* * *
– Э, ты че, на хуй, не понял? – орал Батон. – Вообще, бля, нюх потерял? У тебя ж, блядь, столько
– Короче, даешь нам полсотни баксов и делай потом, что хочешь со своим барахлом, – сказал Саня.
– Не, ребята, вы поймите… Это же не от хорошей жизни. Надо как‑то зарабатывать… У меня жена, ребенок маленький…
– Хоть, бля, целый детский сад, – сказал Батон. – Нас не ебет. Тебе, бля, русским языком говорят – пятьдесят баксов, если хочешь отсюда уйти… Ну, уйти ты, ясный пень, можешь, но "Рояль" твой и сигареты останутся. Понял?
– Подождите, ребята, не надо так… Давайте с вами поговорим…
Голос был знакомый. Я открыл глаза и посмотрел на пацана. Это был Серега Староградцев. После олимпиады по русскому я встречал его пару раз. Он все‑таки поехал поступать в Москву. Не поступил. Говорил, что будет поступать в наш пед на следующий год, чтобы откосить от армии. На втором курсе я редко ходил в институт и не знал, поступил он или нет.
Я поднялся со скамейки, подошел.
– Э, пацаны, погодите. Я его знаю…
Серега повернулся, посмотрел, заулыбался.
– Ну, не ожидал тебя здесь встретить… Вот сюрприз. Знаю, что коммерцией ты, вроде, занимался, но чтоб рэкетом…
Мы пожали руки. Я повернулся к Батону с Саней.
– Пацаны, давайте мы его отпустим. Я его еще со школы знаю – вместе были на олимпиаде…
– Заебал ты, – огрызнулся Чика со скамейки. – И так бабок нет, на нулях сидим. Время, блядь, еще такое – автобусов мало…
– Ладно, не выебывайся, – сказал Питон. – Если это Сушин друг, то хули нам его ебать?
Саня и Батон сели на скамейку. Я спросил Серегу:
– Как ты все это провез через таможню?
– Договорился с водилой автобуса. У них всегда есть, куда спрятать…
– И куда ты сейчас?
– В одно место здесь, в Варшаве. Скину – и домой. До Гродно или до Бреста – разницы большой мне нет, потом на поезд – и домой.
– А как ты повезешь все это барахло? Ты ж не дотянешь сумки до трамвая…
– На такси.
– Давай, помогу донести до стоянки.
– Спасибо.
"Я шагаю по Москве"
Место: Москва
Дата: 16/11/2006
Время: 19:04
Музыка: нет
Стемнело. Сыплет мокрый снег. По салону сотовой связи носятся прыщавые холуи в одинаковых желтых рубашках. В мажорном кафе свет погашен, горят только свечки на каждом столе. Два толстых дядьки в костюмах уткнулись в экраны ноутбуков. Горят красные стоп – сигналы машин в длинной пробке – где она кончается, не видно. Впереди сигналят. Дебильно улыбается девка на рекламе духов. Швейцар в красном лапсердаке с позолоченными полосками придерживает дверь мужику. Мужик трындит по – английски в мобильник. В ресторане две уродливые бабищи тянут из больших бокалов красное вино. К их столику спешит халдей в белой рубахе, с черной бабочкой. В "минималисткой" витрине лежит кусок изогнутой светящейся проволоки. На постере банка растянуло рты в улыбке семейство яппи. "Расплатись картой VISA – получи автомобиль". "Рождественский вклад – выиграй приз". "Новоселье без первоначального взноса". "Ищешь, у кого одолжить? Получи кредитную карту за 20 минут и трать, сколько хочешь".
Как было, блядь, хорошо, когда деньги ничего не значили в жизни. Когда начинаешь понимать, что такое деньги, детство сразу кончается. В шестом классе я сидел за партой с Выдрой. Ее все ненавидели за то, что она "шестерила" учителям. Я тоже ее ненавидел. Но иногда, когда на уроке было скучно, мы с ней болтали. И однажды она мне сказала: "В жизни самое главное – деньги. Будут деньги – будет все". Да этого никто мне ничего подобного не говорил. Дома у нас о деньгах вообще говорили мало. Мама воспитывала меня на "духовных ценностях" – на книгах, на фильмах. Мы с ней два раза в неделю ходили в кино. Иногда – три. Билет стоил пятьдесят копеек. Мама работала бухгалтером и зарабатывала, наверно, неплохо по тем временам. Я никогда не знал точной цифры – мне это было неинтересно. Почти до девятого класса мне было плевать, во что я одет и обут. Все вещи всегда покупала мне мама – в универмаге или в детском мире. Каждую неделю она мне давала рубль – двадцать на школьные обеды и столько же на булочки в буфете и прочие "карманные расходы". Даже когда в одиннадцатом классе мы с Саней начали фарцевать, деньги были не главным – хотелось просто понтонуться, выделиться, что‑то доказать…
* * *
Захожу в метро. В вестибюле – не протолкнуться. Плотная толпа волочет меня к турникетам. Сзади базарят два чувака.
