Она хотела пройти, но поневоле отступила, потому что он загораживал дверь.
- Здравствуйте. Кого это в непогодь собрались воевать? - насмешливо спросила она.
- Государево дело не боится непогоды.
Она хотела что-то сказать, но промолчала и прошла в комнаты.
Крылов проводил ее тяжелым взглядом. "Эх, хороша! В Питере таких не видывал. Горда больно, да на это средства найдутся".
Он перешагнул порог и ступил на мокрый деревянный тротуар. Изо всех окон его провожали настороженные, любопытствующие взоры. Медленной, важной походкой, не чувствуя дождя, прошел он по улице и по скрипучим ступенькам поднялся в губернскую канцелярию.
Ревизия началась.
Крылов вызвал к себе бургомистра и ратманов и сказал, упирая на каждое слово:
- Нет у меня сумнения в том, что многие непорядки и замешательства вами творились. - Он помолчал и вдруг твердым голосом добавил: - Я расчет подробный учинил: расхищено вами казенных сумм на восемьсот двадцать девять тысяч семьдесят два рубля.
Купцы, моргая, глядели на него, невольно удивляясь такой точности. Но удивляться было некогда. Крылов разом остерег их:
- Винитесь все, лихоимцы, не то на виску вздерну.
Бургомистр Бречалов выступил вперед и сказал за всех:
- Василь Аристархыч! Или на тебе хреста нету? Разве ж мы воры какие? Ты хучь преосвященного архиерея, хучь самого вице-губернатора господина Вульфа спроси. Да и, сам ты сколько разов в домы наши хаживал, все достатки наши знаешь!
Крылов мелкими шажками подошел к Бречалову и вдруг с силой ударил его по лицу.
- Врешь, злодей! - визгливо закричал он. - Для меня господин Вульф не указ, я сам себе губернатор. Сознавайся, лиходей, что хотел утаить ведомости, дабы не разузнали мы, сколько недоплатил ты матушке-государыне. Сознавайся, не то в застенок отправлю.
Генерал-прокурор сената не ошибся в своем выборе.
Бургомистр, шатаясь, подошел к столу и нацарапал под диктовку ревизора показание. То же сделали ратманы.
- Отпусти теперь, ваша милость, - глухо промолвил Бречалов.
Крылов удивленно вскинул брови.
- Отпустить? Лихоимцев? Да ты в уме ли? - Обернувшись к солдатам, он сказал: - Заковать их всех в железа и отвести в острог.
Крылов действовал столь стремительно, что не давал опомниться ошалевшим купцам. Спустя два дня он посадил в острог еще сто человек, и тогда повел следствие.
3
Слезов не зря посещал ревизора: его сообщения, а потом и собственные впечатления во время балов и променадов помогли Крылову составить табличку. В этой табличке против фамилии каждого иркутского купца стояла сумма, которую можно у него выбить. Теперь надо было приступить к этой задаче.
Направляясь в пытошную, Крылов пережил минуту колебания. А вдруг вице-губернатор или архиерей подкопаются под него? Не слишком ли он далеко зашел? Но тут же он вспомнил сенатскую инструкцию: "Следствие производить надлежащим порядком, чиня основательные, в чем кому надлежит, допросы без наималейшего послабления и поноровки". Нет, Глебов его не выдаст! Глебов за него постоит!
Придя в застенок, он расположился напротив дыбы, в которой для этого случая переменили канаты и жирно смазали блоки. Здоровенный детина с засученными рукавами разложил на лавке плети, кнуты и длинные ивовые прутья.
Первым ввели ратмана Верховцева. Увидев орудия пытки, он упал на колени и, простирая скованные руки, вскричал:
- Ваша милость! Что это ты удумал?
- Молчи, вор! - негромко проговорил Крылов. - Государевым слугам все известно. Недоплатил ты матушке-государыне… - он долго листал свою книжечку и наконец договорил: - недоплатил одиннадцать тысяч. К завтрему должен ты внести их нам.
- Да что ты, батюшка? - завопил Верховцев, - Как перед богом говорю, что если и был грех, то за всю жизнь больше полутора тысяч не наберется. А таких деньжищ у меня сроду и не бывало. Вот те крест, апостолы-евангелисты. Господи сил, преблагий, преславный…
Из глубины застенка выдвинулся Слезов, приблизился к столу и что-то шепнул Крылову.
- Ин, ладно, - миролюбиво сказал ревизор. - Комиссия согласна уважить тебя. Внесешь восемь тысячей.
Купец снова забожился, в отчаянии стал биться головой о пол.
- Не хочешь? - бешено закричал Крылов, и голос его загремел под гулкими сводами. - Эй, взять его!
Дюжий детина подскочил к Верховцеву, несколькими умелыми движениями обнажил его вплоть до колен и швырнул на лавку.
