Сидит на бордюрчике, морда в кровище, рядом врачиха в белом халате вертится, башку перебинтовывает.
Похоже – в говнище, причем – в совершенно нереальное.
Тьфу ты, думаю…
А ведь я номеров-то рассмотреть, судя по всему, и не мог, причем – никаким образом.
Далеко, да и сумерки…
Так, приблазнилось…
Нервы…
Проехал еще чуть-чуть, остановился около усталого майора в милицейской форме.
Опустил стеклоподъемник, протянул ему редакционное удостоверение.
– Надеюсь, все живы? – спрашиваю.
Тот хрюкнул, повертел в руках корочки, открыл, посмотрел, кивнул.
– Да он, – говорит, – один был в машине, слава богу. И пристегнутый, подушка сработала. Даже помялся не сильно, повезло, можно сказать. А машина что, машина – железо. Новую купит, хайло спекулянтское. Вот где только этот перец нажраться в слюни успел таким ранним вечером, – просто ума не приложу…
– Дурное дело, – жму плечами, забирая удостоверение, – нехитрое…
Майор вздохнул:
– И не говори. А ты что, об этом писать собрался?
Я морщусь.
– Да нет, – отвечаю, – не тема, сам понимаешь. Сколько их таких, пьяных идиотов, каждый день бьется?! На протоколы-то небось уже бумаги не хватает ни фига, кто ж на них еще и полосы газетные расходовать будет. Просто хотелось, чтобы все живы были. А то эти аварии и мертвяки заколебали уже почему-то…
Майор только взглянул понимающе.
И почему-то взял под козырек.
Я пожал ему руку, опустил стеклоподъемник и поехал дальше к Инге.
…У знакомого заезда на охраняемую стоянку дома почему-то неожиданно знакомо защемило сердце.
Ну ни фига себе, думаю.
Ведь и столько лет прошло, и не было между нами ничего, кроме моих юношеских вздохов и ее, немного высокомерной, к ним благосклонности.
Вот ведь дела…
И чего только в моей дурацкой жизни после этого не случалось: и Лида, и все остальное.
То, что было потом.
И будто бы – и не со мной.
А вот…
Ты гляди-ка…
…Пожал плечами, затушил сигарету в пепельнице, вышел из машины и зашел в знакомый подъезд.
Сказал уткнувшемуся в монитор угрюмому охраннику, в какую квартиру собираюсь идти, тот равнодушно кивнул в сторону лифта.
Видимо, предупредили.
…Инга встретила меня на пороге, я даже звонок нажать толком не успел.
Только-только до кнопки дотронулся.
Ненакрашенная, в белом махровом халате, одетом, похоже, прямо на голое сильное тело. С мокрыми после душа черными блестящими волосами и неестественно бледными без помады, чуть полноватыми губами.
– Привет, – говорит, – Данька. Быстро доехал. Хорошо, что меня охрана по телефону предупредила, что ты паркуешься. Иначе б пришлось тебе ждать, пока я из душа услышу, как ты в дверь трезвонишь…
– Я, – жму плечами, стараясь казаться равнодушным, – старался…
Она улыбается, ласково треплет меня по щеке.
– Ну тогда, – говорит, – постарайся заодно и не так сильно скучать тут в одиночестве, пока я переоденусь и лицо себе нарисую. А то я все-таки женщина и выглядеть "клушей-из-душа" перед молодым симпатичным парнем пока что не намерена. Можешь, кстати, чаю себе заварить. Не забыл еще, где у нас с Глебом тут кухня находится?
Вот так, фыркаю про себя. "У нас".
И – вряд ли это оговорка. "У нас".
И мне, после того как сразу же расставлены все точки над "и", становится хоть и чуть горьковато, но зато – легко и свободно.
Какая же она все-таки умница, думаю…
Встретить бы мне такую, хоть один-единственный раз в этой, блин, дурацкой и бестолковой жизни.
Зубами вцеплюсь – не отпущу…
– Помню, – хмыкаю, – разумеется. И чаю заварю с удовольствием. Хоть я и кофе, если помнишь, просил, но чай сейчас, по-моему, даже лучше пойдет. Курить-то здесь тоже по-прежнему можно, надеюсь?
– Да дыми, – жмет спрятавшимися под мешковатым халатом узкими точеными плечиками. – Можешь и порошка своего понюхать, если есть такое желание. Тебя ж наверняка кто-нибудь из этих барбосов, или Гарри, или сам Глеб, снабдил. По принципу, вдруг девушке понадобится, так? Вот и пользуйся, пока дают. Только котов моих смотри не распугай…
– А девушке, – интересуюсь со смехом, – и вправду понадобится? И что за "коты" еще такие тут нарисовались? Я у тебя только одного по прежним временам помню, лысого такого, серого. Ты еще говорила, что, вроде, эта порода "сфинкс" называется и они по характеру какие-то совершенно особые. Не как простые кошки. Он на Али, помню еще, всегда зверем глядел натуральным, когда тот с тобой чересчур, с его кошачьей точки зрения, фамильярничал…
– А теперь, – вздыхает, – скучает по нему. Просто изводится. Я же вижу. Я и кошку ему специально купила, чтобы скучал меньше. А он ее возьми да и повяжи. Ну не можете вы, мужики, вести себя прилично, когда у дамы хвост поднят и в сторону слегка отодвинут.