– Это что еще за ебатень? Откуда столько народу?
– Гастарбайтеры, бля, кто ж еще? Из‑за них ни пройти, ни проехать… На хуй они здесь нужны?
– Как это, на хуй нужны? А улицы кто будет подметать?
– Без них справимся. Своих алкашей, бомжей выгоним – пусть работают, а то хули они – только бухают…
– Да, правильно. А гастарбайтеров всех, на хуй, за город – и стрелять.
– Нет, лучше не стрелять, а взрывать. Если стрелять, то закапывать надо, а так – мелкие куски останутся, их собаки пожрут.
– Собак тоже надо взрывать. Заебали уже – по городу бегают стаями. Как будто не Москва, столица, а какой‑нибудь Урюписнк…
Wesolych swiat!
Место: Польша
Дата: 23/12/1993
Время: 11:04
Музыка: нет
На рекламном щите, между надписями" Palenie tytoniu powoduje raka i chworoby serca" и "Come to Marlboro country" улыбался ковбой. На голых деревьях светились красные и желтые лампочки. Посредине площади торчала искусственная елка, украшенная серебристыми шарами. Наша машина стояла на стоянке рядом с рынком. Мы ждали, пока распакуются торговцы из автобуса.
– Пиздец. – Чика цокнул губами. – Скоро Новый год, а снега – ни хера.
– Ну а что ты хочешь? – сказал я. – Нормальная европейская зима. Мы ж в Европе все‑таки…
– Заебала меня твоя Европа.
– Она такая же моя, как и твоя. Не пойму только, что тебе здесь не нравится.
– Пшеки эти ебаные… Нас, русских, бля, ненавидят.
– А за что им нас любить?
– Как – за что? Мы освободили их от немцев. Они нам ноги, бля, должны целовать, а не выебываться…
– Нет, ты скажи, тебе лично поляки что‑нибудь сделали?
– Сделали, причем много раз. Вчера, например, ехал на "моторе", и злотых с собой не было вообще. Отдал водиле двадцать марок – и он сдачи ни хуя не дал, сказал – получается ровно. Потом я посчитал по курсу – там всего пять марок было. Вот. Так что, пшеков ты не защищай…
– Когда домой попремся? – спросил Батон. – Меня тоже эта Польша заебала. Скоро год уже, как здесь сидим…
– После Нового года, – сказал Питон. – Сейчас до хуя торговать приезжают. Елочные игрушки, фонарики разные, подарки… А потом, в январе, ездить будут мало – вот тогда и дернем домой.
– А деньги, как договорились, распиливаем поровну? – спросил Чика.
– Ясный пень. Вроде, давно уже добазарились…
– А чего ты все тогда на свой счет в банке положил?
– Я тебе триста раз объяснял – чтобы никто не съебал раньше времени… Вместе приехали – вместе поедем назад. Это раз. И так, типа, удобнее, когда все в одном месте…
– По сколько там уже натикало на рыло? – спросил Батон.
– Я что тебе – бухгалтер? Последний раз, когда считал, штуки три или четыре выходило каждому…
– А что ты будешь со своими делать? – Чика глянул на Батона.
– Тачку буду брать, когда приеду.
– А здесь что не хочешь? Здесь дешевле…
– Не, я хочу "Жигуль" – чтобы новяк или почти новяк. На "форде" или "бэшке" сейчас каждый пидар ездит, а вот "Жигуль" – новяк…
– Питон, а что тебе тот полицай втирал, ну помнишь? – спросил Саня.
– Так, ничего такого. Я ему все объяснил конкретно – что поляков мы не трогаем, а со своими разберемся сами, его это не должно ебать…
– А он?
– А что – он? Что‑то там поныл, потом заткнулся. Чика, сходи посмотри, разложились они там или нет. – Питон кивнул головой в сторону рынка. – Заебало уже здесь торчать. Обойти – и поехать пожрать сосисок…
– А хули я? Я уже ходил. Пусть Суша слазит…
– Ладно, схожу, так и быть. – Я открыл дверь машины. – Только купишь мне за это сосиску.