Туда приезжали панки из Нортхолта и Руислипа, такие маленькие копии Сида; мы подружились с ними, потом ещё куча парней из Аксбриджа, Восточного Дрейтона, Гэйса, всяких таких мест, небольшая крепкая команда, а поскольку всё было в университете, там был дешёвый бар, модная дыра, забитая хипповыми студентами, мы обычно занимали одну половину бара, ближе к сортирам и игровым автоматам, а они - другую; иногда они пытались не пустить нас внутрь, но нас было много, так что у них особо не было шансов, стать панком было просто - нужно было только перестать заморачиваться и подстричь волосы, жить своей жизнью; мы не отставали от времени, нам было по фигу на студенческую элиту с прическами за пятьдесят фунтов, мы смеялись над некоторыми парнями, которые играли рок-н-ролл, но нормальные девчонки всегда приветствовались; хотя, в основном, мы были всё те же, кто ходили на футбол, бегали за автобусом после школы, сторожили в Шеде и ломились в поезда, возвращающиеся из Лутона, те же хулиганы, которые разожгли пожар в Чар-лтоне, переместились в Милуолл и потом на Колд Блоу Лейн; и всё так и шло: альбомы Боуи, спрятанные под кроватью, новая музыка, знания, которые не получишь в школе, я вижу Смайлза, который смеялся, как больной, когда нас выпустили; мы все ненавидели школу, трата времени, долю секунды его лицо у меня перед глазами, я помню, что это не самый хороший момент, что-то не так, ищу другое хорошее воспоминание, борясь с неизбежным; родители Дэйва купили фургончик с местом у Борнмута и стали ездить на побережье, как только появлялась возможность, а Дэйв был старшим и оставался дома, весь дом в его распоряжении, раз он пришёл и сказал, что там воняет, у него провоняла даже одежда; тогда мы стали собираться в этом пустом доме и не было такого, чтобы нечем было заняться - то дискотека, то клуб, который скоро разгромили и закрыли, ночи фанка в общественном центре, это уже в нагрузку, вечеринки, на которых приходилось слушать приевшееся дерьмо из "Тор Of The Pops", перемешанное со старыми хитами, танцевальная подборка; всё это, я помню, приходилось терпеть, чтобы закадрить кого-нибудь, но бывало и по-другому, всю ночь играл панк, девочек там было ещё меньше, чем обычно, Дэйву нужен был медляк, песни про любовь, потому что фиг ты познакомишься с девушкой под истории Джимми Перси о том, как он убегает из исправиловки, чтобы увидеть "её", или Пола Уэллера о тюрьме рядом со Слау, но никому это не надо было, кроме Дэйва, будем мы еще тут распинаться, и он соглашался с нами, хотя вообще-то мы были у него дома, и он имел право делать, что хочет; и еще такая штука - к нам приходили лучшие девушки, не такие, как все, и одевались они правильно, просто их было не очень-то много, и больше нам негде было встречаться, это же Слау, пригород, наполненный заразой соулбоев, мы не думали об этом до той ночи, когда до утра крутили "Ramones", у них тогда вышло всего два или три альбома, их мы и ставили снова и снова; и вдруг посередине "Go Mental" начался погром, разнесли весь нижний этаж, разбили стёкла, вынесли двери, видно было, что это не обычное хулиганство; и назавтра Дэйву пришлось приводить всё в порядок, вставлять стёкла, ремонтировать двери, ему повезло, что брат у Смайлза плотник и он знал одного стекольщика; после этого Дэйв стал осторожен, тут не захочешь, а станешь, странное ощущение, все погружается в темноту, я заставляю себя думать о нас, о пьянках, наркотиках и панк-роке, всё это связано с воспоминаниями о Смайлзе, с теми, которые я хочу сохранить, да, всякое у нас было, и в, общем, нам было хорошо.
Встаю с постели и спускаюсь в подвальный этаж, там, в четырёхместной спальне живёт пара поляков, занимаются предпринимательством, продают билеты на Транссибирский экспресс. Из Кракова они едут в Будапешт, закупаются билетами, отправляются в Москву и там садятся на поезд в Пекин. Здесь продают билеты с небольшой наценкой. Поляки народ не жадный, билет достаётся мне за девяносто долларов. Пятьдесят фунтов за шестидневную поездку до Москвы и ещё два дня до Берлина через Польшу. Мне даже забронировано место от Пекина до Москвы, и после Москвы есть варианты - Будапешт, Хельсинки или Берлин. Я выбираю Берлин, это самый короткий путь в Англию, но придется заказывать места в Москве. Если бы они были с Запада, то постарались бы навешать мне лапши на уши, задрать цену раз в десять выше нормальной, плюс еще надбавки за сервис, но их страной управлял Лех Валенса и "Солидарность", а не Ронни Рейган с Железной Леди, поэтому у них свой подход к делу. Они прямо-таки стесняются брать с меня деньги, с них довольно того, что хватает на жизнь, днём они сидят на открытом воздухе, прихлебывая чай, вечером пьют дешёвое китайское пиво, часами сидят у себя в комнате, слушают дрянные копии записей Боба Дилана, играют в карты и шахматы и ждут стука в дверь, спокойно пересчитывая свои билеты. Мой билет - на русский поезд, который идёт через Маньчжурию, по краю Внешней Монголии. Китайский идёт прямо через Монголию, проезжая Улан-Батор, он быстрее, но до следующего отправления ещё несколько дней. Самое главное, чтобы ехать на нём, нужно делать ещё одну визу. А я хочу уехать прямо сейчас. С меня хватит.