Я хмыкаю.
Она грустно улыбается.
– Так что тут, – продолжает, – теперь целый выводок проживает. Двое взрослых и трое маленьких. Они пока что в ванной сидят, там у них гнездо, но потом обязательно выйдут познакомиться. А понадобится девушке порошок или нет, девушка пока что еще не решила. Я, в принципе, последние года полтора его вообще не употребляла ни под каким предлогом и настроением, но сегодня может и пригодиться. А то от успокоительных, которыми меня вчера накололи до состояния пьяной Барби, никак что-то в себя прийти не могу…
Подмигнула, еще раз потрепала меня по щеке и удалилась.
Куда-то в глубь их нереально огромной, по моим совсем еще недавним меркам, квартиры.
Это сейчас, поработав как следует в газете и приобретя какой-никакой опыт в общении с людьми из разных социальных слоев, я стал понимать, что квартира под двести метров в элитном новострое на одного-двух жильцов, в определенных кругах – это не только нормально, но еще и ни фига не пафосно.
Ни тебе второго этажа, ни пентхауса.
Ни лепнины золотой на фоне белого мрамора.
Так.
Не фуфло, конечно.
Но и ничего особо выдающегося.
…Пойду-ка я, думаю, чем о такой фигне размышлять, лучше и вправду чайку заварю.
И пару дорожек раскатаю, раз уж все предлагают.
Не повредит.
Вечерок один хрен обещает быть весьма томным.
Да и разговор, судя по всему, тоже вряд ли будет уж очень так по-простому складываться.
…Инги не было так долго, что я уже начал было задумываться о второй чашке чая и третьей дорожке кокаина.
Сидел в огромной, соединенной с кухней гостиной.
Курил.
Маялся.
Даже телевизор хотел было включить, настроив его на какой-нибудь либо спортивный, либо музыкальный канал.
Потом, слава богу, дошло, что – не время и не место.
И журналов нет никаких, как назло.
Так, чисто полистать.
Тоска.
Так и мучался, пока она наконец-таки не соизволила появиться.
…Такая же, как Али вчерашней ночью: босая, в синих застиранных домашних джинсах и простой белой футболке, выгодно подчеркивающей некоторые приятные для любого нормального мужского глаза особенности гибкого тела.
Уселась на диван, закинула босые ноги с узкими породистыми лодыжками на журнальный столик, прикурила сигарету, поманила меня пальчиком:
– Налей-ка нам виски, мальчик, – говорит, – и подтаскивай вон то кресло поближе, садись напротив. Будем с тобой долгие разговоры разговаривать.
Я только хмыкнул в ответ и недоуменно пожал плечами:
– Ты, – усмехаюсь ей в тон, – похоже, что-то перепутала, девочка. Мальчик давно вырос. К сожалению. Хотя виски тебе я, разумеется, налью. И даже себе чуть-чуть плесну, хоть и за рулем. С удовольствием.
Она в ответ чуть поперхнулась дымом, выгнула удивленно левую бровь и посмотрела на меня с новым, нескрываемым интересом.
– Вот так-то вот, – прикусывает нижнюю губу, – оно, оказывается, и бывает. Мальчики-то вырастают, оказывается. А девочкам только и остается, что начинать потихоньку готовиться к старости.
– Ну, – фыркаю, наливая виски в широкие стаканы толстого дымчатого стекла, – не кокетничай. Сама ведь все про себя знаешь…
Она вздыхает, стряхивает пепел в тяжелую каменную пепельницу.
Такой если кому переедешь – мало не покажется.
– Знаю, – говорит, мягко растягивая гласные, – знаю, Данька. И то, что в свои под сорок выгляжу от силы девчонкой двадцатипятилетней, знаю. И то, что по реакции на трассе, по чувству дороги, – любому мужику-спортсмену фору готова выписать. И то, что мальчики, типа тебя, готовы влюбляться и страдать, тоже, представь себе, понимаю прекрасно. Но я и другое знаю, мальчик. И сколько мне лет, и то, что я вчера человека убила. Насмерть. И сколько мне самой таких вот полноценных лет осталось, представь себе, тоже догадываюсь…
Усаживаюсь напротив, достаю из пачки сигарету и с тоской мечтаю о дожидающейся меня на стеклянном кухонном столике под твердой пластиковой карточкой белой горке кокаина.
Непросто мне придется сегодняшним вечером, думаю.
Ой непросто.
Они, с ее муженьком безумным, – вполне достойные друг друга персонажи, зря я об этом забывать начал.
Вот – и напомнила.
– Ну, – спрашиваю, – и если ты все это знаешь, то зачем я, спрашивается, здесь тебе нужен?
– А ты мне и не нужен, – затягивается. – Точнее, нет, нужен. Как друг Глеба. Как человек, которому он полностью доверяет. И которому, соответственно, нет никаких оснований не доверять и мне, идиотке.
– Ты его по-прежнему так сильно любишь? – спрашиваю, прикуривая.
Она фыркает: