* * *
Мы вышли из пустой аудитории и разбежались - каждый в свою сторону. Здание fucka хорошо тем, что в нем много путей к отступлению, каждый из которых потом приводит к главному входу/выходу. Как будто архитекторы, проектировавшие его два века назад для первых московских студентов, имели в виду подобные варианты. Несостоявшийся (или состоявшийся) секс в аудитории, после которого всем участникам хочется как можно быстрее разойтись в своих собственных, не пересекающихся направлениях.
В общем, я пошел направо, Наташа - налево. Или наоборот. Не суть важно.
Важно то, что, пройдя несколько метров в своем свежеизбранном направлении, я наткнулся на Клона. Он сидел с ногами на подоконнике, курил и втыкал в пространство. Странно, что никто его не турнул отсюда за курение в неположенном месте. Сигарету он, видимо, стрельнул.
А еще он стрельнул (наверное. Может, он у него все время был с собой) шкалик коньяку. Точно такой же, как тот, остатки которого он плеснул в свой "Лип-тон" на редакционной кухне "Гейлэнда".
Я вырвал шкалик у него из рук, сделал увесистый глоток. (Некоторые глотки именно такими и бывают - увесистыми. Не мощными, не объемными, а именно увесистыми.)
- Пойдем отсюда, - предложил Клон. - По-моему, здесь нечего делать. Эти глупые корпоративные задницы отправили нас сюда так рано с единственной целью: "кабычегоневышло". С целью перестраховки. Чтобы мы не опоздали на шоу и все такое. Я осмотрел округу, пока вы там уединялись: здесь ничем даже не пахнет. Ни здесь, ни на Манежке. Ни на прилегающих территориях. Надо где-нибудь зависнуть до шести, а потом вернуться сюда.
Мы встали и пошли. Безадресно. Просто куда-нибудь пошли.
А потом мы наткнулись на открытую дверь какой-то аудитории. Не той, в которой меня интервьюировали (та тоже осталась открытой), а - другой.
В зале сидело довольно много народа. Наверное, несколько учебных групп, объединенных расписанием на одну лекцию по ничего не значащему предмету. У кафедры распинался недобитый хиппарь в поношенном пиджаке, грязных джинсах и с большим кольцом в левом ухе. По-моему, кольцо было ржавым. Во всяком случае, было непохоже, что за последние несколько лет он хотя бы раз его снял и почистил.
Описание хиппаря: лет пятьдесят пять-шестьдесят, давно нечесаный редкий хаер с проплешинами, бельмо на правом (по-моему) глазу, на ногах - фейковые кеды "Конверс" (наверняка из какого-нибудь магазина "Рок-культура"), неожиданно свежие и чистые по сравнению с остальными деталями имиджа. Стопроцентный персонаж из тех, кого жизнь всласть покувыркала, покоробила и потрахала в задницу. Из недомаргиналов, которые не нашли в себе сил окончательно сторчаться и пустить на самотек изъеденный лизергиновым нарзаном мозг. Важные (и единственные) отличия от маргиналов с Арбата и Гоголевского бульвара: а) отсутствие заблеванного ксивня с круглыми очками и мятыми рублями внутри и б) связная и даже осмысленная речь.
Я хочу сказать: речь была настолько связной и осмысленной, что казалась произносимой не им, а кем-нибудь другим. Внутренним чревовещателем. Или суперсовременным хайтековским магнитофоном, спрятанным под кафедрой и практически не искажающим звук.
Открытая дверь: признак демократичности преподавателя. Это я усвоил еще из того времени, которое я провел здесь в качестве низового распространителя товаров народного одурманивания. Основная идея: двери открыты для всех. Мы не сидим на нудном уроке, а общаемся. Мы, блядь, открыты для общения на равных.
В свое время по обкурке я прослушал очень много подобных лекций. Студенты, дернув напас за памятником Ломоносову, приглашали с собой. Говорили, что от некоторых преподавателей реально вставляет. В 20 % случаев так и было (это называется: зачатки гипнотических способностей, неосознанных и нереализованных), но чаще всего меня просто пробивало на ха-ха.
Снова - ассоциация из прошлой жизни. Мой питерский знакомый, маргинальный препод из местного универа. Тридцать лет, татуированная голова, периодически зарастающая волосами, а потом вновь освобождаемая от них. Энциклопедия никому не нужных знаний из разных областей культуры и истории. Этот парень все время мотался по (научным) делам в Штаты и привозил студентам записи с нью-йоркским хардкором и андеграундной электроникой. Время от времени натягивал студенток. Нынешнее местонахождение: скорее всего очередная клиника пластической хирургии. Как-то раз обсаженные наркотиками гопники ввалились к нему в нору с целью ограбления и долго пытали его при помощи утюга, тупого ножа и собственных конечностей. Результат - новое лицо, по крупицам (в силу отсутствия денег на одну радикальную операцию) восстанавливаемое уже несколько лет, плюс слегка отъехавшая в неизвестном направлении голова.
