9
Музыка словно приветствовала возвращение Чугункова. Было чертовски приятно опуститься вот так на дно окопа, чувствовать за спиной надежную прохладную землю и слушать мелодию, под которую танцевал совсем недавно, каких-нибудь полтора года назад. Чугунков видел, как четверо солдат подхватили его санки и бомбу и потащили по извилистому ходу.
Подошел согнувшийся человек. Чугунков узнал майора. Но подниматься так не хотелось, будто проклятые санки вытянули из него все силы. Однако Чугунков сделал вид, что хочет подняться, но Журавлев жестом предупредил его - не надо. Спросил:
- Последний?
- Нет. Еще один.
В это время и раздались выстрелы.
- Слива! Они стреляют в него!
Чугунков и майор прильнули к брустверу.
Отсветы над землей метались широкими желтыми полосами - немцы стреляли трассирующими пулями. Сомнений не было: Слива обнаружен.
В ту минуту майор Журавлев отдал приказ подразделениям полка открыть ответный огонь.
10
Галя присела на нары. Землянка дрожала, и пыль клубилась над бревнами, словно над ковром, когда его выбивают палкой.
Тамара, сменившая ее у рации, жалобно посмотрела на подругу:
- Близко…
- Я пойду, - сказала Галя, но не двинулась с нар, а только закусила губу.
- Не имеешь права, - возразила Тамара.
- Я хочу быть с ним…
- Ты как маленькая, - ответила Тамара. И тут же в микрофон: - "Индус"! Я - "Чайка". Слышу вас хорошо. Прием! - Схватила карандаш, ученическую тетрадку и стала быстро записывать.
Галя вышла из землянки.
Им только казалось, что снаряды рвались рядом. Артналет бушевал там, внизу, над позициями полка. А здесь было свежо и немножко серо, и воздух самую малость отдавал порохом. Никаких тропинок возле землянки не пролегало. И Галя пошла напрямик, внимательно поглядывая себе под ноги, иногда хватаясь за ствол дерева или ветку кустарника.
Она спустилась метров на пятьдесят, а может быть, чуть больше. И встретила первую тропинку. Но на тропинке стояли маленькие кони темной масти. И бойцы вьючили на них бомбы. Галя заглянула в глаза лошади, а лошадь - в глаза Гали. И обе они насторожились и удивились, потому что артиллерийская канонада внезапно смолкла.
Галя пошла по тропинке к позициям, а бойцы, видимо казахи, по-своему покрикивали на коней и держали их под уздцы.
Тропинка сползала вниз, к самому подножию горы. И Галя медленно шла по ней. Кони остались позади, а впереди не было видно ни одной души, да и сама тропинка дремала где-то в кустарнике, но Галя уже ходила здесь раньше и знала: через несколько метров начинается траншея.
Ветки и листья присыпали землю. Справа, меж кустов, светлели плеши. Еще вчера их здесь не было: Галя поняла, что это следы от мин. У входа в траншею она увидела подполковника. Представитель штаба армии лежал на спине в распахнутой шинели и глядел в небо неживыми глазами.
11
Ветер слизал туман, но темные и серые пятна еще имели расплывчатые очертания. И только контуры гор проглядывались четко на посветлевшем небе.
- Восход в шесть восемь, - сказал полковник Гонцов.
Он высунулся над бруствером, хотя сознавал, что это рискованно, и посмотрел на место, где темнела фигура Сливы, распластавшегося на санках. Поняв, что ему не добраться, Слива в последний момент прикрыл бомбу своим телом. А может, все это вышло случайно… Кто теперь знает.
- Все-таки немцы его не видят, мешают кусты.
Майор Журавлев возразил:
- Они знают, что он мертв… Ставим дымовую завесу.
Гонцов согласился.
Но когда десятка два шашек выбросили белые хвосты дыма, немцы вновь начали стрелять из минометов, и не только по позициям, но и по ничейной земле, где лежал Слива.
Старший группы Чугунков сказал:
- Валяй, ребята! - И кое-что добавил для крепости.
Ребят было двое: бывший шофер Жора и архивариус.
Ветер гнал дым вдоль позиций низкой полосой, а когда в полосе рвались мины, то они вздымались белыми гривами. Гривы эти исчезали быстро, словно мыльные пузыри.
- Только бы не сбились с направления, - сказал полковник Гонцов.
Кто-то потеребил его за рукав.
Он обернулся.
- Галочка!
- Там… Подполковник из штаба лежит… убитый… - тихо сказала радистка.
- Где?! - это уже кричал Журавлев.
- У запасного входа.
- Иноземцев!
Но тут рядом упала мина. И всех присыпало землей. А Галю даже ударило о стенку окопа. И она стояла покачиваясь, потому что ее тошнило и перед глазами плыли желтые ромашки.
- Марш в укрытие! Всем! Всем! - Майор Журавлев разозлился. Он схватил Галю за локоть и поволок за собой. - Почему вы здесь? Кто разрешил вам покинуть КП?
- Я… Я… - Галя пыталась взглянуть ему в лицо, но ромашки по-прежнему плыли перед глазами.
- Кто вас просил говорить о моей контузии Гонцову? Накажу! - зло выкрикнул майор Журавлев и выбежал из укрытия. - Иноземцев!..
Мины ложились часто и густо.
Гонцов некоторое время сидел рядом с плачущей Галей и гладил ее волосы. А потом тоже ушел. Галя плакала долго…
Она появилась в траншее, когда уже взошло солнце, еще невидимое отсюда, потому что его заслоняли горы.
Всего несколько минут назад благополучно вернулись Чугунков, бывший шофер Жора и архивариус. Они принесли тело Сливы, бомбу и санки. У Жоры была перебита левая рука. Санитарка перевязывала его бинтами. Чугунков, вынув из кармана гимнастерки Сливы потертый конверт, старался разобрать домашний адрес.
Архивариус жадно свертывал самокрутку.
Увидев Галю, полковник Гонцов спросил:
- Все нормально? - И вынул из кармана мятую плитку шоколада.
Галя покачала головой, и слезы опять побежали по ее щекам.
- Товарищ полковник, переведите меня в другую часть… Умоляю!
Но Гонцов ответил скороговоркой, не принимая ее просьбы всерьез:
- Хорошо, хорошо… Что-нибудь придумаем…
- Я очень прошу, товарищ полковник!
- Кушай, кушай… Переведем в штаб дивизии.
И он прошел мимо. И она удивилась, потому что от полковника пахло мылом и хорошим одеколоном.
Выйдя из траншеи, Галя вновь увидела маленькую лошадь темной масти и двух скуластых бойцов. Рядом на носилках покоилась бомба с желтым стабилизатором. Место, на котором час назад лежал мертвый подполковник, было присыпано сухой глиной.
Где-то далеко кричал майор Журавлев:
- Иноземцев, организуй завтрак!..
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Заходило солнце. Нет, это неверно. Оно могло заходить в горах, в пустыне, в степи. Здесь, в море, оно тонуло, заметно и быстро, как может тонуть корабль, получивший пробоину в корму, в борт, в днище… Море лежало штилевое, все в блестках, и берег смотрелся отсюда, с ходового мостика охотника, хорошо и четко: желтый и зеленый берег и синее, до такой степени синее, что казалось нарисованным, небо, вытянувшееся над покатыми вершинами гор.
На ходовом мостике кроме командира катера стояли командующий Туапсинским оборонительным районом контр-адмирал Жуков, председатель горисполкома Шпак, управляющий нефтебазой Саркисов.
Жуков опустил бинокль. Передавая его председателю горисполкома, сказал:
- Посмотри, Дмитрий Акимович. Отлично!
Шпак с радостью ощутил в ладонях тяжесть морского бинокля, напомнившего ему собственную матросскую молодость и годы гражданской войны. Вздохнул широко, свободно. И поднес бинокль к глазам.
На траверзе маяка Кадош был виден буксир "Вежилов". Какой-то продолговатый предмет, напоминающий подводную лодку "малютку", почти весь скрытый морем, двигался за буксиром на расстоянии не более сотни метров.
Шпак сказал:
- Скорость "Вежилова" уже девять узлов.
- Это много? - спросил Саркисов.
- Это лучше, чем ничего, - улыбнулся Жуков.
- Главное - она двигается. - Шпак передал бинокль Саркисову.
Саркисов долго смотрел в бинокль. А быстрый охотник все приближался и приближался к буксиру.
Наконец Саркисов опустил бинокль. Протянул его Жукову. Осторожно спросил:
- А если шторм?
- Штормы бывают не каждый день, - ответил Жуков. - А горючее фронту требуется ежедневно…
"Горючее фронту требуется ежедневно". Именно этими словами несколько дней назад контр-адмирал начал свое выступление на заседании городского комитета обороны. Он напомнил, что за год войны вражеская авиация и подводные лодки вывели из строя чуть ли не все мелкотоннажные нефтеналивные суда, доставлявшие фронту нефтепродукты из Туапсе и Батуми. Он напомнил, что военные бензозаправщики не в состоянии обеспечить в полной мере фронт из-за отсутствия автопокрышек.