- Ненавижу, как он улыбается, - сказала она Веро. - Слава Богу, Пепито живет с прислугой. Хоть не видит Торни. - Потом она подозрительно добавила: - А что ему нужно?
- Нужно? Насколько я знаю, ничего ему не нужно. На этих выходных повезу его на ранчо.
Она посмотрела на него с недоверием.
- Веро, ты с ума сошел, - заявила она. - Зачем тебе везти его туда?
- Затем, что он на меня работает. Это для тебя так важно?
Лючита взглянула презрительно.
- Работает? Какую еще работу может выполнять Торни? Он же никогда в жизни палец о палец не ударил.
- Да-да-да, знаю, - терпеливо ответил Веро. - Для галочки он один раз числился на "Радио Насьональ". Но, в любом случае, теперь у него на пару недель есть работа. Будет устанавливать у меня аудиосистему.
- Торни?
- Ради Бога! Просто понаблюдает за тем, чтобы рабочие следовали моим указаниям. Если оставить их одних, они все сделают через жопу. Какая тебе разница, поедет Торни на ранчо или нет?
- Не нравится он мне, - просто сказала она.
Он рассмеялся:
- Но тебя ведь там не будет.
- В Сан-Фелипе? Да лучше мне в тюрьму сесть!
Он злобно посмотрел на нее.
- По-моему, тебе там понравилось.
Она ответила уклончиво:
- Змеи, сороконожки, да еще лианы все время по лицу хлещут. А жарища какая, прости Господи! - она открыла рот и задышала с трудом, припоминая.
- Да ты за все время ни одной змеи там не видела.
- Зато видела сороконожку.
- Просто дом старый. Они водятся в фундаменте.
- В этой стране, - сказала она, - хуже гор может быть только одно - твоя мерзкая tierra caliente.
Торни приехал в восемь утра в пятницу. Они взяли многоместный фургон, поскольку намеревались забрать по пути сельскохозяйственные инструменты и запчасти для нового генератора. Как только Веро уехал, Лючита принялась рыскать по спальне и ванной, собирая вещи. Она решила, что обе ночи проведет на кушетке в комнате Пепито, и хотела быстро перенести пожитки, пока Палома, уборщица, не заметит ее и не спросит, зачем она это делает. Оставаясь одна, Лючита больше курила - из-за нервов. Но курение вызывало у нее дурные предчувствия: ей казалось, что лучше запереться в маленькой комнате с Пепито, нежели спать одной в большой спальне, где ее пугали густые заросли и высокие ширмы.
Перенеся свои вещи со всей квартиры в комнату Пепито, она села на кушетку, откинувшись на подушки, и закурила грифу. Пепито стоял на коленях на соседнем стуле и играл чем-то на столе.
- Мама, что это?
Она подняла глаза и увидела сквозь дым, что он нашел ее сумочку и теперь показывает частично сложенные банкноты.
- В смысле - "что это"? Деньги. Положи на место.
- Я-то знаю, - сказал он с умудренным видом. - Если б у нас были деньги, мы бы поехали в Париж, да?
Она в восторге уставилась на него: для пятилетнего мальчика Пепито был весьма смышлен.
- Помнишь Париж: Abuelita и птичку в клетке? - с надеждой спросила она.
- Нет.
- Зеленая птичка все твердила: Apaga la luz, hombre! И все смеялись. Ты ведь помнишь?
- Не помню! - сказал Пепито, пристально глядя на нее.
- Это было всего год назад, - она умолкла, подумав о Париже. А через минуту встала, взяла сумочку и зашагала через всю комнату.
- Ты куда? - его голос стал резким от обиды.
- На террасу.
- А почему мне нельзя? Почему?
- Перестань. Отвяжись от меня! - Он вцепился ей в ногу, царапнув ногтями по грубой джинсовой материи. Лючита оттолкнула его с такой силой, что он опрокинулся на спину и упал на пол. Потирая затылок, Пепито медленно приподнялся, готовый расплакаться.
На террасе было жарко: Лючита лежала на кушетке с широким тентом и писала письмо матери в Париж. "В ночном клубе, где я работаю, все хорошо, сообщала она, - к лету обязательно накоплю денег и вернусь домой". Вскоре она встала и пошла на кухню за стаканом воды. Веро, разумеется, позвонил бы, но она не любила отдавать слугам распоряжения и вызывала их, только если хотела есть. Выпив холодной воды, она вернулась на террасу и закончила письмо. Затем прилегла и немного помечтала, наслаждаясь первым дуновением ветерка, возможно, предвещавшего дождь. Когда она зашла в дом пообедать, налетели кучевые облака, надвигаясь со всех сторон на оставшийся лоскут ясного неба.
Они с Пепито съели сэндвичи с салатом за столом в маленькой спальне. Лючита приучила сына ложиться сразу после обеда вздремнуть, главным образом потому, что сама не могла обойтись в этот час без сиесты. После того, как Пепито затих, она посидела пару минут на кушетке, читая, а затем растянулась и тоже уснула.
