Жена Ролана Факинберга никогда не знала о Настоящем. А самое главное - не хотела знать. Ей это было не надо. Она жила предписанной жизнью, не интересовалась лишними вещами и не стремилась узнать ничего нового. Ей на х… не нужны были умные книжки, наркотики, абстрактные картины и кино не для всех. Ничего из того, что способно сорвать людям голову. Ни из искусственного, ни из реального.
Она никогда не нуждалась в общении с людьми - не то чтобы с больными и сумасбродными, которые могут свести с пути истинного, а вообще ни с кем, кроме семьи и - по определенным дням - друзей семьи (друзья семьи: с моей точки зрения, самый низший ранг живых существ, если кто-нибудь когда-нибудь назовет меня другом семьи, я поставлю на себе крест и уйду в монастырь). Я хочу сказать: она всегда была истинной христианкой - доброй, нежной и ограниченной. Не в плане житейской глупости, а в плане нежелания выйти за (тот журfuckовский препод сказал бы: break on through). Вообще за какие бы то ни было рамки, даже самые элементарные и непринципиальные.
Нотабене: я любил ее такой. Именно такой. Не за что-то, а вопреки чему-то - излюбленный девиз слезливых романтиков, приторная надпись на тульском прянике их восторженного мироощущения ("вино любви опьяняло нас" и иже с ним). Единственный раз в жизни я поступил, как все. Взял в оборот свой годовой запас толерантности, позволил себе пойти на поводу у чувства и сделать из него семейную идиллию… У меня ничего не вышло. У меня вышла: случайная встреча на ненавистной мне Сухаревской улице. Просто такая вот встреча.
Которая дороже любой идиллии. Просто она никогда этого не поймет. Она ожидала от меня другого, а я ее подвел. Подкачал, пае…ал, не оправдал - называйте это как хотите. И это всегда со мной - было и будет. Как смерть сестренки, как та девчонка в постели Бубнова… Хотя нет, с последним я сегодня разобрался. Жалко, что не со всем можно разобраться так же легко.
Еще нотабене: такой я люблю ее и сейчас. Такая толерантная пилюля. В данном случае толерантность - синоним трусости, о которой я несколько минут назад втирал журfuckовским парнягам с телекамерой: можно ее десять раз за собой признать, но ничего от этого не изменится. Но - стоп: вы все равно не поймете эту мою любовь. Кстати, не вздумайте ставить смайлики здесь или где-нибудь поблизости.
- У меня дела, - сказала жена Ролана Факинберга. - Честное слово, мне надо спешить. Может, проедешься со мной немного? Не хочется разбегаться вот так.
Конечно, не хочется. И конечно, я согласился. Я же говорю: для этой девчонки я был готов сделать абсолютно все. Все, что бы она ни попросила и чьей бы женой она ни была. Хоть самого дьявола.
Я плюхнулся на переднее сиденье "жука". Она завела мотор - он смешно застучал где-то сзади. Мировая легенда и культовый автомобиль… Почти так же стучит мотор "Запорожца".
Только в машине я вспомнил:
- А куда ты едешь? Мне нельзя отъезжать далеко. Мир тесен, и твой муж нанял меня за огромные деньги, чтобы я осветил в его прессе его же глобальное шоу. Которое, как ты, наверное, знаешь, начнется через полчаса.
Она вытащила из бардачка какие-то изящные дамские сигареты (в бытность со мной, подозреваю, она даже не знала об их существовании), чиркнула зажигалкой, затянулась. Дым вылетел в приоткрытое окно - смешался со стрекочущим ревом мотора и прочими прелестями часа пик.
- Ах, да, шоу. Ты как раз успеешь. Это здесь, недалеко. В центре.
- Кстати, если уж речь зашла о шоу твоего суженого, просвети, что и как. Я вообще не в курсах. Ни афиш, ни пиара в прессе. Никто ничего не знает.
- Да я и сама толком не в курсе. Не лезу в его дела.
- Не разрешает?
- Да нет… Мне просто неинтересно. У него скучные дела. Как и любой бизнес.
Провокация. Очередная. И в очередной раз я на нее ведусь:
- Слушай, но тогда… извини, это не мое дело, конечно, поэтому можешь просто послать меня на х… и не отвечать. Но: тебе с ним не скучно?
Она делает очередную затяжку и смотрит на дорогу, только (подчеркнуто) на дорогу, не на меня:
- Скучно. Но это с лихвой окупается.
Я беру паузу, наполовину умышленную, наполовину, как и все паузы, вызванную каким-то внутренним торможением и безысходностью. На сей раз (совершенно неожиданно - для меня, во всяком случае) ведется она:
- Я уже один раз вышла замуж за человека, с которым мне было не скучно. К чему это привело?
- К тому, что ты послала этого нескучного человека ради скучного.
- Нет, это привело к тому, что ему было скучно со мной. А уже потом я его послала. А тому, с кем я теперь, со мной не скучно. И я предпочитаю скучать сама, но не чувствовать себя обузой.
