Завалил её водорослями. В те дни я считал водоросли ответом на всё. Каким глупцом я был. Кто-то позволил мне идти этим путём столько лет, а теперь я смотрел на себя.
Значит, я остановился в баре.
Не так давно при помощи простых переговоров я побудил прежде кроткого служителя церкви стать опасным безумцем, и теперь, когда я разглядывал бар, я видел, как он оглушительно торгуется со связанной жертвой.
- Ты собираешься жить дольше?
- О да.
- Ты уверен?
- Да, да, я…
- Точно уверен?
- Да - я точно уверен, пожалуйста.
- Ну, это мудро. Это мудро, а, ребята? Да, они говорят да. Ты маленький человек. Маленьким людям надо держаться тише воды или познать силу моих ног.
- Да.
- Да что?
- Да, падре.
Беременный мрачным знанием я повернулся к Эдди.
- Сколь крошечным разумом может обладать человек и всё равно оставаться мишенью ударов, Эдди? Сколь мучительно крошечным?
- Не понимаю о чём ты, брат.
- Ты прекрасно понимаешь - всё понимаешь.
- Не-а.
В этом весь Эдди. Однажды он пытался отрастить бороду, она оказалась зелёной. С боем выковырял пальцем что-то у себя из уха и смылся - в итоге полиция загнала его в угол в переулке, и он заработал одиннадцать пуль, Затемнение медиа, запрет на публикацию - и Эдди в карантине на шесть недель - вот таким человеком он был.
- Каждый болван и развалина знает больше, чем ты, Эдди, - например, что свиньи могут выворачиваться наизнанку, когда совсем маленькие, пока их кости не затвердели.
- Кости всегда твёрдые.
- Вот - смотри, сколько ты сегодня знаешь.
- Согласен - и я прав.
- Не способен признать ошибку. Обречён на неудачу и задержку на неопределённый срок всего, чем мог бы наслаждаться, понимаешь, что я тебе говорю? До тебя доходит смысл?
- А тут был смысл?
- Тот, который со мной с молодости, измученной статуями с вращающимися головами и подпотолочными паразитами с болтающимися ногами. Господи Боже, ты же ребёнок в лесу.
- Ты когда-нибудь возвращался домой, брат?
- Когда отец умер. Жнец-Потрошитель предупредил меня заранее, знаешь.
- Ты действительно веришь, что знаком с ним?
- Жнец-Потрошитель. Разве я тебя не водил в самые глубины ада, поясняя этот вопрос?
- Водил. Я часто вспоминаю это как эдакий праздник или хирургическую процедуру. Почти умер на столе. На столе для пула - ха-ха-ха.
- Ничего себе шуточка, Эдди, - объявил я и переключил внимание на пиво. - Да, ничего так себе шуточка.
- О, так тебе понравилось, а?
- Я знаю, ты её обдумывал и планировал - а я не буду критиковать человека в его лучший час, как можно?
- О, теперь я до конца осознал твой смысл - ты кидаешься спаржей, так?.
- Ага.
- Да, это твой способ, я знаю.
- Каждому своё, Эдди, это точно.
- Каждому своё. Только так и можно.
- Чертовски верно, только так и можно.
- Ещё раз, о чём мы спорили?
- Сало, Эдди.
- Сало. Непобедимо.
- О, мой унылый болван.
Как я говорю, я способен понять в Эдди ровно столечко в день - но Боб был всецело чужим языком. Обаяние отлетало от него, как камни от ублюдка. Даже Руби не могла заставить его выпустить курицу, которую он поймал однажды в переулке - по его словам, потому что он собирался побрить ее, прежде чем выпустить на волю.
- Тогда-то и посмотрим, заботится ли природа о своих, или наступает им на лица и называет их отбросами, - шептал он, поглаживая скотинку.
- Боб, зачем вмешиваться в естественный порядок этого бреда? - сказал я, показывая на деревья.
- Померяться силами со смертью, долгие-долгие рыдания могут сойти за политическое высказывание.
Руби возразила, сказала, что слёзы слишком питательны для этого. Она провела целую пачку экспериментов, в ходе которых диета из слёз ускоряла отрост лап омара, оторванных в битве на морском дне.
Там, в баре, Пустой Фред принимал ставки на то, сколько людей может втиснуться в паб до того, как он начнут эволюционировать - он имел в виду, в существо, которое свисает с потолка на присоске с одной рукой, чтобы держать пинту, и пастью, чтобы нести чушь.
- Только трое, - сказал я, протягивая ему десятку, - если они будут похожи на тебя. I
Все замерли, уставились на меня, словно я совершил, последнее и худшее из каталога преступлений. Мой хохот покинул меня, как змея струится от иссохшей жертвы.
- Ты слышал? - нервно принялся блефовать я.
Гнилорожие открытия на стене Чарли - несомненно жена на долгих выходных.
- А ты дружелюбный, как я погляжу. Как ты умудряешься не увлечь всех нас?
- Я пользуюсь фильтром обаяния.
В этот миг бармен подвалил сзади с жареной свиньёй на блюде, с подрумяненными боками, с яблоком в пасти. "Слава Богу, - подумал я, - банкет отвлечёт их".
