- Однако. Барокко и рококо.
- Да. Изячные произведения.
- Скажите, пожалуйста, - остановил любопытный Лелик пожилого человека в белом переднике, - зачем? - и показал на аляпистые трусы на "Венере Милосской".
- Как зачем? Дэти.
- А скажите, уважаемый, - спросил я. - Что это за база отдыха? Работников советской торговли?
- Зачем торговля? Почему база? Дом уважаемого человека.
- Дом?!!
- Раньше, да, не дом был, - сказал дед. - Один человек жил. Он здесь жил, его здесь охраняли. Ходит вокруг бассейна, руки за спину, ходит. Ходит и ходит. Километрами ходит. Много лет ходил.
- А кто такой? Берия что ли?
- Почему Берия? Берия расстреляли. Кто знал - не знаю, я знал. Борман! Кто еще знал, не знаю. Никто вслух не говорил. Он самый. Долго здесь был. Еще даже при Хрущеве. Потом один писатель, отдыхал здесь, Ляндрес, может знаете. Я ему много чего рассказывал, он тоже мне подтвердил. Сейчас что? никто не поверит. А тогда рот крепко закрой.
- А вы? Служили здесь, извините за любопытство?
- Охранником работал. Потом на кухне работал. В саду работал. Разные люди приезжали. Много больших людей видел. Уважаемых людей. Теперь на пенсии. Сюда зовут мясо приготовить. Людей много, помочь надо. Правда?
- Спасибо вам. Очень приятно с вами поговорить. Здоровья вам.
- Вы будьте здоровы. Отдыхайте хорошо. Кушайте хорошо. Когда хорошо кушаете - повара уважаете.
- Всего вам доброго еще раз.
- Смотри–ка ты. А?! Какие марципаны…
- Что за телки, а?- насторожился Минька. - Таких телок в обзоре местности не водится. По ним же танком надо ездить. Такие ландшафты!
- Эти телки на работе, - нравоучительно сказал Маныч. - Вы им, мистер Делон, абасалютно до абажура. На вертолете из города Сочи доставили. Так что...
- Понял. Буду сублимировать.
- А вот выражаться не надо!
- Не в лесу.
- На кой им хрен еще музыка? Тётки от Кардена, лимонад от Наполеона, статуя в лучах заката.
- Тебе чего? Башляют и ладно.
- Объясняю. Мы тут чужие, петя. Сегодня здесь, завтра ту-ту, голубой вагон бежит-качается. Уехали, и нет нас. Ни разговоров, ни балаболов. Вон тот, справа, - прокурор. Да не гляди ты так! Дубина! Худой - милиционер главный. Мне Адгур всех нарисовал. Самый здоровый, с брюхом - редактор газеты. Знать местная. Тут и райисполком, и винзавод, и… Лучше не знать. Эту знать.
Нам к такому не привыкать. В недалекие времена играли мы на свадьбе у больших людей, а после свадьбы с девочками из приличных семей оттянулись на гофмаршальской даче. А раненько утром, на выходе из резных ворот, сытые дядьки в штатском нас и прикнокали, а потом продержали три часа взаперти, пока выяснили кто про что. Не могли ж мы телок заложить папам-мамам, набалаболили, что спьяна уснули в теплице. В профиль-фас нас с Минькой не отсняли, пальцы не откатали, но фамилию-имя-отчество и адрес записали. Теперь ввек под подозрением.
- А что? Вполне-с, - сказал Маныч уже за столом, подливая коньяк. - Вполне теория. Борман один из всех и вертанул хвостом. Как мы через пятнадцать лет после войны да разрухи? И в космосе первые, и бомба у нас, и синхрофазатрон, и не только страну отстроили, но и пол Европы?
- А пол Африки с каких красивых глаз к нам рванула?
- Ну, ладно этим. С черепахами. Он с копьем полжизни бегал, а тут ему автомат подарили. Иди, пали в белый свет, как в копеечку. Калашников-ага, однако. Они за автомат… Им и хлеба-риса не надо. И так сильно радые. А деятелям на сытом Западе? Сверху джема с маслом еще маслинку положи. Они на мерседесах привыкли, по-другому не выйдет. На какие, спрашивается, шиши? С американцами надо было по лендлизу расплачиваться. Золотом. Это вам не в ре-миноре песенку петь. Репарации? Чих и тот больше стоит. Навезли железяк, половина заржавела. Половина не работала. Не знали "как" наши умные инженеры. Немцы это…
- Инженеров не трогай, - сказал Минька. - Где этот чертов инженер!? Я инженер!
- И я инженер!
- Кстати, как пишется?
- Жи и ши пишутся с буквой "и".
- А инженер после "ж" - с "е"!
- Опять хренасики-баджанасики!
Маныч уже по шляху, копыта гренаду отпевают, только пыль клубится. Его не собъешь, когда он удила закусил.
- Вот потому и хуевые у нас инженеры. Что не по правилам русского языка пишутся. Я настольную лампу полдня разбирал, потом выкинул в окошко, потому что русский инженер через "е" делал. Как он придумал ее, урод, через "е"? Вот в чем вопрос. А где, справшивается, партийное золото наци? Американцы, кроме картин ни черта, по сути дела, в пещерах Силезии не нашли.
