Давид Бероевич неспеша вынул из коробки "Казбека" новую папиросу, выстучал её о крышку. Пауза соответствовала мыслям: "Похоже, прав был начальник оперативного отдела, когда в ответ на новость об учреждении отдельной от НКВД контрразведки только выразительно закатил глаза. Кто знает, как оно пойдёт, - может, этот их Смерш и впрямь будет больше дело делать, чем лозунги оправдывать. Но в любом случае…"
- Вас кто-то конкретно интересует? - нахмурился полковник Гурджава.
- Интересует… - кивнул новоиспечённый начальник новообразованного флотского Смерша. - Был у тебя, помнится, лейтенантик один, шустрый такой. Он ещё весной 42‑го чуть пол-Крыма не разнёс к хвостам собачьим, непонятно по какой надобности…
- Ну почему "непонятно". - Сунув в губы картонный мундштук папиросы, Гурджава невольно дёрнул углом рта, что должно было означать улыбку, и промычал, подкуривая: - Лейтенант Новик сорвал введение в строй немецкой секретной базы малых подводных лодок 30‑й флотилии. Как вы помните, конечно… - добавил он значительно.
- Помню… - согласился полковник Овчаров. - Но также помню, что и достаточного подтверждения этого его геройского подвига приведено не было.
Полковник-контрразведчик отмерил не менее значительную паузу.
- Зачем же вам такой, - раздражённо фыркнул табачным дымом Давид Бероевич, - …недоказанный герой?
- А вот именно потому, что такой… - брезгливо поморщился на дым некурящий начальник Смерша. - От которого, как от чёрта, один дым остаётся. Безо всяких прочих доказательств… Где он у тебя сейчас?
Давид Бероевич задумался. Задумался так основательно, что Овчаров даже удивлённо приподнял белесую бровь: "Не знает, что ли?"
Но начальник разведотдела не вспоминал, где находится старший (теперь опять)… лейтенант Новик, командир отдельной разведгруппы второго разведотряда его отдела флота. Это он, как раз таки, знал достоверно. Потому и обдумывал сейчас, стоит ли об этом знать и начальнику флотского Смерша. И в конце концов решил, что стоит, потому что…
- Зачем искать чёрта тому, у кого чёрт за плечами… - процитировал Давид Бероевич ведьмака с "Вечеров на хуторе близ Диканьки".
Бабка у грузина Гурджавы, что не так уж и странно для Российской империи, была петербурженка родом из Малороссии.
- Это ты к чему сейчас? - вздохнул Овчаров.
Сей вздох означал примерно такую сентенцию: "Поговорили… Разведчик с контрразведчиком. Ни слова в простоте…"
- Да к тому, что у тебя он сейчас, - неспеша выпустил струю дыма Гурджава. - В Особом отделе сидит.
Несколько секунд Георгий Валентинович смотрел на начальника разведки судачьими глазами самого рыночного выражения: "По рублю". Наконец, подтянул к себе чёрную коробку телефонного аппарата.
- Это старлей Новик А.В.? Вообще-то, не у меня он теперь.
- А у кого?
- Боюсь, что эта новость покажется тебе поганой, - скривившись, проворчал Овчаров, накручивая дырчатый диск набора. - Ты моего мамелюка, следователя Кравченко, хорошо помнишь?
- Вот б… - невольно процедил Гурджава, не донеся до рта папиросу.
- Да, в общем-то, и я такого же мнения, - мельком глянул на него Георгий Валентинович. - За что хоть сидит? Дисциплинарное?..
Тяжело вздохнув, начальник флотской разведки отрицательно покачал головой:
- С этим бы я и сам разобрался…
И на немой вопрос Овчарова неохотно закончил:
- За содействие националистической агентуре фашистов.
Не дожидаясь ответа коммутатора, начальник флотской контрразведки осторожно опустил трубку на рожки аппарата.
- Вы что тут, охренели все?
Хроники "осиного гнезда"
Недавно, чуть меньше года тому назад…
То есть по нормальным меркам недавно, а по военным - бесконечно давно, комплектовал лейтенант А.В. Новик разведывательную группу в осажденном Севастополе. Тогда в Севастополе хватало и оружия, и боеприпасов, и техника тоже оставалась кое-какая. Работали заводы (правда, к тому времени уже всё больше в подземельях) и заходили в бухты боевые корабли. Швартовались и, пока выгружали пополнение, боепитание, медикаменты и прочее, и грузили раненых и эвакуированных, добавляли мощь своего главного калибра к артогню сухопутных батарей.
Теперь же в городе оставались только измученные голодом и жаждой моряки и солдаты, считаные пушки и считаные патроны на каждый ствол винтовок и автоматов. А корабли пробирались только ночью и в непогоду (нечастую в июльском Крыму), - бесконечно длинным днём их клевали и клевали "юнкерсы" и "хейнкели".