- Давай зайдем, что ли, - предложил Клон.
- Не надо иронизировать, молодой человек, - покачал головой псих у кафедры. - Вы не знаете, как все обстоит на самом деле. Может, именно так оно и происходит.
Это был действительно ненормальный человек. Упертый и напористый, как хайтековский экскаватор "Caterpiller", и даже прекрасный в своей экскаваторной упертости. Крах психоделической революции и все последующие годы обломов ничему его не научили. Он по-прежнему верил во все это шестидесятническое говно. Он подрагивал головой (бельмо: то и дело матово отсвечивало солнечные блики, становясь похожим на вмонтированный в череп фонарик с подсевшими батарейками) и с пеной у рта защищал свои расклады.
Нотабене: мне на секунду захотелось поменяться с ним местами. При сохранении внешних данных, разумеется.
- То же самое происходит и сейчас, - пользуясь случаем, вставил какой-то примажоренный (они здесь все примажоренные) кислотный умник из первых рядов. - Только в рамках отдельных субкультур. Например, клубной культуры и музыки транс.
- Эээ, - снова покачал головой псих. - Мне трудно объяснить вам разницу, потому что вы не жили в то время…
- А те, кто жил в то время, должны ничего о нем не помнить! - снова выкрикнул Клон. - Это такой хипповский слоган. Поэтому если вы сейчас будете рассказывать нам о том, что было тогда, значит, вы врете!
На сей раз подхихикиваний не раздалось, и даже псих отнесся к Клоновскому глуму довольно серьезно.
Мы заняли места в последнем ряду. Волосатый поприветствовал нас кивком головы, мы тоже обозначили что-то приличествующее (Клон: разумеется, нацепил полный маскарад - очки и бейсболку одновременно. Опасность быть узнанным здесь была в несколько раз больше, чем где-либо еще).
- Итак, мы остановились на том, что пласт культуры, который принесли с собой шестидесятые годы прошлого столетия, был квинтэссенцией всего того, что ныне принято обозначать как психоделику. Новизна подхода среднестатистического обывателя к искусству тогда заключалась в том, что в моде были идеи проникновения в новые области человеческого сознания и неизведанные сферы жизнедеятельности.
Когда он говорил, из его рта аэрозолем брызгала слюна. Иногда он, отчаянно махая руками и самозабвенно жестикулируя, входил в очерченный солнечным светом прямоугольник напротив окна. В лучах засмогованного солнца эти брызги были похожи на мелкокалиберные искры, которые вяло источает изрядно отсыревший бенгальский огонь.
- В сущности, все шестидесятые годы сводятся к одной фразе из творчества группы "Doors" - по сути дела, первооткрывателей электронной музыки. "Вгеак on through to the other side". С этим созвучны и идеи Кастанеды - вы помните, там, где он пишет, что надо перебраться через невидимую стену, которая всегда находится слева от человека и за которой - смерть. По Кастанеде, смерть - это не отсутствие бытия, а просто другая реальность. Другое измерение…
- Курт не умер, он просто вышел покурить, - выкрикнул со своего мета Клон. В зале раздались жиденькие смешки.
- А я и не собираюсь рассказывать вам о том, что было тогда. Я выражусь иначе. Это примерно как первый секс - такой, знаете, по любви, после долгих романтических ухаживаний и с преждевременной эякуляцией, - и секс с женой за сорок после двадцати лет счастливой супружеской жизни. Вроде и впирает, и оргазм имеет место быть, но вам заранее известно, чем это кончится. Так же и у вас с этой вашей клубной культурой. Мы вообще очень виноваты перед вами, если разобраться. Мы дали вам опыт и цинизм. - Он перевел одноглазый взгляд в сторону кислотного умника, который говорил про клубную культуру. - Один только вопрос: а вы, молодой человек, действительно считаете, что музыка, которую - ну ладно, хорошо: половину которой придумывает компьютер, - вы считаете, что эта музыка может сравниться с той, которую создает человек?
По аудитории пронесся сочувственно-осуждающий вздох. Наверное, кое-кто из девушек закатил глаза. Я, сидя на последнем ряду, этого не видел, но уверен, что это имело место. Стандартное сопровождение ситуации, в которой оказываются наивные отцы и циничные дети, которые всегда знают больше, но боятся подпортить шаткую психику старых пердунчиков.
Кислотный умник, по праву первого вступившего в дискуссию, взял на себя смелость выразить общественное мнение:
- Нот всего семь. А что касается звуков, то мой примитивный компьютер способен выдать их в несколько тысяч раз больше, чем синтезатор Рэя Манзарека. Я могу задать ему поиск нотных комбинаций и просто записывать понравившиеся, тогда как Манзарек работал непродуктивно, подыскивая их сам и, таким образом, завися от вдохновения. К тому же мой компьютер дает мне возможность работать одному и, соответственно, не зависеть от мнения товарищей по группе, которые зачастую способны испортить или, как минимум, не понять самые интересные идеи. Разве не так?