Ресторация, с вечно-стандартной табличкой "мест нет", аквариумно мельтешила за толстыми стеклами. На требовательный стук Маныча, выбившего нахальные точки-тире по стеклу монеткой, нагло-упитанная рожа в позументах скосила на дверь пустой глаз. Что-то в физиономии Маныча, цербера от общепита и эмвэдейки, по-видимому, удовлетворило, поскольку заветная цепочка откинулась, а дверь приоткрылась, хотя и только-только на ширину ладони. Сунув красный "вездеход", мы прошли в высокие двери, из которых несло знакомой, ни с чем не сравнимой пошло-реверной музыкой. Метрдотель, будто слизнув с ладони Маныча еще один чирик, провел по залу и усадил за маленький столик, вытащенный откуда-то из-под рояля и накрытый тут же скатертью с пальмами. Шустрый парнишка в халдейски-фирменом с атласными отворотами, подошел на удивление быстро, пробормотал дежурную разблюдовку, получил не менее дежурный заказ и отбыл в сторону кухни, разбавлять водку.
Люди шумно развлекались с заметно возбужденным видом. То тут, то там хлопало шампанское, взвизгивали увешанные дутым золотом ягодки опять в откровенных платьях из шифона, и гоготали мужики с жирными глазами и загорелой лысиной.
Мы дружно закурили, добив минькину пачку "ТУ-134", поскольку другого в процессе ожидания заказа, ничего не оставалось.
- Лабал я, дай бог памяти, забыл в каком году, в одном нюхлом месте, - сказал Маныч, намазывая на тоненький кусочек хлеба горчицу из стандартного триумвиратного набора с перечницей и солонкой. - Я про держиморду у ворот, - пояснил он, посыпая хлеб солью и перцем. - А на щеколде в этом трактире стоял дед Мазай. Кроликов держал: шапки шил, то-се. Я про башли, - сказал Маныч, кивая в сторону входа. - И никак его, менты не могли с поличным взять, что он в лапу берет. Что делал, хитрый пудель. У него в гардеробчике плащик висел. Зимой, летом. Обычный плащик, такой, поношенный. Он башельку, что на воротах получал, в карман к себе умно не прятал - исключительно в плащик. А тут на тебе! Менты с прихватами, а у деда с собой три копейки. Где, как? Шмон. "Чей плащ?" "А кто его знает чей? Клиента. Я по карманам не шарю, не приучен". Вот так, на каждый болт свой цимес.
Не успел Маныч закончить байку, как прибыл заказ на расписном подносе с теми же пальмами, и мы взялись за дегустацию. Музыканты давили на басы. Кабак иступлено плясал под "я так хочу, чтобы лето не кончалось", мы уже выпили на удивление холодной водки и зажевали рыбным ассорти, как тут Минька увидел...
Невысокая, в узком белом платье, с навсегда мелкими кольцами бараньих волос, с теми самыми в пол-лица вафлищами и прочими омерзительными негритянскими подробностями... Чернокожая инопланетянка смотрелась блэк энд уайт и завороженный Миня пошел на нее будто на пение сирен.
Что он ей говорил со своим тэйк э пэн, оупен ё бук?! На каком вавилонском он изъяснялся, если негра даже смеялась? И пошла с ним танцевать. И танцевала подряд два танца, а во время второго, они, первоклашками взявшись за руки, прошли через зал и вышли из ресторана.
- Э! - удивленно покачал головой Маныч.
Выходим на международные орбиты. Сдавайся, враг, замри и ляг!
Обсудив черное будущее минькиного счастья, мы решительно лишили его доли на съестное и спиртное, уничтожив то и другое в два присеста между потными танцами. В партнершах проходили соседки, сидевшие почти локоть к локтю, спина к спине.
Дамы, если так можно выразиться, экзальтированно взвинченные югами, колхозным здоровьем и вином "Анапа", танцевали лихо, фальшиво хихикали и навевали дикую тоску. Сменив шило на мыло и не заметив разницы, в очередной краковяк я остался сидеть за столом, потягивая "Буратино" и вяло наблюдал за выбором Миньки и Лёлика, переметнувшихся на более дальние орбиты. Их вариант был тем же среднестатистическим, делённым на среднеарифметическое.
Как это обычно бывает, пьяная суета и маскарад неживых лиц быстро утомили. Рассчитавшись, мы вышли на свежий воздух и оживленную улицу, по вечернему разнаряженную по самому предпоследнему писку.
Маныч, однако, из спортивного или какого другого интереса склеил-таки одну из теток в шифоне и удалился, поддерживая ее за локоток.
Город потягивающим кошачьим шагом приступал к ночной жадной жизни, принюхиваясь ко всему что дышало и двигалось.
Мы с Леликом бесцельно болтались по набережной до гудения в ногах, пока не забрели на пляж, не угомонившийся и после полуночи. То тут, то там мелькали огоньки сигарет и слышался смех.
Мимо нас прошли три девушки. Три на два не делятся. За ними, пошатываясь, брел лобастый парень, загребая песок кроссовками.
- ...А я говорю, накажу, - бормотал он сам для себя. - Земляки, - остановился парень, завидев нас, - дайте человеку за-ку-рить.
Глубоко затянувшись, с кривой, всё понимающей улыбкой, он пропел, сведя глаза к переносице:
- А у меня кедровочка... Зелен терем, зелен ясный. Семьдесят, как в аптеке. - Парень поднял указательный палец, будто прислушиваясь, потом поднес палец к виску, сказал "бах" и дурашливо рухнул на песок. Тотчас поднявшись, по-петушиному похлопал себя по бедрам, крикнул: - Щас! - и убежал, пошатываясь.
- Пойдем-ка, - предложил я, - зачем нам напряги.
Не успели мы отойти на несколько шагов, как раздалось зычное "погоди!" и с алюминиевой канистрой литров на десять на вытянутой вверх руке, нас догнал тот же облом в спортивном костюме. Открутив крышку и налив в нее из канистры он поднес мне под нос:
- Чуешь?
- Чую.
- Понужай!
- Без закуси?
- Кедровочка, - укоризненно попенял парень. - Глянь! - крутанув канистру винтом и запрокинув голову, он влил в себя несколько глотков крепчайшей настойки.
Я выпил то, что было в крышке. От спирта выступили слезы на глазах и обожгло горло, высушив язык.
- Сибиряк, - ударив себя грудь и нависнув над нами гордо сказал парень. - Эта вторая - подняв канистру похвастался он. - Собственноручный рецепт. Давайте поорём, - предложил он.
- ???
- Проораться надо, - сказал парень, попытавшись сделать серьезное лицо. - Здоровье подзарядить.
- А-а-а, - заорал он, приставив ладони рупором ко рту.
- А-а-а, - заорали и мы во всю дурь легких.
Одна звезда не выдержала, закачалась, и, порвав тонкую ниточку, которая ее держала, рухнула вниз, подогрев море на пару градусов.
Неожиданно прямо на нас вышел Маныч, держа в руке свою легкую курточку.
- О, явление Христа народу, - удивился Лелик.
- Кто таков? - шатаясь, проревел вконец захмелевший сибиряк.
- Иван Иваныч Иванов, - сказал Маныч.
- Это наш, - попытался успокоить я.
- Ты за белых или за красных? - толкнув Маныча животом выговорил пьяный.
- Я за мир во всем мире.
- Тогда выпьем, - предложил любитель поорать и взмахнул канистрой в сантиметре у лица Маныча.
- Я уже, - сказал Маныч.
- Тогда, Иваныч, будем бодаться, - и набычив голову, сибиряк попытался ударить ею Маныча в живот.
Маныч сделал шаг в сторону и толкнул ладонью в коротко стриженую башку. Пьяный сел пятой точкой на асфальт и бормоча "Иваныч, щас" стал приподниматься. Мало соображающего дурня толкнули еще раз, придержав голову, чтоб не ударился об асфальт.
- Пошли, ну его к херам.
Быстрым шагом перешли дорогу и пошли прочь, оглядываясь. Пьяный, шатаясь, бежал сзади и орал во всю глотку:
- Иваныч! стой, падла, Иваныч! Ты будешь наказан!!
Размахнувшись, он швырнул канистру, которая не долетела до нас всего ничего и с грохотом покатилась по асфальту. Затем, разорвав до пупа и бросив в сторону спортивную куртку, он довольно резво побежал, топая ножищами.
Сначала мы бежали посмеиваясь, но здоровья сибиряку было не занимать и за дело пришлось браться уже всерьез. Веселье куда-то улетучилось.
- Разбегаемся, - скомандовал Маныч и свернул в сторону. Мы с Леликом разделились и, немного отбежав, стояли, держа в виду друг-друга.
Преследователь, потеряв нас из виду, плача и выкрикивая что на ум придет, стал со всей силы сначала пинать сиротливый "Жигуленок" у обочины, а затем и лупить его с размаху по капоту и крыше, потом настала очередь садовой скамейки, вырванной из земли, переломленной буквально пополам и заброшенной в кусты.
Демонстрация собственной мощи убеждала его сделать что-то более выдающееся, но не прошло и пары минут, как прочесав растущие вдоль дороги деревья фарами, резко тормознул "луноход" и из его чрева повыпрыгивали мордастые мужики, сверкая пуговицами. Оглоушеный кедровочкой, демонстративно принял стойку и запрыгал по-боксерски на носках.
- Ну ёбни меня, ёбни! - заорал он, качаясь из стороны в сторону и поводя перед носам кулачищами.
- Что, здоровый, да? - рявкнул зашедший сзади мент и всадил хулигану палкой по почкам. - Мы тебе мигом здоровье убавим.
Профессионально обработанный в три палки и шесть ног, карамазовец был затолкан в дверцу с решеткой, и машина так же бодро как и примчалась, рванула с места, навоняв бензином.
Перекурив происшествие, и, постановив, что надо меньше пить, решили отправиться на пляж и там дождаться начала дня и открытия пирожковых, блинных, пельменных и закусочных, автоматов с газировкой и вином, бочек с пивом и квасом. Мудро вечера утренее.
Курортная столица, как и любая столица, успела изрядно утомить. Всего хватило буквально за один день. Всё, что могло быть уже заранее надоело, как зеленое яблоко, с одного укуса набивающее оскомину.
А если подумать, что впереди еще не один час на "переправе" до родных берегов... Нам бы только ночь продержаться, а уж день-то мы, Бог даст, проспим.