А в дальнем углу, на противоположной стеклу стене, висел портрет. Ролан Факинберг.
Каждый раз, когда мой взгляд спонтанно фиксировался на этом прямоугольнике метр на полтора, я жалел об отсутствии траурной рамки. Безо всяких на то причин. Просто жалел.
Буквально на следующий день после того, как в две тысячи третьем взяли в оборот Ходорковского, в офисе "ЮКОСа" началась повальная движуха - торжественное водружение портретов олигарха-изгоя на все стены. Это делали люди, которые его в лучшем случае не знали, а в худшем - тихо ненавидели, как и полагается по отношению к топ-боссам. Приятно было осознавать (глумливо осознавать), что Факинберг решил избавить своих служащих от подобного унижения - он заблаговременно развесил свои портреты сам. Если что, люди "Гейлэнда" не будут выглядеть идиотами. Точнее, они не будут себя ими чувствовать. Мудрейший парень. Умен и мудер.
Единственное, чего я не понимал, - что здесь делает Клон? Откуда он взялся и вообще нах… он здесь нужен. Мне не нравилось его присутствие здесь, на этой кухне.
Еще два года назад Клон был моим зеркальным отражением. Человеком, которого я мог бы назвать лучшим другом, если бы верил в сантименты. В сантименты я, кстати, верил, поэтому именно таковым его и считал. Братом по разуму. Таким, какие встречаются только в наивных книжках подростковых писателей романтической середины прошлого века. Или в первой серии фильма "Однажды в Америке".
Два года назад мы были настоящими. Отталкивающими, наверное (хотя это для кого как), но - настоящими. Сегодня мы - никакие. Бывшие.
Сейчас - другие расклады. Сейчас Игорь Петров приносит два пластиковых стакана с "Липтоном", ставит один передо мной (неаккуратно, херово ставит: коричневая жидкость совершает бархатную революцию в стакане, выходит из берегов и оставляет на столе липкий кружок, уборщица потом сотрет его влажной тряпицей). Потом: многозначительно смотрит на меня, потом на свой чай, потом опять на меня, потом опять на чай.
- Нужно сделать один репортаж, - говорит он. - Особый. Такой, который нельзя доверить кому попало. Поэтому мы выбрали лучших из лучших. Лучшего автора (кивок в сторону Клона) и лучшего фотографа (без кивка, чтобы все вкупе не выглядело заученным).
Я делаю сладковатый коричневый глоток, а в мой затылок штопором ввинчивается 20-взгляд Ролана Факинберга. Умный, телячий взгляд.
Лучшие из лучших. Это грустно, на самом деле. То, через что прошли мы с Клоном (давно, три жизни назад - вечное шоу на выживание, движ, когда каждый день сосет под ложечкой), - для того чтобы в конечном итоге стать (каждый сам по себе) лучшими из лучших в глянцевой шняге "FHQ", которую выпускает компания "Гейлэнд", которой руководит бывший шоумен, а ныне владелец-заводов-газет-пароходов с идиотско-издевательской фамилией Факинберг. Дом, который построил Ролан.
Лучшие из лучших. Это называется - жизнь, повернувшаяся к вам жопой. Вид сзади, с тыла. Гомосексуальный ракурс.
Никогда не встречайтесь с бывшими друзьями, с которыми вы не виделись несколько лет. Зачем вам наблюдать, как они устаканиваются. Как хавают компромисс за компромиссом, как учатся приспосабливаться, стелить, лизать - как учатся выживать, при том что раньше вы просто жили. Но это - не самое страшное. Самое страшное - в том, что пристальный взгляд в их протухшие и потухшие, в их неопределенные (матовые!) глаза - это ваш взгляд в зеркало. Который всегда дает вам понять, насколько изменились вы сами.
Изменились - не в лучшую сторону. Оно никогда не бывает в лучшую.
Потому что вы - такой же. Вы тоже научились всему тому дерьму, которому научились ваши друзья. Не лгите себе - в их присутствии все равно не получится.
Игорь Петров помешивает ложечкой (тоже пластиковой, одноразовой. Здесь все одноразовое, и сам Игорь Петров - тоже какой-то одноразовый) свой чай, бросает бегло-скользкий взгляд на гипертрофированные сиськи Насти Восканян и продолжает:
- Сегодня вечером, Манежная площадь. Начиная от двора журфака МГУ и заканчивая тем местом, где когда-то стояла гостиница "Москва". Новое шоу Ролана Факинберга. Грандиозное. Бесплатное. Нужно сделать репортаж.
* * *
- Я не занимаюсь такими вещами, парни. Вы же знаете. У меня всякий официоз плохо получается.
Клон: глумливо (пристыженно-глумливо?) молчит. Его согласие, надо полагать, уже получено.
Игорь Петров делает странное лицо. Настолько загадочное, что по нему хочется ударить.
- У нас несколько иные расценки, - объясняет он, отхлебнув чай и поморщившись так, как будто вместо "Липтона" ему попался пакетик с цианистым калием. - Принципиально иные. Не такие, как всегда.
- Дело не в расценках. Когда я снимаю такие вещи, у меня либо сбиваются настройки, либо засвечивается пленка. Либо я потом напиваюсь и теряю уже отснятое, не успев донести до "Кодака". Либо просто очень х…ево все получается.
- Пять тысяч баксов, - продолжает Петров. - За один вечер работы.
В пространстве повисла (а как же иначе!) положенная в таких случаях театральная пауза. Еще чуть позже я выдавливал из себя стандартное "да-ладно-да-не-пи…ди", прилагающееся бонусом к штатной ситуации. Ну и финал, разумеется, тоже был предсказуем. Я согласился. Я был бы полным идиотом, если бы не согласился. А вы на моем месте - согласились бы?
НА? ЧТО? ВЫ? ГОТОВЫ? РАДИ? ЭТОГО? ГОВНА?
На то, чтобы всего лишь поснимать дебильное мероприятие. Ни больше, ни меньше. Это не криминал. За это не пошлют в ад убирать дьявольские помойки, будьте уверены.
Это не криминал - продавать свой талант. Особенно когда его уже давно нет.
Во всяком случае, теперь я уже точно знал, что обязательно побываю в Кадре в течение ближайшего времени. Как только я получу свои деньги, я тут же направлюсь в зеленое шапито. Повторяю: я очень хотел досмотреть интерактивный фильм до конца.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ. ТЫ В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ЕГО УВИДИШЬ.
Пророческие слова, блин.
О Клоне: все это время он сидел молча, прихлебывал чаек (в который, как я успел заметить, он плеснул остатки коньяка из припасенного в кармане шкалика) и продолжал буравить взглядом стол. Морду прикрывала бейсболка. Из-под бейсболки торчали: бородка, бачки.
- Начать стоит уже сейчас, - продолжал Петров, которого я слушал вполуха. - Сходите на место, понаблюдайте процесс подготовки. В репортаже должно быть все, парни. Вы понимаете, что я хочу сказать? Абсолютно все.
Вообще-то такими вещами занимаются все. Пиарят свои шоу в своих же журналах. Навязчиво, назойливо пиарят - даже в хороших журналах (которых нет), не только в подобных "FHQ". Но чтобы за пять, нет, за десять (Клону ведь наверняка предложили не меньше, чем мне) тысяч - это странно. Такое не вписывается в контекст, я хочу сказать. Никто не платит сверх установленных тарифов (тем более - не какому-нибудь агентству, а своим собственным внештатникам), а любой пиар все-таки имеет свои тарифы. Хотя, может статься, я просто не в курсе существования таких тарифов.
Я зачем-то посмотрел на ту стену, которая отсутствовала (в угоду продвинутым стеклянно-архитектурным изыскам, как уже объяснялось). С пятьдесят второго этажа обязательно должно быть видно то ужасное дерьмо, которое с утра я обнаружил на пути (на бывшем пути) следования от вокзального трамвая… Нуда, разумеется. Вот оно.
Это выглядело не так, как утром. Я не сразу понял, но все же. У здания (если это можно назвать зданием) отсутствовал шпиль. Тот самый, тупоносый и невнятный, вызывающий ассоциации с творчеством Церетели. Он был последним элементом всей конструкции, который я видел тогда из окна уезжающего автобуса.
- Ты чего так воткнул? - спросил меня Леша Прудкин. Его голос звучал, как у всех бородатых людей, самоуверенно и с какой-то самодостаточной степенностью.
- Расскажите-ка мне, что это за дрянь вон там построили, - попросил я. - Когда я уезжал, ее не было, а теперь вот…
- Не знаю, - пожал плечами Прудкин. Когда он пожимал плечами, его окладисто-митьковская бородень, казалось, сливалась с ними в единое целое. - Я не знаю. Ее действительно построили за три дня, мы видели из окна.
- Только из окна?
- Только из окна, ближе не подходили. У нас дэдлайн…
- У вас всегда дэдлайн. А мне с утра показалось, там был шпиль такой уе…ищный, неприятный.
- Ну да, - согласился Прудкин. - Там есть шпиль… - он осекся, потому что машинально перевел взгляд на это. (Никакого шпиля на крыше не было, как я уже говорил…) - То есть его, видимо, демонтировали, - закончил он (а голос на секунду потерял бородатую самоуверенность).
Все тоже перевели взгляд за стеклостену. Даже Клон (из-под бейсболки).
- Во дают, - причмокнул Игорь Петров. - Куда мы катимся?
- В пи…ду, нах…, - мрачно пошутил бывший футбольный хулиган Лабус (ныне: специалист по клубно-гламурным шмоткам и главный модник "Гейлэнда" Олег Воробьев). - С этим хайтеком только туда и дорога.
- А принеси бинокль, Олежка, - предложила Восканян. Она произнесла это с такой интонацией, будто речь шла не о бинокле, а о грязном сексе прямо здесь и сейчас, среди пластиковых стаканов и одноразовых ложечек. Она все произносила с такой интонацией.
- Точно, - подхватил (почему-то) Клон. - Давайте мы сейчас, блядь, посмотрим, как оно выглядит вблизи. Весь этот сраный хайтек.
Воробьев встал с насиженного места и хорьком метнулся в сторону выхода. Шорт-слив от "Матиник" скакнул вверх, на миг засветив пояс болтающихся на бедрах ширштанов с фабричной потертостью и - чуть выше - полоску пафосных синих трусов (вероятнее всего, келвин-кляйновских). Это сколько же дефицитного времени уходит на то, чтобы шляться по бутикам и выискивать там такие вот девайсы.