- Сам понимаешь, если мы её начнём расспрашивать…
Трофим Иванович неодобрительно покачал головой, очевидно, весьма сомневаясь в благородстве своих подчинённых.
- Как вы ей потом в глаза смотреть будете, - хотел было усугубить он трагизм момента, но неожиданно натолкнулся на насмешливую гримасу лейтенанта.
- Вот именно, как? - негромко повторил Новик вопрос следователя. И ответил на него про себя: "А посмотрит она на меня, как на последнего фашиста, если скажу, где мальчишка. Не знаешь ты моей Насти".
- Я могу её увидеть? - спросил он вслух.
- Ну разумеется, - откинулся на спинку стула Кравченко и, заметив, как невольно подался за ним на табурете подследственный, закончил с плохо скрытым злорадством: - Нет. Не в наших традициях. В наших традициях, знаете ли, мучить родственников неопределённостью и ожиданием. И как долго продлится эта мука… - он вновь красноречиво развёл руками.
Но мука неопределённостью, вопреки злорадным обещаниям Кравченко, длилась недолго. Прежде чем бесцеремонно затолкать арестанта обратно в камеру, безымянный сержант с мясницкой мордой, рявкнув как водится: "Пошёл, сволочь!.." - схватил Сашу за шиворот гимнастерки и неожиданно закончил свой дежурный лай шёпотом на ухо: - Девка твоя молодцом, лейтенант. Держится.
И сунул ему в ладонь что-то мелкое, величиной с монету.
Больше ничего не сказал, сколько ни вглядывался Саша в его безучастно-сонную оплывшую физиономию, мелькавшую время от времени в зарешеченной "кормушке" железной двери.
В ладони же, присев сразу за дверью на корточки, лейтенант Новик обнаружил крохотную панагию - образок Божьей Матери. Простенький, медный, ликов не разобрать, тем только и необычный, что на обороте выбиты два слова орнаментальными грузинскими буквами.
Два слова, в которых, не зная ни одной из этих загогулин, командир 2-й разведгруппы Александр Новик сумел-таки прочитать, что с Настей его всё пока что, слава богу, всё нормально, и с мальчишкой - тоже. Иначе откуда у неё, комсомолки заядлой, иногда до смешного, мог взяться этот православный амулет, или как его там положено называть?
"Но это только пока, - вздохнул Саша, затаив свой вздох от тишины в коридоре и от самого себя, и стиснул в кулаке образок. - Может, и недостаточно будет тех каракулей "в косую линейку", чтобы обвинить её в "пособничестве". Но ведь могут ещё вычислить и водителя хозяйственного взвода Плетнёва, и тётушку Матэ… И как они себя поведут в случае ареста? Это тебе не в атаку идти…"
Когда ни времени, ни сил…
Оккупированный Крым. Район действия 2-го партизанского соединения.
- Живо! Живо!.. По схеме микер-бикицер, - срывал горло Войткевич, подхватив самодельные носилки со стонущим беззубым "старичком" лет двадцати с копейками. - Времени в обрез!..
Хоть и не ждал лейтенант от татар "безумства храбрых", - измельчали, по его наблюдениям, потомки Чингисхана или слишком привыкли к роли карателей. - Но понимал, что даже если не хватит у них храбрости попереть против партизан и двух стволов крупнокалиберной "спарки" "Ли-2", то огонь, вдруг он каким-то чудом и впрямь в пять минут охватит завалы древесного намыва, выкурит. Полезут. И тогда неизвестно ещё, кому эта его затея выйдет боком. И так уже, после расчётливо коротких, пулемёт Хачариди зачастил длинными очередями - и в ответ, хоть и вразнобой, но густо захлопали винтовочные выстрелы, затрещал сорочьей скороговоркой "шмайссер". А надо ещё второй самолет принимать с минуты на…
"Чёрт!" - скрипнул зубами Яша, увидев ещё пару оранжевых огней, вспыхнувших в горном сумраке. - Живо! Примите этот баклажан! - Он почти вбросил носилки поверх трапа в утробу транспортного отсека. - Прости, друг, - это уже взвывшему от боли "старичку". И хотел было похлопать утешительно парнишку по руке, вцепившейся в жердь носилок, как…
- Пленных вперёд! - оттолкнули его сзади. - Пленных в первую очередь!
Впрочем, несмотря на свою озабоченность "ценным грузом", комиссар Портнов первым вскочил на трап, бесцеремонно протоптавшись по ногам раненого. Пленных же - ошалевшего от ужаса СС-штурмана Стефана Толлера и вслед за ним бывшую радистку-разведчицу Асю, как выяснилось, агента абвера, - выругавшись вполголоса, втолкал в трюм уже сам Яша, оттеснив спиной отчаянное столпотворение эвакуирующихся. "Груз" этот был действительно ценным. Им бы уже с весны в разведштабе флота какую-нибудь "радиоигру" с немцами затеять, а они тут последние крохи со стола сметают.
- Эх, своими руками, - успел ввернуть неугомонный Арсений Малахов, огорчённо глядя на свои ладони, которыми только что подбросил задок радистки в мешковатых штанах в тёмный провал двери. Но, заметив хмуро-вопросительный взгляд Войткевича, тут же оттёр ладони о неизменную рваную тельняшку: - Своими руками бы придушил. Всё. Я что? Я уже на позиции, - закончил он лирические "страдания", перехватил из-за спины "шмайссер" и хлёстко звякнул рукояткой затвора.
- Держите их, как чёрта кадилом! - напутствовал морпеха Яков.
- Куда они на хрен денутся… - нырнул под латаное крыло с красной звездой Арсений.
Но, похоже, что куда-то, да делись. Как-то просочились. Чёрное многоточие пулевых отверстий повторило ряд клёпок на стальном листе фюзеляжа возле самой двери.
Яков обернулся, глянул - но разве поймёшь чего в этом содоме? Рёв моторов и шелест пропеллеров на холостом ходу, гвалт, стоны больных и раненых, командный рокот начштаба и деловитая матерщина, бабьи всхлипы… Непонятно даже, откуда начали появляться на закамуфлированном борту вмятины и дыры от пуль.
Лейтенант начал продираться обратно сквозь пропахшую дымом, потом и, казалось, самым ужасом толпу - и наткнулся на товарища своего по майским событиям, сержанта Каверзева.
- Немцы! - коротко пояснил Антон.
И то ли расслышал кто в толпе его слова, то ли сам увидел… как на другом конце поля показались, разворачиваясь один за другим, с полдюжины трескучих мотоциклетов "полевой жандармерии", а за ними высунулось приплюснутое рыло полугусеничного бронеавтомобиля с встопорщенными "жаберными щелями" радиатора. И тогда более или менее организованная эвакуация окончательно перешла грань панического бегства.
- Усім, хто із зброєю, на правий борт! - направил на толпу дырчатое дуло "ППШ" начштаба Руденко, вообще-то человек по-штатскому мягкий и увалень с виду.
- За мной! - продублировал его команду Войткевич. Продублировал и действием, демонстративно передёрнув затвор новенького трофейного "MP-42".
Отрезвлённые их решимостью, партизаны, кто на ногах, начали также выдираться из толпы, но уже с винтовками и автоматами в руках. Хотел было спуститься к ним и Руденко, но вдруг пошатнулся, будто его кто врасплох ударил по плечу и, косо заваливаясь грузным телом, пропал в проёме дверей. Вместо него на вершине трапа показался пилот в потёртом кожаном шлеме и вполне гражданском свитере.
- Всё! Всё, мать вашу, товарищи! - внушительно рыкнул он на толпу с лицом, раскрасневшимся до пота, но вполне флегматичным. Привык к таким авралам, наверное. - Остальные на второй! - ткнул он большим пальцем через плечо, и, подхватив под мышки Руденко, попятился вглубь салона.
Там, за его спиной, вспыхнул молочным светом круг иллюминатора на противоположном борту, и под днищем самолёта загорелась чищеной медью стерня. Второй "Ли-2", с точностью фанерной тренировочной модели, добежал до первого, встал крылом к крылу и грузно опал на хвостовое оперение.
- Назад! - едва удержал Яша толпу, вповалку попадавшую под днище заполненного самолета, чтобы хлынуть к следующему. - Сначала со мной, кто жив. В оцепление!
Он оглянулся, кого б оставить вместо себя. Подбитые автомобильной резиной сапоги начштаба - последнего представителя комсостава, не считая взводных, - уже втянулись вовнутрь.
- От холера! - рванул вслед за ними Войткевич, мгновенно сообразив, что если это и не конец почти обезглавленного отряда Беседина, то невольное назначение его на новую должность. Да ещё, как бы не само… В этой полусотне почти отчаявшихся, измотанных людей старше его армейским званием и нет никого.
- Портнов! - крикнул Яков в грузовой трюм, битком набитый живым и полуживым человеческим мясом. - Я дико звиняюсь, комиссар! Руденко ранен! Принимай командование! Слышишь… Да слышишь ты, поц?! - наполовину всунулся в трюм Войткевич. - Пленных Смерш встречает, куда они на хрен денутся!
Комиссар "услышал", только когда всё тот же "старичок" двадцати с небольшим лет нашёл в себе силы повторить слова лейтенанта ему чуть ли не на ухо. Только тогда.
- У меня приказ! - нервически взвизгнул Портнов, откровенно забиваясь в угол. - Не имею права!
- Говорит, "сволочь я", - кротко передал "старичок", впадая обратно в забытье. - "Не могу…", говорит…
- Ну, лети, гусь, - скрипнул зубами Войткевич, грохнув кулаком по борту самолета. - На юга…
Как-то сразу и вполне естественно отношения его с Портновым не заладились. С первого, можно сказать, взгляда. Ещё две недели назад.
Оккупированный Крым. Ещё две недели назад…
В отряд Беседина флотские диверсанты разведотдела штаба КЧФ, лейтенант Войткевич и старший сержант корректировщик Антон Каверзев, прибыли не далее как вчера. Явились, как легендарные герои, слава которых, как говорится, бежала впереди них самих. Хотя никто толком и не знал, что там такого флотские натворили в Гурзуфе весной этого года, что из-за них пришлось полностью отказаться от эвакуации и снабжения морем. Немецкая береговая охрана, опасаясь повторной высадки диверсантов, каждую гальку на пляже переворачивала, в каждую ракушку заглядывала.
Как бы там ни было, шороху герои навели изрядно, что твой архангел Михаил в Египте, да и в отряд заявились, как небожители.