Когда рабочие только начинали пикетировать завод, они то и дело отпускали шуточки по адресу горстки служащих, которые ходили на работу, и время от времени встречали их насмешками и свистом, но вскоре начали каждый вечер и каждое утро поливать их отборной бранью, а полицейские требовали, чтобы они заткнулись и продолжала двигаться. По прошествии первых нескольких недель, когда служащие входили в здание, рабочие уже останавливались и принимались угрожать им, а полицейские размахивали у них перед носом дубинками, требуя, чтобы они хранили молчание и продолжали движение пикетов, иначе, мол, все будут арестованы. С каждым днем голоса, ругательства и угрозы рабочих делались все более злобными, и несколько недель спустя по утрам и вечерам у входа в здание стали появляться дополнительные наряды полиции; а когда полицейские требовали, чтобы рабочие не зарывались и продолжали двигаться, те плевали копам под ноги или бормотали что-то насчет недоумков и штрейкбрехеров; и каждый день все повторялось по новой, разве что еще больше накалялась атмосфера, а рабочие снова и снова искали повода для того, чтобы кого-нибудь ударить – кого угодно; а полицейские только и ждали, когда кто-нибудь что-нибудь затеет, чтобы можно было слегка развеять скуку, тоже раскроив кому-нибудь башку. А по мере того, как усугублялась скука, росло негодование – негодование рабочих по отношению к копам, которые приходят и мешают им одержать победу в забастовочной борьбе; и полицейских по отношению к забастовщикам, из-за которых они вынуждены стоять там каждый день целыми часами, в то время как им самим запрещено объявлять забастовку даже ради повышения зарплаты. Рабочие старались двигаться как можно медленнее и насмешливо поглядывали на полицейских, проходя мимо них; а полицейские целый день стояли к ним лицом, помахивали дубинками, держа их за кожаные ремешки, и велели рабочим продолжать движение, стоило тем хоть на секунду остановиться; а рабочие на миг останавливались как вкопанные и глазели по сторонам в надежде, что кто-нибудь пошлет подальше кого-нибудь из копов, чтобы можно было надеть им на уши плакаты, но все молчали, и когда один из копов делал шаг вперед, рабочие снова начинали двигаться, и забастовка – а с ней и рискованная игра – продолжалась.
Возвращаясь в контору, пикетчики уже просто бросали свои плакаты на пол, и поначалу Гарри просил их успокоиться и быть поаккуратней, а потом, будучи несколько раз послан на хуй, замолчал и стал подбирать плакаты после ухода рабочих. Вскоре пришлось писать новые плакаты, и всякий раз, как рабочие видели плакаты с обновленными надписями, они злились еще больше и на чем свет стоит кляли разъебаев из компании, из-за которых они остались без работы, а заодно и копов, помогающих этим ебаным кровопийцам.
Компания готовилась к забастовке задолго до ее начала, и потому, когда первые пикетчики надели свои плакаты и принялись гордо расхаживать у входа на завод, текущие заказы были уже выполнены, а необработанные изделия перевезли на другие предприятия, разбросанные по всей стране, или передали другим фирмам по субподряду, и главной заботой руководства Бруклинского завода была координация распределения и транспортировки необработанных изделий и готовой продукции между многочисленными предприятиями и субподрядчиками. Для служащих, отвечавших за координацию работы разных фирм, первые дни забастовки были беспокойными, а подчас и суматошными, но затем все опять пошло своим чередом, а в тех редких случаях, когда возникали чрезвычайные обстоятельства, все недоразумения устранялись при помощи междугородных телефонных разговоров, после чего ситуация довольно быстро вновь делалась управляемой.
Через несколько месяцев после начала забастовки позвонили с завода, расположенного на севере штата Нью-Йорк, где осуществлялась окончательная сборка крупных агрегатов. В договоре предусматривался штраф за несоблюдение срока поставки, и если бы все агрегаты не были доставлены к указанной дате, с компании взыскали бы тысячу долларов в день – за каждый день задержки. Из-за многочисленных неисправностей и поломок работу и без того уже отложили на три дня, но в конце концов линия сборки была введена в строй, и половину производственного персонала бросили на выполнение задания к указанному сроку. Все шло гладко, и было уже твердо решено закончить работу вовремя, как вдруг выяснилось, что недостает одного из завершающих элементов сборки, изготовляемого на Бруклинском заводе. С Бруклинским заводом тотчас же связались по телефону, и поспешно проведенная проверка документации показала, что вся партия изделий была обработана еще за день до начала забастовки, но по какой-то причине так и не была отправлена. Отдел отгрузки продукции был почти пуст, поэтому ящики с нужными деталями быстро нашли. С заводом, расположенным на севере штата, связались по телефону, и наряду с обнадеживающей информацией было передано обещание отправить ящики в тот же вечер.
Мистер Харрингтон начал было ругать последними словами своих служащих, но через минуту остыл и принялся обзванивать ближайшие мелкие автотранспортные фирмы, пытаясь найти такую, которая сумеет преодолеть заслон пикетчиков и доставить изделия по назначению. В конце концов он нашел одну, где взялись за это дело и заломили неслыханную цену, однако директору ничего не оставалось, кроме как согласиться и выписать чек на половину суммы – вторую половину надлежало выплатить после доставки.
Когда грузовики свернули на подкрановый путь, ведущий к загрузочному помосту, рабочие, дежурившие в пикете, переполошились, но быстро взяли себя в руки. Пикетчики принялись кричать водителям грузовиков, что они бастуют, а водители принялись громко посылать их по матери. Некоторые рабочие попытались было прыгнуть на капоты грузовиков, но упали; некоторые другие стали подбирать камни и консервные банки и бросаться ими в водителей, но снаряды лишь отскакивали от кабин. Едва рабочие ринулись вслед за грузовиками к помосту, как полицейские принялись хватать их и сдерживать натиск.