос два дня подряд.
- Хорошо, - Кэнди подошла к папе и чмокнула его в лоб. Принимая сие изъявление дочерней любви, папа лишь хмыкнул. - И еще у меня "пять с плюсом" за сочинение по философии. На курсе профессора Мефисто! А он если и ставит "пятерку с плюсом", то только одну на весь класс! Правда, здорово?
Вопросы мистера Кристиана были, конечно, чисто риторическими, но он все-таки интересовался успехами дочери, и если она о чем-то ему рассказывала, то он обязательно слушал - хотя бы вполуха.
- Да что ты? - от газеты он не оторвался, но при этом слегка нахмурился, как бы давая понять, что он просто бегло просматривает статьи, а так, конечно же, слушает дочь. - А тема какая была?
- "Любовь в современном мире".
Мистер Кристиан встряхнул газету и прочистил горло.
- Очень практично звучит, - сказал он и попытался изобразить смешок, чтобы обозначить свое отношение к философии как к предмету весьма несерьезному, но для подобного проявления чувств он был слишком сварливым и раздражительным человеком, так что он снова встряхнул газету, еще раз откашлялся и нахмурился, только теперь уже по-настоящему.
Кэнди сделала вид, что она ничего не заметила; она твердо решила насладиться своим успехом, как говорится, по полной программе, так что она не даст папе испортить ей настроение.