Пробуждение от тяжелого послеполуденного сна было медленным. Она увидела, как Пепито вышел из комнаты, услышала, как дождь барабанит по балкону, а затем снова заснула - возможно, надолго. Следующее ощущение - Пепито тычет ей пальцем в шею:
- Мама! Мама! Телефон!
Она встала и, пошатываясь, направилась в кухню. Палома сидела посредине за большим столом, показывая в угол. Лючита подошла и сняла трубку. Звонил Веро.
- Что случилось? - спросила она.
Она услышала, что он смеется.
- Просто захотелось передать тебе привет! Узнать, как ты там. Мы - в "Ми Сьело", помнишь? Маленькая кантина на плазе. Пришли сюда четверть часа назад.
Они немного поговорили. На заднем плане, перекрывая его голос, зазвонил церковный колокол. Она слышала, как тот гудит, заглушая шум бара.
- Увидимся завтра вечером часов в восемь, - сказал он ей и повесил трубку.
Он прошагала мимо Паломы, смущенно улыбаясь, зашла в библиотеку и встала, глядя на террасу, омываемую дождем под темным небом. За окнами стояла серая стена льющейся воды. "Дождик льет на целый свет", - вспомнила она. В детстве, когда она учила английский, ей нравились эти стихи: благодаря им дождь казался дружелюбным. Здесь же они утрачивали смысл: это был другой дождь - безудержный и угрожающий.
В голове у нее по-прежнему звучал низкий, густой гул церковного колокола. Но ведь Сан-Фелипе - деревня с одной церквушкой, и Лючита знала звук ее колокола: резкий, надтреснутый звон наподобие лязга железной трубы, больше напоминавший сирену, нежели церковный колокол. Веро - ни в каком не Сан-Фелипе. Где он мог быть, она не имела понятия, но знала, что это не Сан-Фелипе-Тонатан. Она думала лишь о том, что он солгал ей, и не знала, зачем он это сделал. "Хорошо, что он не собирается на мне жениться", - сказала она про себя.
14
Он вернулся в воскресенье вечером, в начале восьмого. Лючита сидела в комнате Пепито и читала, как вдруг услышала, что он приехал. Через минуту войдя в кухню, он крикнул кому-то:
- Побудь на улице! Я сейчас выйду.
Пепито уже помчался в кухню ему навстречу. Она положила книгу и шагнула в ванную, где встала ред зеркалом, причесываясь. "Как я буду смотреть ему в глаза?" - подумала она. Было такое чувство будто солгал не он, а она. Потом она услышала, как он входит в спальню, открыла дверь и зашагала к нему, все еще приглаживая расческой волосы.
- Привет, Чита! - воскликнул он, схватив ее за руку и, развернув, поцеловал. Она нехотя подчинилась, не глядя ему в глаза.
- Как дела? - спросил он.
Она смотрела в его сторону, но избегала его взгляда:
- Хорошо. Кто там с тобой?
- Да Торни.
- Я думала, он остался на ранчо.
- Он вернется туда через пару дней, - Веро отпустил ее, и она направилась в ванную.
- Где же все, черт возьми? - закричал он из кухни. - Где Мануэль?
- Ты сказал, что приедешь в восемь, я так и передала им, - отозвалась она. Лючита не услышала его ответ дословно, но тон показался недовольным. Минуту спустя она услыхала, как он расставляет на подносе бутылки и рюмки. Пепито помогал ему, восклицая: "Эту, Веро?"
- Пепито! - позвала она. Когда тот появился в дверях, она сказала: - А теперь прими ванну. Я приду через пятнадцать минут.
- Я хочу помочь Веро, - захныкал мальчик.
Она схватила его и стянула с него через голову рубашку. Потом начала набирать в ванну воду.
- Ты куда? - спросил он. Снова вспомнив о колокольном звоне, она не ответила. Поскольку раздевался он медленно, она помогла. Когда Пепито остался голый, она шлепнула его по попке и показала на часы на полке.
- Пятнадцать минут, - повторила и вышла.
Веро выносил из кухни поднос.
- Принеси печенья и какой-нибудь закуски, - сказал он ей.
На террасе было тепло. Торни стоял с краю, глядя через перила. Ночное небо было синее, усыпанное звездами, горы - черные, а длинные нити уличных фонарей напоминали световую паутину, опутавшую всю долину. Лючита прошагала к краю и оперлась о перила.
- Привет, - сказала она, повернувшись к Торни. На нем был джемпер и спортивная куртка, волосы взъерошились.
- А, - сказал он. - Здорово, Лючита, - и глубоко вздохнул.
- Ты болен или просто хандришь? - поинтересовалась она, отвернувшись к террасе. Он не шелохнулся.