Один - один. Сразу же. За одну фразу. Один - ноль в ее пользу - это первая часть: я никогда, ни за что на свете не признался бы ей, что мне с ней не в кайф. Я бы скорее отрезал себе руку. Оказывается, она все понимала, а я даже не подозревал… А один - один - это заряд про то, что Ролану Факинбергу с ней весело. Ничего подобного. Он просто умеет притворяться лучше, чем я. Здесь даже не в ней дело - этому парню вообще ни с кем не бывает весело, ему может быть весело в обществе людей лишь настолько, насколько Гарри Каспарову может быть весело в обществе шахматных фигур.
Ролан Факинберг и люди: он просто переставляет их с одного поля на другое. Как пешки, которые, даже если становятся ферзями, все равно делают только то, что он им скажет (сравнивать людей с шахматными фигурами: банально, но красноречиво).
Пожалуй, общий счет все-таки не один - один, а два - ноль: факт, что он сумел скрыть то, что не смог скрыть я - гол в мои ворота, не в ее. А также: не в ворота Ролана Факинберга. Все, что остается мне, это вздохнуть с облегчением:
- Ну, слава богу. Я-то уж решил, что ты имела в виду: в материальном плане окупается.
- А что в этом плохого?
- Ничего. Просто ты никогда такой не была.
- А если бы стала?
- Мне было бы грустно. Вот и все. А для всех остальных шести миллиардов людей, составляющих население этого голубого шарика, не произошло бы ровным счетом ничего. Разве какой-нибудь наркоман в Бостоне… хотя нет, это не в тему.
Она (наконец-то) ненадолго перенесла взгляд от дороги на меня. Взгляд выражал: чуть ли не умиление. Ненавижу этот взгляд. Точно так же она смотрела на меня, когда я мыл посуду или вытирал пыль (звуковое сопровождение: воркующее, любовно-романтическое).
- И давно ты начал так изъясняться?
- Я так не изъясняюсь. Сию пошло-вычурную фразу я содрал у одного придурка, психа и наркомана. Только сегодня содрал. Точнее, одолжил. На время. Нравится тебе фраза?
Она качает головой:
- Не нравится. Вообще говно фраза. Полное.
Потом мы молчим. Не очень долго, но какое-то время. Периодически переглядываемся, хотя в основном смотрим на дорогу. На дороге - все как обычно. Москва, 2*** год, час пик. Открытые окна в случае отсутствия кондиционера, закрытые - в случае его наличия. В "жуке", разумеется, никаким кондиционером и не пахнет: оба боковых окна открыты на полную, впускают в тесную кабину выхлопной дым и звуки клаксонов извне.
Я не выдерживаю первым:
- Слушай, я очень хочу узнать. Опять-таки, ничего не подумай. Но: ты вообще довольна тем, что так все получилось?
Она какое-то время думает (или делает вид, что думает), потом бросает в противоположную от меня сторону так, что я почти не слышу:
- Трудно сказать. Наверное, да.
Пробка зависает уже окончательно - невооруженным глазом видно. Полный ноль движений как в нашу, так и в противоположную сторону. Когда вы стоите в пробке, вы всегда чувствуете, насколько она серьезна - независимо от того, на сколько метров вперед вы видите через лобовое стекло. Метафизика, конечно, но так оно и есть на самом деле.
Я подумал: хорошо, что мы попали в эту пробку, а она, видимо, что-то для себя решив, начала:
- Знаешь, я думаю, что такой разговор рано или поздно все равно должен у нас состояться, поэтому лучше, чтобы он состоялся раньше. Раз уж так получилось… такая встреча. Понимаешь, то, что было у меня с тобой и что у меня есть сейчас, - совершенно разные вещи…
- Я не имел в виду нас с тобой… - попытался вклиниться я (просто так, на автомате, чтобы отмазаться и перестраховаться, сам не веря в суть произносимого), но она отмахнулась от меня, как от насекомого:
- Нет, имел. Когда ты спросил меня, довольна ли я, ты имел в виду именно это. С кем мне лучше - с тобой или с ним.
Она улыбнулась:
- Ну я ведь женщина.
- Я понимаю.
Разумеется, она была на сто процентов права. Именно это я и имел в виду.
- Так вот, - продолжила жена Ролана Факинберга, - я отвечаю: это совершенно разные вещи, которые нельзя сравнивать. То, что я тебя любила - действительно любила, понимаешь? - не дало мне ничего, кроме осознания собственной ущербности. Ты никогда не знал, что тебе самому нужно, зато четко понимал, что я тебе никогда не смогу дать. И я тоже прекрасно понимала. Я знала, что все, что я могу тебе дать - готовый ужин после работы, тапочки под кроватью и семейный уют, - я знала, что этого для тебя недостаточно. Правда, я так и не смогла понять, чего же ты хочешь. Так же, как и ты сам… А ты бы попробовал прожить три года с осознанием того, что ты не можешь дать самому дорогому в мире человеку того, что он хочет…
Это уже перестало быть ответом на заданный мной вопрос. И даже развитием той идеи, с которой она начинала монолог. Единственное, чем это до сих пор являлось: это до сих пор являлось выяснением отношений. Произносимым спокойным тоном и без всяких претензий, просто констатацией и так известных всем фактов, но все же - выяснением отношений. Стандартный расклад.