Уже потом, когда мы вывалились из нутра автолайнера (тетка, придумавшая термин, выписалась вон за несколько остановок до) и шли по направлению к моей норе, меня осенило. Я остановился:
- Облом, Клон. Это никогда не выйдет стотысячным тиражом. Даже если ты найдешь хакера и узнаешь дату сдачи. Ты забываешь о пилотном номере. Он всегда приходит из типографии в редакцию за несколько дней до основного тиража. Странно, что ты об этом забыл - ты ведь знаком с работой в глянце. Они просто отзовут тираж. Попадут на бабки, уволят редакцию и потеряют половину рекламодателей, но отзовут. Так что это никогда не выйдет стотысячным тиражом, Клон. Никогда не выйдет.
Надо сказать, реакция Клона меня слегка удивила. Точнее, не то что удивила - просто это было совсем не в его духе. Он сказал:
- Ну и забей. Ну и х… с ним. Пойдем-ка лучше пивка возьмем. Я угощаю.
* * *
Нам везло на сумасшедших старух. Вторая ждала нас на лавочке возле моего подъезда (между первой и второй перерывчик небольшой, как резонно заметил Клон уже в подъезде, наконец-то снимая бейсболку и очки одновременно).
- Сегодня ты живешь здесь последний день, - покаркала старуха непонятно в чью сторону. - Всему когда-нибудь приходит конец, молодой человек. Тебя здесь больше не будет.
- Это твоя соседка? - с издевкой осведомился Клон.
- Одна из. Меня здесь не очень-то любят.
- Здесь - это в этом доме?
- Нет, блин, в этом мире!
Соседи: они у всех одинаковые. Вне зависимости оттого, какую именно музыку (и насколько громко) вы включаете в своей квартире. Как часто и что именно вы курите в своей собственной норе - если ваш дым попадет в их вентиляционные трубы, он будет исключительно наркотическим. Во всяком случае, об этом вам скажут в милиции - затрапезный усатый лузер на бумажной работе покажет вам ворох макулатуры, из которой вы вообще узнаете о себе много нового.
Вне зависимости от того, во сколько и с кем вы ложитесь спать, в коллективном осознанном местных бабушек и подшефных им алкоголиков вы будете ложиться спать под утро и исключительно в объятиях пьяных привокзальных шлюх. Вы также будете: торговать наркотиками, содержать притон, заниматься растлением малолетних, снимая у себя дома порнуху с анальным проникновением и восьмилетними мальчиками, а все ваши гости будут сильно напоминать чеченских террористов.
Не знаю, как к этому относиться. Вообще-то люди обычно никак не относятся. То есть: не реагируют. Не принято и неприятно состязаться в пасквилянтстве с сумасшедшими старухами. Сумасшедшие старухи об этом знают и пользуются ситуацией.
За годы, проведенные в этой квартире, я как-то свыкся с подобными вещами. Со мной не боролись только в течение тех двадцати шести тысяч двухсот восьмидесяти минут, которые я прожил на другой квартире, в другой компании и в другой жизни. Тогда боролись с двумя студентами, которым я сдавал временно пустующую жилплощадь.
Дома я наскоро приготовил мешанину из подножного корма. Залил в себя (и - заодно - в Клона) прилагающуюся порцию чая с лимоном. Включил телевизор: Ролан Факинберг предлагал молодому человеку по имени Антон десять палок в анус ("Всего десять, Антошка - в жопе ножка, всего десять фрикций, цифрийк, фрицийк, всего десять раз вот эта ножка от табуретки войдет внутрь и выйдет вон из твоего анального отверстия - и пятьсот тридцать баксов, которые стоят у нас сегодня на кону, будут твоими, Антоха-мареха!" Антон напряженно раздумывал, косясь то в камеру, то в пол, то на кого-то из родственников в зале, может быть, на мать: "Давай, сынок, нам сейчас так нужны деньги"). Потом я включил магнитофон: "Тооl", разумеется, очень старый альбом 2000 года. Попросил Клона убавить звук телевизора: рыжая прическа Ролана Факинберга теперь выполняла роль светомузыки - такой волшебный фонарь на периферии, иллюминация для разрядки зрения.
Когда я первый и последний раз в жизни встречался с этим человеком (демократичное летнее кафе в паре сотен метров от Садового кольца, неподкупная честность своего парня - "ты можешь ударить меня, нет, ты просто обязан меня ударить, я готов" - и заморское мороженое с до сих пор непонятным мне привкусом), он говорил:
- Видишь ли, платить людям деньги за то, чтобы их е…али в жопу перед камерой - в этом нет ничего такого, понимаешь? Это не круто. Если бы у меня был еще год, еще хотя бы один год, если бы мне не пришлось бросить этот проект ради более серьезных дел - я бы создал реально крутую вещь. Я бы сделал так, чтобы они платили за это деньги. Они бы выстраивались в очередь. Как на аукцион: кто больше заплатит, тот и получит свою порцию палок. Или фекалий. Или опарышей в уретру.