- Слушайте, а там художник, - сказал подошедший Лелик, - он этих телок…
- Каких телок?
- Ну, проституток. Разрисовывал. Лилиями, цветами. Красиво, Левитан обзавидуется. Они сейчас в одних купальниках ходят.
- Мне тоже интересно поглядеть на это блядь-парад.
- А зачем разрисовали?
- Продавать их будут. Кто больше даст, тот и заберет.
- Лёля, тебе в шпионы надо, в борманы. Во всякую дырку залезешь.
Поиграть – поиграли, поели-попили. Шашалык по-карски, а?
Здесь умеют.
Жить. Пить. Кушать. Зарабатывать.
Мотать всех на удилище.
- Заработали, да, - сказал захмелевший Маныч. - А в жизни только искусство может вознаградить. Кругом нас постоянный облом. Кроме облома ничего постоянного. Всё живое, всё меняется и меняется, заметьте, всегда в худшую сторону: дом ветшает, крыша гниет, скалы со временем оседают и разрушаются, человек стареет. Так что, компас врёт. Нет ни севера, ни юга - одна фикция. Под компасом - топор и плывем мы совсем в другую сторону, а не туда куда нужно, к дикарям плывем. Потому, ничего впереди хорошего, никакого подъема, никакого расцвета и искусство будет чахнуть, хиреть, деградировать, вырождаться и в итоге отомрет на хрен. От ненужности. Таки остается быть таким же, как жизнь - меняться в худшую сторону, олицетворять несовершенное...
- А никто в лучшую и не меняется, - поддакнул пьяный Минька.
- Вот-вот. Надо - хата с краю, своей дорожкой. Выбрал свой язык, наработал ли его, придумал ли - и говори на нем. Тебе он понятен - и хорошо. Другим непонятен. И не надо. Когда сам для себя и сам за себя - надежней и прочней не бывает. Приобщился моей тайны, открылось тебе, выучил мой язык - соплеменник. Остальные чужие. Не надо вас, мы вам не навязываемся, ступай себе мимо. Раз не можешь понять. Не обязательно, что ты бестолковый, нет, скорее как раз наоборот. Всё аморфно, всё плывет-расплывается. Сегодня твердое - лед, завтра - уже вода, послезавтра - пар, облако, то есть почти воздух. А природа всех трех состояний одна. Аш два О. Нет в жизни твердого знака. Только мягкий. Твердая, застывшая жизнь - бессмыслица. Смысла в ней ни на грош. Попробуй-ка поспорить.
- Да ну в жопу. Надоела ваша философия. Эта тоже… С ногами немытыми. Трактаты, блин, она пишет. Заколебала уже ваша философия! Достала! Кругом одни философы доморощенные. Да мы где? В Древней Греции что ли? Симпозиумы, едреныть. Одни мы с Леликом нормальные. Минька и тот за фашистов в футбол играет. На хер! Поняли? Слышать больше этого не хочу! Пойду-ка я, в том саду при долине притулюся.
Налитый армянским коньяком по самый крантик, я отошел подальше за кусты, чтобы справить естественные надобности. И невольно стал свидетелем разговора.
У обрыва разговаривали два тяжеловеса.
- Слышал? В Ростове взяли ювелирный магазин.
- Нет. Своих дел, знаешь ли…
- И написали, мандюки, на стене: "Ленин помер, а дело его живет". Так теперь не милиция дураками занимается, а контора.
- Залупаться надо меньше, я тебе скажу. Загоруйко иностранную машину купил, а через месяц с обыском пришли. Чего ты, Вова, подпрыгиваешь, я ему говорю. Чего тебе на "Волге" не ездится?
- Мудак.
- Да не то слово.
- Что там у вас с узбеками?
- Всю партию вернули.
- Всю?
- Всю. Как есть. Ты понимаешь, не знаю как и сказать. Парадокс! У них, оказывается, жена не имеет права лицо от мужа закрывать. А тут, когда кофточку через ворот натягивает... Получается, что устав нарушают. Недозволено им такое. Только с обычной застежечкой, с пуговицами, на молнии, еще там как-то, но не через ворот. Не с закрытым воротом. А кто мог знать? Сам подумай! Дети гор!
- А что с туфлями? Гиви когда обещал?
- Ревизия у него, на комбинате. С кожей пока притормозили, а Арчил нос воротит.
Такие вещи слушать нам ни к чему.
Тихонько в сторону, да по бережку.
Цеховики. У них по всему побережью подпольные фабрики: кепочки, маечки, сумочки, тапочки.
У них большие тысячи. И может даже миллионы.
Народ серьезный. Любопытных не любят. Шутить не любят.
А тут крик.
Суматоха.
Челюсть упала под обрыв. Вставная.
И в море.
Ульк!
Вызывали аквалангистов.
27
Ну, никак мы не могли не побывать в главном городе Отечественного Разврата. К тому ж и деньга карман жгла.
Во понедельник, в такой же настный день, как и все остальные, что нельзя в поле работать, с утреца, прикупив по ноль-семь кавказско-кислого на нос, чтоб веселей веселилось, на катерочке, что именуют смешным словом "переправа", мимо берега крутого, курсом к городу большому, отдались на волю волн. И капитан был опытный, и все моря проплаваны, так что, спасибо, не утопил, довез с брызгами, с ветерком.