- Глядите, что я нашёл, - завопил бармен. - Кровавое убийство.
- Мёртвая - и накачана смертельным ядом, я полагаю.
- Сейчас подкрепимся, - крикнул я в надежде, но мне ответили взгляды осуждения, пока весь бар собирался вокруг трупа.
- Какой-то монстр подвергал её пыткам перед смертью.
- Посмотрите на выражение лица - если сможете.
- В чем была причина, как вы считаете?
- Аутоэротическая асфиксия, - сказал я. - Посмотрите на яблоко.
- Это сацуми, брат.
- Есть мысли, кто подсуетился сделать это, Эдди?
- Он, - сказал Эдди, указывая на: меня, словно на пролетающий серебряный аэроплан. - Этот убивающий ублюдок вон там. Сам не осознаёт свои желания. Рассказывает про глазные впадины мёртвых птиц с налипшими сухими кусочками ткани. Не может заткнуть пасть насчёт своей матери. В спальне фронт. Экраны радара и подсвеченный континент за перекидной стеной. Вот этот ублюдок. - И он снова указал на меня, сильнее акцентируя злобность.
Минимум восемь человек сказали, что я заслуживаю худшего, чем они способны представить. Бармен дёрнул меня за рукав.
- Откуда у тебя шрам, брат.
- Бурное бушующее море, медуза из ниоткуда, вот и конец истории.
- Конец истории. - По стенам бара пошёл реверберировать презрительный смех. ~ Да, надо думать.
- Это правда.
- История твоей жизни, а конец - её.
- Да - конец, да, моей жизни, а…
- Без истории, брат, без сюжета, только один против нас, и без борьбы, ведь мы беззащитны.
И что мне оставалось? Только набор уклончивых манёвров, точность которых оторвала бы уши у гадюки.
Что я сказал каждому последнему ублюдку в баре
А теперь, канареечки, остыньте - правильно, правильно; Вы же мои крошки-милашки, а? Ты, с ножом - только попробуй мне. И хватит играть в карманный бильярд, Эдди.
Итак, есть неотразимые причины осознать, что это свинья, как вы и говорите. Это спаниель на последней стадии. Заметьте, рыло скошено и сделано из картона, что будет явственно слышно, если я его ударю. Слышите? И видите остатки волос? Улыбку на морде? Видите большие клыки? Вы вообще говорите по-английски? Считаете себя умнее других, а? Теперь мне всё ясно. Студенистые глаза передают своё неодобрение при помощи веры, что мне интересно. И вы серьёзно полагаете, что так оно и есть. Вы, конечно, правы. И одна улыбка с натуры образует петлю, чтобы показать, где кончается твоя голова.
Истина в том, что я хотел бы поджечь фитиль каждой го собачьего хвоста и смотреть, как они завопят. Во так, поджаривать монстров, пока они не осознают мою ненависть. Ничего не может быстрее улучшить моё самочувствие, чем развлечение, которое я описал. Хмурьтесь теперь, ублюдки, вы меня не переубедите.
Хмурьтесь, так вы используете свои лучшие куски для того, что истинно выражает то, что вы чувствуете. Когда я так делаю, я горжусь, что не даю воли мыслям о свете и ласке. Моё жизненное правило - пребывать в отчаянии один день за раз. Крыша существует исключительно для того, чтобы скрыть от меня, что мир вот-вот осыплется не на голову. Как вчера у Фреда мы услышали скрип потолка и тут же опустились в позицию низкого старта, я почувствовал, что далеко впереди него, вот. Но потолок проломился и вывалил на нас четыре тонны насекомых, словно шипучую кучу мусора.
Пустой Фред смеялся. А я так разозлился, что попытался выбраться наверх и ударить его, но его уже сокрушила хрупкая масса.
Насекомые начали поднимать жертвенные палочки лапок и отбрасывать дрожащие тени на стороны.
- Их способ выразить неодобрение, - сказал Фред, вдыхаясь от смеха.
Рассмотрел нескольких, но у меня всегда было туго с познанием зверей. На прошлой неделе я заливал баней слюной, обрывками жабр и червями соплей, гребущих сломя голову от безвредного тюленя. Мокрые старые ведьмы говорили мне, что я скоро буду королём, а мне стало так скучно, что я макнул их головы в котёл. Испугал их на их собственном поле, братья.
Наживать врагов - искусство скульптора, полное злости и терпения. Печь надо установить на отметку газа, черт возьми, семь. И отойти, иначе твои брови присоединятся к разуму. Мучительно нацарапай форму баржи на участке земли и говори всем, что это чертёж ковчега - увидишь яркое неистовство благоговения и смех рычанием, как у льва. Мешки и мотыги надо убрать на ранение, потому что тебе придётся прятаться восемь месяцев. Когда всё пройдёт, можно появиться заново, ехать куда-нибудь и открыть антикварный магазинчик под вымышленным именем - однажды тебя найдут с пистолетом в пасти и тысячей обличительных реликтов а чердаке. Вот так должен жить мужчина, а не хныкать на перекрёстке с коляской и спаниелем, выкликать свое горе и обвинять врагов - в чём здесь шрапнель?