Когда моя жена объявила мне о своем решении, она тут же предложила собраться втроем. Говорила, что предложение исходит от Ролана. Что он добровольно согласен огрести свою порцию причитающихся ему пи…дюлей, дабы не быть ни у кого в долгу. Что деньги - говно, а посему не важно, сколько их у него и сколько у меня: за него никто не будет вписываться или мстить, он не станет подавать на меня в суд - он хочет, чтобы я затоптал его до потери сознания.
Он говорил, что все должно быть по правилам. По закону чести.
Точно так же он говорит работникам компании "Гейлэнд" о том, что они работают не за деньги, а из любви к искусству.
Точно так же он говорит в микрофон:
- НА? ЧТО? ВЫ? ГОТОВЫ? РАДИ? ЭТОГО? ГОВНА?
Я сидел, ел за его счет мороженое с непонятным привкусом и расспрашивал его про это самое (на тот момент уже оставшееся в прошлом) шоу. Вряд ли его удивила моя реакция. Скорее всего, зная меня из рассказов моей (его?) жены, он совершенно правильно решил, что я не буду подчиняться его воле и давать ему пи…ды.
Это была промежуточная воля, не настоящая. На самом деле он хотел: раз и навсегда разрулить возможные претензии и при этом остаться порядочным человеком в глазах новоиспеченной невесты. Этой своей промежуточной волей он просто не оставил мне другого выбора. Точнее, он думал, что не оставляет мне выбора.
Он не учел одного. Того, что выбор был сделан мной еще очень давно. Тогда, когда он еще не нарисовался в нашем (одном на двоих на тот момент) жизненном пространстве. Я никогда не собирался его бить.
Это могло бы выглядеть унижением в чьих-нибудь глазах, но я настолько желал такого исхода, что изначально был согласен на иллюзию собственного унижения. Он просто не мог этого знать. Ролан Факинберг - идеальный удав, но все дело в том, что я - не тот кролик, которого можно поиметь.
На его круглом лице (в то время - уже без бороды, волосы - уже не рыжие, но все еще сохранившие годами лелеемую гнездообразность) не отражалось ни намека на сомнение в том, что игра проходит по его сценарию. Он смотрел на меня умными телячьими глазами и с глупой (намеренно глупой, никак с этими глазами не связанной) улыбкой и распинался:
- Думаешь, они лезут в мое шоу из-за денег? Да бог с тобой. Ты сам понимаешь, какое сейчас время. Пятьсот баксов на дороге, конечно, не валяются, но при необходимости их можно наскрести из ничего. За неделю. А то и меньше. Их можно на-бомбить на тачке, выиграть в казино. Украсть. Выбить премию, кредит или грант. Сдать донорскую кровь и сперму. По объявлению в газете устроить группу лохов в сетевой маркетинг в обмен на зарплату первого дня.
Он сидел, поедал мороженое, заказывал себе добавочные порции. Держал руку на плече моей жены, соответственно раскладам (его раскладам) избегая стандартных в таких случаях периодических засосов и даже простых поцелуев "в щечку". Он даже не притворялся, что чтит мои чувства - он реально чтил мои чувства.
Он не отдавал себе отчета в том, что его сценарий был задолго до него написан другим человеком (мной в данном случае). Всю жизнь он вил из людей веревки и даже подумать не мог, что кто-то может оказаться не вплетенным в эту пеньку. Сначала он вил их из таких вот героев, осаждающих кастинги его передачи с одной-единственной целью - быть прилюдно униженными и растиражировать свое унижение на сто пятьдесят миллионов экранов, потом - из нескольких тысяч покладистых работяг, готовых вкалывать за бесплатно и свое унижение при этом не тиражировать. Он ничего не понял.
Я тогда съел очень много порций мороженого с непонятным привкусом. Столько, что несколько следующих дней не мог отделаться от скрипящего кома в носоглотке. Я никуда не спешил тогда - спешить мне с того дня было некуда, - а беседа в летнем кафе была интересной. Она меня радовала, эта беседа.
Ролан Факинберг, распаляясь, объяснял:
- Если ты живешь в такое время, когда тебя стало модным иметь - везде: на работе, по дороге на работу, дома, по дороге домой, на улице и в подъезде по пути на улицу, - чего удивляться наличию в природе таких ребят, блядь. Которые действительно будут становиться в очередь за тем, чтобы во всеуслышание заявить о своей модности.
И еще: