Грозная Слава
Гостеприимство - один из видов обмана. На самом деле - один из лучших. Доказательство - пудинг, разлетевшийся на моём бледном лице одним бодрым весенним днём в году от Рождества Христова 1928. В то утро я проснулся с привычным криком, отбив атаку призрачных церковников.
- Ох, оказаться в Англии в самый суровый месяц, сэр, - объявил Гувер, входя с чайным подносом и устанавливая его в стороне. - Я знаю, для человека нет милее зрелища, чем гибель его страны. - Он вцепился в занавески и распахнул их. Солнечный свет ворвался в комнату, будто вклинился в драку.
Гувер принёс с собой серебряный поднос с чаем "Эрл Грей", который я привык принимать внутривенно.
- Сэр кажется утомлённым, как листообразный морской конёк, - объявил он, - если сэр не будет возражать против моего замечания.
- Совсем нет, Гув, - сказал я, садясь. - Ты, как обычно, больше всего похож на пингвина. И я недавно слегка отстал. Моя жизнь - не тотальная фиеста, как представляют некоторые ублюдки, двадцать пять лет взросления, а дело просто висит передо мной, как шимпанзе.
Гувер и ближнее кресло обменялись снисходительными взглядами безразличия.
- У тебя сейчас волнующий период, Гувер? Говорят, жизнь начинается в сорок.
- Напротив, сэр, жизнь начинается там же, где и кончается - в пустоте.
Эта чёрная оценка моих шансов заставила меня ещё больше жаждать чая, и с помощью шприца размером с каноэ скоро я был удовлетворён так, что и представить нельзя. И только тогда я оделся и устроился в гостиной, дабы войти в колею с нелепой массовой индустрией, когда зазвонили в дверь. Мне пришлось опустить газету и спросить Гува, как он считает, какого лешего и кто припёрся.
- Это, как пить дать, ваш дядя Фибиан, сэр, который угрожал прийти в этот день и час.
Фибиан! Чуть ли не раз в неделю это бредящее двустворчатое заваливалось ко мне домой, принося с собой целый ад печенья и ясную очевидность. Мужик носил бетонную бабочку и штаны на шарнирах из олова. Считал одолжением позволить вам наблюдать за штопором своего рассудка. Что на миллион выжженных миль отстояло от моего представления о жизни. Я так же радовался ублюдку, как крысе на подушке.
- Я не собираюсь выслушивать нотации от человека, чей нос одного цвета с глазами, - объявил я, но Фибиан уже вошёл и стоял, позируя, как Избранный.
Три прогруженных часа спустя я сидел и хладнокровно внимал, тонкий, как паутинка, а Фибиан тем временем детализировал свою кукольно-ясную философию. Он с устрашающей эрудицией говорил про профессию бальзамировщика, делая паузы только, чтобы ухватить себя за бакенбарды, ну и изредка меня. Его голос скатывался до шипящей тишины, он говорил про человека, который возродит величие этой нации, невзирая на поедание свиного сала, а потом делал такое лицо, как будто подразумевалось, что он и есть тот самый человек.
Среди прочих свойств у меня в то время была предрасположенность отрубаться в некоторые моменты, если конкретнее, - в моменты кипящей ярости. Конечно, мы все при случае видим кроваво-красную тряпку, но, полагаю, в то утро я увидел её слишком отчётливо. Внутри всё превратилось в дрожь хвостика ягнёнка, и я стоял, трепещущий и затаивший дыхание, посреди обломков мебели, а Фибиан стелился по полу, шея сломана под непристойным углом, и поверх - аккуратный свет из окна. Сам Вермеер отказался бы рисовать эту сцену.
- Я убил его - убил дядю Фибиана! Гувер появился из кладовой.
- Он производит впечатление похвально экономного в дыхании, сэр.
- Будь проклята экономность! Он мёртв - мёртв, как окровавленный мусорный бак! - И я задвинул лицо и уши под каминную полку.
- Дверная ручка, сэр, - объявил Гувер, опускаясь на колени рядом с телом. - Мёртв. Как дверная. Ручка. - Он выпрямился с видом иссыхающего уведомления. - Что вы собираетесь делать дальше, сэр?
- Дальше? - возопил я.
Мой мозг работал с рёвом, представляя на обозрение дюжину бесполезных вариантов.
- Придумать, как извлечь из ситуации выгоду?
- Едва ли это срочно, сэр.
- Жить, ни в чём себе не отказывая?
- Я так вижу, мне придётся самостоятельно представить идею, сэр.
И это оказалась такая надувная свинья мира идей. Она заключалась в следующем: немедленно покинуть сцену, а старый Гувер обо всём позаботится путём вытаскивания тела и бросания его перед проезжающей машиной плюс урвёт причину, время и автора смерти.
- Всегда рад переложить проблему на Гува, - я выскочил за дверь, как борзая из ловушки. Летел по Зелёной Улице и размышлял, не зайти ли в клуб, когда кто-то прыгнул перед машиной, и я кубарем полетел через него. Отпрыгнув в ярости, я обнаружил дядю Фибиана на дороге и Гувера на тротуаре. Гувер глянул на меня так, что во взгляде я прочитал про "стягивающуюся паутину", "ткать" и так далее.
Тем временем полицейский скакал к нам сломя голову через улицу.
- Что случилось? - заорал он.
- Я споткнулся об этого идиота, - ловко объявил я, указывая на тело. - Он умер в этот момент, а не раньше.
Едва эти слова покинули мои уста, как Гувер притворился доктором.
- Да, офицер, - добавил он, щупая пульс трупа. - Этот неуклюжий дурак будет мёртв через пару минут, если не доставить его в больницу.
В мгновение ока ваш покорный слуга, Гувер и избитый труп оказались в машине и неслись по улицам с эскортом, состоящим из этой пародии на полицейского на мотоцикле с коляской.
- Наша единственная надежда, сэр, - заявил Гувер с убеждённостью, - это вам с дядей поменяться одеждой, пока мы едем в отделение скорой помощи. Тогда вы можете выпрыгнуть из машины в бетонной бабочке, все дела, и показать пограничный уровень здоровья, - тогда не возбудят никакого уголовного дела. Разрешите мне пересесть за руль.
Я счёл этот план достаточно приемлемым - пока не натянул нелепый костюм Фибиана. А Гувер указал на необходимость того, чтобы у меня был сломанный нос и кровь на лице, как у Фибиана там, на дороге.
- Буду рад служить вам, сэр, - крикнул Гувер через плечо.
- Надеюсь, я вполне в состоянии сломать собственный нос.
Но каждый раз, когда я пытался ударить свой портрет, какой-то импульс меня удерживал. Эдакий инстинкт самосохранения лица, наверно. Конечно, тут же болтался и Фибиан, пуговицеглазый, в моём пальто и шляпе, так что я схватил его за руку и махнул ею в сторону себя. Ужасающий удар послал меня через дверь машины на асфальт, нос - как кровавый взрыв.
К счастью, мы как раз остановились во дворе больницы - и ещё на счету счастья то, что полицейский видел этот удар зомби. Гувер урычал вдаль, а офицер припарковал мотоцикл и вспенился отваром гнева.
- Не переживайте, сэр, я записал номер, - уверил он меня, а я предположил, что пора позаботиться о собственном побеге, иначе я рискую носить эту нелепую бабочку и штаны до конца дней своих.
- Не беспокойтесь, офицер, - объявил я, сжимая собственный нос. - Я не буду выдвигать обвинение.
- Имя?
- Хм. Хм, Фибиан. Дядя Фибиан. Вот так, мистер Фибиан. И сроду не чувствовал себя лучше.
- И вы знаете человека, который вас ударил?
- А да, это мой племянник, Келтеган. Выдающийся талант, но чересчур легко впадает в ярость.
Офицер поднял брови.
- Вот как?
Но я уже получил преимущество - благодаря сердечности. Если бы не моё вежливое и на самом деле приветливое поведение во время этого обмена фразами, офицера не охватило бы удивление, когда я содрал его несуразную каску и воспользовался ею, чтобы вырубить его. Он бы ожидал чего-то подобного.
И дальше - дело техники - засунуть болвана в собственную коляску, так похожую на каску, что я разразился хохотом, уезжая прочь.
- Я взял на себя смелость накрыть констебля одеялом, пропитанным хлороформом, сэр, - сказал мне Гувер, когда я закончил переодеваться в костюм нормального человека. - Мёртвый джентльмен в кладовой. Я советую вам определиться с планом действий до завершения дня - его лицо уже стало бутылочно-синим.
Я подорвался в клуб, чтобы сдуть прочь все хитросплетения. Там чудили обычные приколы - всякое там топтание улиток. Я робко подкрался к Джемми Доджеру у стойки и спросил его, как начать испытывать угрызения совести. Он признался, что в первый раз слышит это выражение. Я поблагодарил его и смешался с толпой.
Уковылял прочь и добрёл до церкви. Признался во всём священнику, который упрямо оставался непоколебимо-божественным, невзирая на мой рассказ. В итоге - только время потерял.
- Бесполезно, Гувес, - крикнул я, возвращаясь в своё жильё. - Мои планы гибнут, как соня, которую навскидку выцелил помещик. Что поделаешь.
- Ну и ну, сэр, - ответил Гувер, игнорируя уши спаниеля. - Самые адекватные планы.
- Но если совсем честно, - сказал я, прихлёбывая из стакана, - ты тоже поджал хвост.
- Когда прекрасный лик угрозы встанет пред тобой, безумец бросится вперёд, мудрец спешит долой.
- Эти утконосые банальности весьма поучительны, Гувес, - но между тем в наших дрожащих руках есть мертвец - одна штука и спящий констебль - одна штука. Настал момент серьёзно поболтать. Нельзя, чтобы это свиное ухо подвесили у меня над головой, как альбатроса. Скандал встанет нам в фантастическую сумму. И тогда придётся завернуться в шарф и продавать жареные орехи.
- Есть ещё вопрос смерти через повешение, сэр.
- А что, Фибиану ещё недостаточно?
- Я имел в виду вас, сэр, привязанного к виселице во имя излечения от убийства.
- Убийство? Но ведь у меня отсутствует стержневой злой умысел. Простой недогляд.
- Недогляд, совпавший с недосердцебиением и недодыханием у вашего дяди.