Рублёв достал из-под подушки телефон. Меньше всего он хотел увидеть там пропущенные от Кати звонки, эсэмэски с извинениями. Однако он их увидел!
И сам отправил эсэмэску. Только не Кате. Оле. "Встречаемся в кафе на Ломоносова, у школы, в пять, потом едем ко мне. Саша". В то, что Оля придёт, он не сомневался. И в то, что он останется следующей ночью с ней – тоже. А про Катю, или Аню, кем бы она ни была на самом деле, надо скорее забыть. Падать так падать.
Часть третья
XX
Начало весны опять проспали. Примет не заметили – сквозь низкое закопченное небо не пробились мягкие лучи согревающегося солнца. Да и загазованность помешала почувствовать тот сладкий и головокружительный запах оттепели, по которому можно было определить, что "запахло весной". Но природа – капризная дама, она на своем всегда настоит. И вскоре осели сугробы, выдавив из себя серую жижу, в которой утонул весь город. Горожане, как обычно, с непривычки пытались перескакивать их, обходить, но рано или поздно всё равно попадали в воду. Причём, как назло, попадали в самую маленькую лужицу на всём пути. Промочив ноги, шли дальше, и по мере того как холодок щипал лодыжки, становились весьма счастливыми – наконец и они почувствовали смену времен года!
Вскоре улыбки ранней весны опять сменялись угрюмостью прохожих – снег таял, а всё, что было под ним, предательски оставалось на месте… Не будем описывать ту грязь и запах, которые обычно появляются в эту пору. Поспешим лишь уверить горожан, что улицы в это время года могут быть не такими противными! Но не вы ли виноваты, друзья, в том, что кто-то украл у вас красивый чистый русский март?
Украденные перемены, украденные эмоции, украденные чувства. Что ещё у вас нужно украсть, чтобы вы хоть раз в жизни спросили – кто и почему травит весну?!
– Да, дерьма опять выше крыши! Засранцы, сами же серут, а ты потом за них убирай! – возмущался плотный плешивый пожилой мужчина, стоящий на балконе одной из пятиэтажек в самом центре города. В его маленьких заплывших глазках отражалась вся панорама улицы, – тьфу, пидорасы! Вот как с такими разговаривать?
– Иваныч, ты что там опять бурчишь? Иди, я тебя блинчиками накормлю, – позвал мужчину женский голос, – ну, что ты опять всем недоволен? Успокойся уже! Весна на улице, а ты все гав да гав!
Седовласая полная женщина с лучиками морщин вокруг глаз была женой Иваныча и всегда могла успокоить разошедшегося вдруг мужа. Тот ничего не ответил, жевал себе блины и время от времени поглядывал на часы.
– Много сегодня работы у тебя? – поинтересовалась женщина.
– Ой, Степановна, и не говори! Объезд, потом совещаловки, потом концерт какой-то с чешской делегацией. Поздно буду, очень поздно.
– Я тебя дождусь, – на миг в глазах женщины отразилась вся вселенская грусть, но она, как и полагалось жене большого человека, не показала своих чувств мужу, – и зачем ты опять пошёл на эти выборы? Не бережёшь себя совсем. На кой чёрт тебе этот город, Вань? Бросил бы ты кресло своё?
Поехали бы в Италию, в домик наш, там бы и жили себе спокойно.
– Ой, не причитай, мать. За мной семья, сама знаешь какая, да и город – это не птицефабрика, здесь власть веками строить надо.
– Ты уже двадцать лет, как в мэрах, чего ещё строить? И так всех построил, что без тебя ни шагу не делают! – не унималась жена.
– Делают, и срут к тому же вдобавок, за окном посмотри, что творится, а убирать кто? А убирать Иван Иваныч? Кто же ещё? Эти опездолы RASSOLNIKI пойдут улицы чистить? Которые орут везде на меня? – Иван Иванович подвинул к жене новый номер предвыборной газеты RASSOLNIK’ов, – почитай-ка, какой у тебя муж людоед!
Анна Степановна пробежала глазами по заголовкам на первой странице: "Швецов заворовался!", "На чьи деньги мэр купил дом в Италии?", "Его боятся даже воры в законе!".
– Ой, да не бери в голову, Вань! Первый раз, что ли, на тебя бочку катят? Не расстраивайся!
– Ладно, мать, давай, до вечера! – Иван Иванович последний раз чвакнул чаем и, поцеловав жену в одну из морщинок на щеке, грузно зашагал к выходу.
Всё, что ей оставалось – перекрестить его спину. Она делала это ровно сорок лет, которые они живут вместе. Она крестила мужа и когда он работал обычным строителем, и когда получил должность в районо, и когда работал заместителем первого секретаря уже на уровне города, и, конечно, когда стал главой города. Всё это время Анна Степановна поддерживала своего мужа и никогда не обращала внимания на грязь, которая лилась на супруга со страниц газет и экранов телевизора.