После покупки билета остается двести долларов, я тщательно проверяю застежку на сумке с деньгами, заталкиваю в карман паспорт, свои записки и билет. Я покупаю у поляков рубли по шестикратному курсу, теперь я богач. Горбачёв, может быть, и старается улучшить положение в Союзе, но в консульстве у меня уходит три часа на споры, прежде чем мне выдают транзитную визу. В польском консульстве всё проще, не надо выкручиваться, чтобы получить штамп в паспорте. Я собирался вернуться в Гонконг и еще полгода поработать в том же баре, где раньше, но известие о Гари всё изменило. Я сажусь на автобус до гостиницы, держусь за поручни, проезжая по Пекину, наводнённому велосипедистами, приезжаю уже затемно. Из головы не выходит картина - как Гари болтается в воздухе, бьет ногами по перилам, разбивает себе голени, ломает пальцы - как кусок видео на повторе.
Всё крутится быстрее и быстрее. Нужно съездить домой, повидаться со всеми, разобраться с делами, вернуться на родину. Первый раз за три года я скучаю по дому, чувствую себя предателем, потому что отказался от всего и убежал, пошёл по легкому пути, работа в баре и никакой ответственности. Не обращая внимания на соседей по спальне, я беру мыло и полотенце и иду в душ, целую вечность стою под холодной водой, соскребая с себя грязь, поры кожи забиты, преграда, защита, отклоняюсь назад и открываю рот, вода с пленкой на поверхности, бесцветная муть наполняет его. Я закрываю кран и смотрю на осадок, плавающий по бетону, хлопья грязной пены и ржавую дырку слива. Полотенце тонкое и истрёпанное, ткань пропитана потом, я сворачиваю его и вытираюсь, сдирая старую кожу. Одеваюсь, возвращаюсь в спальню, кидаю сумку под кровать и ухожу, на выходе натыкаясь на группу америкосов, которые сидят, любуясь своими рюкзаками, блядские придурки, сравнивают штампы в паспортах и рассказывают дебильные истории.
Путешествовать забавно, потому что встречаешь хороших людей, иногда просто потрясающих людей, но всегда рядом идиоты, которые ни дня в жизни не работали по-настоящему. Они год или два пинают балду в университете, сидят на шее у родителей, "покровительствуют" местным и учат жизни других приезжих, ни капли не уважают культуру страны, в которой живут, торгуются за каждый пенни с крестьянами, которые едва наскребают денег на рис, болтаются вокруг, изображая, что они в безвыходном положении, больше думают о наркоте, чем о месте, в котором живут, самодовольная мразь. Эти уроды меня просто убивают.
У них нет никаких поводов быть такими, а у самых больших мудаков ещё всегда самый лучший выговор. Они вернутся домой и устроятся в каком-нибудь тёплом местечке, и всё, беззаботная жизнь обеспечена раз написанным резюме. Не верьте им. В Китае не так плохо, пусть большинство отправляется куда попроще, в Бангкок или Катманду, но есть и такие, что едут именно сюда.
Но мне сейчас это безразлично, я просто иду. Пекин такой же, как и другие китайские города, которые я видел, лучшее время в них - вечер, невероятные запахи и звуки заполняют улицы, огоньки, движущиеся высокие силуэты - глядя на них, понимаешь, почему на Востоке так любят театр теней. Стоит такой характерный для Азии запах сгорающих дров, и китайский запах риса, и тысячи горшков с кипящей водой на плитах, шипят котелки, появляются и тут же исчезают деньги. Люди в переулках улыбаются, конечно, может быть они улыбаются, только когда видят кого-нибудь вроде меня, иностранца, новое лицо, а я смотрю на них, мужчин и женщин, которых всю жизнь мотало туда-сюда между Японией, Чан Кай Ши и Председателем Мао, и думаете, они обозлились и пошли протестовать - вовсе нет. Они хорошие люди, маленькие люди, раздавленные и уничтоженные системой, они живут в грязи и нищете, но все-таки каждый машет рукой и здоровается, когда я прохожу мимо - богатый козёл, который в любой момент может купить себе обед и хоть десять бутылок пива, а потом сесть на автобус и отправиться куда угодно, а им приходится выпрашивать документы каждый раз, чтобы навестить родственников в другом городе.