- Плетьми его! - приказал Крылов, но вдруг усмехнулся. - Господин ратман, знать, не привык к плети. Еще занедужит. Почни его палочками.
Палач выбрал прут потолще, взмахнул им выше головы и со свистом опустил на спину купца. Слезов, крестясь, считал удары.
- Не на… не надо… - прохрипел купец. - Дам, все отдам, в батраки, слышь, пойду, а дам…
- Вишь, как славно! Сразу бы так-то, и тебе, сударь мой, и нам поспокойней было бы. Унести его… Да следующего веди!
Четыре дня продолжалось следствие. Около ста человек были допрошены с пристрастием. Их били плетьми и розгами, пока, они не признавались в утайке той суммы, которую подсказывал им Крылов. Он не брезговал и маленьким доходом, Кузовлев дал тридцать рублей, Михаил Кудреватый - пятнадцать, Шарыпов - один рубль пятьдесят пять копеек. Все шло впрок.
Больше всего хлопот доставил Бичевин. Старик издавал душераздирающие стоны, но не признавался.
- Может, у него и нет столько? - вполголоса спросил ревизор у Слезова.
Тот замахал руками.
- У него в подвалах бочки с медной и серебряной деньгой рядами стоят, а злато ему, слышь, но ночам змей носит.
Умирающий старик признал пятнадцать тысяч, и его отнесли домой.
Главное было сделано.
Крылов отписал в сенат, что удалось ему собрать сто пятьдесят тысяч недоданных в казну денег и что за неплатеж запечатал он, сверх того, в нескольких лавках товары.
В ответ удостоился он благодарственного от господина Глебова письма. Стороной же дано было ему знать, что от пострадавших купцов во множестве доносы и жалобы в Петербург поступают, однакоже по строгому распоряжению генерал прокурора пересылаются прямо к нему, а там уничтожаются.
Прошло еще немного времени, и Крылова уведомили о награждении его тысячью рублей; к тому же сенат обнадеживал его, что по возвращении он и чином оставлен не будет.
Купечество было порядочно общипано. Поживиться с него было уже нечем. Собственно, теперь можно было ехать восвояси, но Крылову хотелось продлить свою жизнь в Иркутске.
Освободившись от дел, он снова предался удовольствиям: ездил на променады и танцовал "восьмерку" с трепещущими от страха и отвращения девицами.
Потом все это прискучило ему. Тогда он придумал интересную забаву: садился у окна и глядел на проходивших. Выбрав почему-нибудь одного, приказывал солдатам тащить его в дом и сечь изрядно розгами, а потом, угостив водкой, отпускал продолжать свой путь.
Мало-помалу жители перестали ходить перед домом Мясникова, но тогда Крылов сам отправлялся гулять по городу и, если бывал в дурном настроении, многих встречных приказывал пороть или сажать в кордегардию.
4
Но, видно, жизнь так устроена, что человеку не дано быть счастливым. Все, кажись, имел Василий Аристархович, все удалось ему, а в сердце у него завелась червоточина. И причиной тому была простая женщина - мясниковская жена Катерина.
Как-то под вечер она, глядя мужу в глаза, сказала:
- Намедни левизор этот меня к себе звал. А не пойду - извести грозился.
- И что же ты, Катеринушка? - бледнея, спросил Мясников.
Положив руки на плечи Мясникову, она тихо сказала:
- Запомни, Павел Семеныч: пусть он со мной что хошь делает, хоть огнем палит, не лягу я к нему в постелю. Это вы, мужики, перед ним труситесь. А мы, бабы, упрямые. Мы к боли да к беде терпеливые. Ломать станет - и то стерплю, только в рожу его скверную плюну.
- Погубишь ты себя, да и меня тоже, - растерянно бормотал купец, с неловкой лаской сжимая Катеринины руки. - Ты бы с ним вежливенько… Извините, дескать…
Она отодвинулась.
- Ужли итти к лядащему присоветуешь? - презрительно сказала она и, сурово сжав губы, вышла из комнаты.
К ночи Крылов прислал за нею троих солдат.
- Велено доставить, - угрюмо произнес один, - доброхотно али силком.
Она оглянулась по сторонам. Мясников порывался что-то сделать, но руки его дрожали. Дети, забившись в угол, горько плакали. Катерина набросила на плечи платок и пошла с солдатами.
Коллежский асессор стоял посреди комнаты, заложив руки за спину. На полу валялась опорожненная бутылка.
- Явилась, душечка? - сказал он вкрадчиво и странней, подпрыгивающей походкой обошел вокруг нее. - Супротив меня идешь? Супротив Крылова! - Он заскрежетал зубами и рванул ворот рубахи. - Эй, ребята! Сия женка сегодня государева слугу честного обидела. А потому приказываю я ее тотчас наказать примерно. И вас за труды благодарностью не оставлю.