Может быть, эта вера и помогала Швецову двигаться по карьерной лестнице? Как говорится, молитвами жены? Может быть. Но, по крайней мере, советского оголтелого карьеризма у Швецова никогда не наблюдалось! Он бы так и работал прорабом на стройках промышленных предприятий, если бы однажды не послал на три русские буквы своего начальника.
Дело было пустяковое – начальник требовал закончить объект раньше срока. Но переплачивать рабочим за это не хотел. Тогда Швецов и объяснил ему, как мог, что так, товарищ, не пойдёт. Начальник попытался отстранить взорвавшегося подчиненного, но тот пошёл жаловаться в районо к недавно сменившемуся председателю районной ячейки партии. Тот выслушал и решил вопрос кардинальным образом – повысил Швецова до начальника отдела по строительству.
Такие кульбиты во власти – как на местном, так и федеральном уровнях – становились тогда такой же нормой, как совсем недавно продвижение по службе друзей и родных первых лиц партии. Это было уже время перестройки. Одни красные чиновники бесцеремонно меняли других таких же, при этом поплёвывая на уходящих с таким отвращением, будто это были люди низшей расы. Такое непривычное, но публичное отношение к бывшим отцам зародило надежды на лучшее. Этими чувствами и питалась перестройка. И, конечно, подавилась.
Но это всё было в прошлом, сейчас, сидя на заднем сидении "Мерседеса", Швецов думал о куда более важном для него. До выборов оставались считанные недели, и ему было совершенно ясно, что в этот раз ему не так просто будет удержать власть. А власть он любил и уже не мог себя без неё представить. Так же, как пловец не может представить свою жизнь без воды, или, скажем, художник – без краски.
"И что же они, суки, себе позволяют? Как же их красиво сделать, чтобы они не рыпались?" – думал Швецов всю дорогу, он все последние недели над этим думал и нервничал, как студент на экзамене. Он и сейчас ёрзал по кожаному сидению. Да ещё муха в салон залетела, ее жужжание ещё более раздражающе действовало на Ивана Ивановича.
Подумав еще о чем-то, действующий мэр достал из внутреннего кармана пиджака мобильник и, пощурившись в поисках нужной фамилии, нажал на кнопку вызова. Пока ждал ответ – следил взглядом за мухой, перелетающей с одного места на другое. И она все больше и больше его раздражала!
Наконец, на том конце провода ответили.
– Алло, это я! Слушай, есть там подвижки по нашим вандалам? – ж-ж-ж-ж, ж-ж-ж-ж, муха не унималась и, кажется, пошла по головам: немного покружила над водителем, теперь полетела к нему, Иван Иванович дёрнул головой, – давай уже сажай кого-нибудь из этих борщей. Для острастки. Да нет, этого не надо, опасно. Кого-то из главных. Их там целый совет, блядь, рабочих комиссаров, к кому-нибудь уж подкопаетесь.
А между тем, настырное насекомое все доставало мэра, он отмахивался от него, как мог:
– Вот блядь какая, да нет, это не тебе, не тебе, говорю! – муха, наконец, успокоилась, села на спинку водительского сидения, – иди сюда, тварь!
Это твои проблемы. Но чтобы завтра же мне доложили, и нашим журналистам слили. Все, до связи!
Швецову не терпелось быстрее положить трубку и свести счеты с мухой. Освободившись, он сильно ударил по мухе, кулаком ударил, чтобы наверняка. На костяшке осталась мерзкая слизь и одна лапка насекомого.
– Убили, Иван Иванович?! – спросил водитель. Он, конечно, знал, что убил – от такого удара он сам чуть не загнулся – просто хотел польстить шефу!
– А как же! От меня не одна тварь не уйдёт, ты же знаешь, Валер, – удовлетворенно ответил мэр, – ладно, давай заворачивай, поехали в драмтеатр, послушаем, что там эти пидорасы лепечут!
– Так объезд же? – напомнил удивлённый Валера, поскольку его шеф ещё ни разу не пропускал объезды.
– Да хер с ним, без меня осмотрят, поехали, поехали, – затараторил Швецов.
XXI
До начала выступления кандидата в мэры Александра Рублева перед студентами местных вузов оставалось тридцать минут. Встреча была запланирована в здании драматического театра. Сюда уже лениво подтягивались студенты. Но вдруг к театру со всех сторон подъехали полицейские уазики, Мерседесы и девятки. С мигалками и сиренами. Широкий массивный театр оказался в кольце.
Центральная площадь города, она так и называлась – Театральная, (это настоящая издёвка архитекторов – в городе, где культурного населения по всем подсчётам и пяти процентов не набиралось, центральная площадь – Театральная) замерла. Все стали ждать, что будет дальше. Однако ничего не происходило. Машины так и остались стоять с мигалками, из них никто не выбегал с автоматами, никто не орал в громкоговорители. И это бездействие ещё больше интриговало и, более того, даже нагоняло ужас.
Внезапно испортилась погода. Небо над театром забаррикадировали чёрные грозовые тучи – первые в этом году. Они так низко опустились, что казалось, скульптуры театральных муз, украшающих крышу театра, вот-вот проткнут небо и оттуда хлынет что-то неприятное и мерзкое.