Но в ночь 19 июня 1942 года пришли ночные хищники…
Выйдя из Ак-Мечети, катера крейсерским ходом пошли на юго-восток. Севастополь обогнули тремя милями мористее; очень приметное место, заметное издалека лучше любого маяка. Даже сейчас, в полночь, прокатывались по невидимым издали линиям обороны огненные шары разрывов, тлели кое-где кострища ночных пожаров, а чуть в стороне, где-то на траверзе мыса Фиолент, с интервалом в пять минут косо втыкались на несколько мгновений в звёздное небо оранжевые факелы: била последняя севастопольская батарея тяжёлых орудий. И вот в свете очередного залпа 15‑дюймовок зоркий командир "S-40" Шнейдер-Пангс разглядел силуэты кораблей русского конвоя.
Капитан-лейтенант передал по рации:
- Вижу конвой зюйд-зюйд-ост, две мили шесть кабельтовых. Три эсминца и три сторожевика. Транспорт - примерно пять тысяч.
- Атакуем! - отозвался капитан-лейтенант Тёнигес, командир "S-102".
Заревели дизели, наливаясь мощью. Катера заложили разворот и, стремительно набирая скорость, пошли на сближение. Пенные буруны вздыбились и широко разлетелись чуть позади острых форштевней…
Похоже, именно на них и среагировали на кораблях конвоя. Над едва различимыми на фоне тёмного берега бортами заметались орудийные вспышки, и поперёк курса шнельботов выросли не слишком высокие, но многочисленные пенные снопы разрывов снарядов.
Катера пошли "змейкой", отчаянно кренясь с каждым поворотом; осколки и пули просекали корпуса и рикошетили по броне. С восьми кабельтовых выпустили торпеды и тут же заложили разворот "все вдруг".
Спустя полторы минуты, выпутавшись из гущи близких разрывов, поняли: все пять торпед прошли мимо. Ни одного разрыва. Ещё четыре минуты - и стало ясно: не нашли даже случайную цель и опустились на дно, выработав запас хода. Шнельботы развернулись и снова легли на боевой курс. А русские тем временем поменяли ордер: два "охотника" выдвинулись навстречу атакующим и открыли отчаянный огонь. Ответили им комендоры "S-27" и "S-72", "связали боем", а катер Тёнигеса промчался на полном ходу, обойдя их по дуге, и почти на встречном курсе выпустил последнюю свою торпеду в транспорт.
Мощный взрыв стал сигналом для всех катеров на выход из боя. Не прошло и пяти минут, как, разорвав дистанцию, они на малом ходу отошли ещё на две мили мористее, а потом, разглядев-таки, что транспорт, подсвеченный прожекторами кораблей эскорта, ушёл под воду, направились на базу.
Из радиоперехвата установили, что потоплен был санитарный транспорт "Белосток", с ним на дно ушло почти полтысячи раненых. Ещё 157 человек подобрали тральщик и "морские охотники", - те самые, которые Шнейдер-Пангс принял за эсминцы и сторожевики…
Робин Гуд и "мамелюк"
1943 г. Туапсе. Новое в обращении с А. Новиком
Сумрачным коридором бывших складов "Пряхинъ и сыновья" старший лейтенант шёл в виде куда как более божеском, чем можно было ожидать от узника. Как-никак не на гарнизонной гауптвахте, а том самом Смерше НКВД, внутреннем, то есть бериевском, уже успевшем заработать репутацию предбанника ада, "чистилища", находился.
Хоть никого, отметим справедливости ради, ни к тюремному заключению, ни, тем более, к расстрелу сами по себе органы Смерш не приговаривали. Приговоры выносил с их подачи военный трибунал или Особое совещание НКВД. Но всё равно. Запросто могли проволочь старшего лейтенанта А.В. Новика босыми ступнями по половицам, обвисшим на руках дюжих сержантов, в одних исподних портках, вполне возможно, что и мокрых, красно-синим, да ещё харкающим кровью. А так - ничего, молодец огурцом, даже при погонах - не сорвали. Вот только рыжеватая гимнастёрка выпущена из галифе и мотню надо поддерживать руками - ничего такого, на чём в камере вздёрнуться можно, "не положено".
Странно только, что вместо начищенных до антрацитового блеска сапог топает старший лейтенант по половицам бывших складов легкомысленными домашними тапочками. Да ещё, вместо выбитых зубов и затёкшего глаза, - этаких едва ли не обязательных печатей на титульной странице "дела", открытого в производство на "ст. л-та Новика А.В.", - всего-навсего облизывает Новик А.В. нижнюю губу, разбитую почти случайно, можно сказать, от неожиданности. И это всё не потому, что матёрые вертухаи НКВД - таинственные Смершевцы, если они фигуряют в пивной или на танцах в портовом клубе, и костоломы при ближайшем рассмотрении, - такие уж сердечные ребята. Скорее, опытные. А опыт подсказывал им, что если накануне разметал задержанный Новик полувзвод "тыловиков" - войск НКВД по охране тыла, - то и с ними, простыми вертухаями, вряд ли станет церемониться.
- И, кстати сказать, напрасно… - Подполковник Трофим Кравченко (тот самый, которого командир его, полковник Г.В. Овчаров, устойчиво именовал "мамелюком" - не за верную ли службу против "бывших своих"?) пережевал мундштук папиросы из одного угла сухих губ в другой. Затем, скрипя дерматином, "восстал" из чёрного провала дивана, не вынимая рук из карманов галифе. - Напрасно так ерепенишься, старшой.