- А от меня "Пако Рабани", - хохотнул ей навстречу Хромов, - а ты, Лизонька, всё такая же стройная кошечка. Хочешь, я выдам тебя замуж за миллионера? На фиг тебе посуду таскать?
- Да всё обещаете, Юрий Максимович, - прогнулась в талии Лиза.
- Обещаю, значит, обязательно сделаю, я хозяин своего слова.
- Да уж, хозяин, - игриво согласилась Лиза, - хотите - дадите, хотите, заберёте обратно.
- Умница! А если нальёшь мне выпить чего-нибудь позабористей, то станешь моим другом навеки. Я чего-то не по географии оделся, замёрз малость, - и пока Лиза удалилась на кухню, Хромов переключился на Словцова. - Значит, вы новый работник? В какой должности?
- Советник, - опередила растерявшегося Павла Зарайская, - советник по общим вопросам.
- Ну, в твоей системе только такой должности не было, - ухмыльнулся Юрий Максимович, потирая плющенный боксёрский нос. - И давно ты ужинаешь в обществе своих подчинённых?
- Павел Сергеевич и живёт здесь, - размеренно, томно, но весьма железно разъяснила Вера Сергеевна.
- Вот как, а говорили, ты пуленепробиваема, и стрелы амуров отскакивают от тебя, как от стального листа.
- Фу, Юра, как ты банален. Я думала, ты меня искренне уважаешь.
Хромов смутился и попытался исправиться:
- Прости, Вера, это столичные заморочки. У меня одна знакомая купила себе огромного сенбернара. Зачем? Говорит, ей не хватает человеческого тепла. Не хватает человеческого, купила себе собачье.
Хромов ехидно зыркнул на Словцова, который, будучи отстранённым от данной словесной пикировки, предпочёл заниматься содержимым своей тарелки.
- А ты, Юра, сегодня ночью в сауне тоже не собачек купал, - поддела Вера.
- Доложили, - покачал головой Хромов. - Но ты же знаешь, Вера, одно твоё слово, и я стану твоим самым верным сенбернаром. Любого, кто приблизится к тебе ближе, чем на метр, съем, - он снова выразительно посмотрел на Словцова.
Для того, наконец, нашлось, что вставить.
- Сенбернары - не охранники, сенбернары - спасатели. Большие, но очень добродушные псы. Людей откапывают из-под снега, - пояснил Павел.
В это время Лиза вынесла коньяк, и смело налила Хромову полную рюмку. Тот, не раздумывая, опрокинул её в рот, зажмурился от удовольствия и потянулся вилкой к рыбной тарелке. Закусив тонким ломтиком свежемороженой стерляди, продолжил кураж:
- Я тоже большой и добродушный. Правда, Вера? Могу откопать, что хочешь, а могу закопать, кого хочешь. А вы, Павел Сергеевич, я так понимаю, словами играете?
- Можно и так определить, - согласился Словцов.
- А как насчёт, что касается, настоящих мужских занятий?
- Юра, - попыталась остановить Хромова Вера Сергеевна, - ты опять приехал на охоту, а мне заливаешь про важные дела?
- Охота, это святое, - не без патетики заявил Юрий Максимович, - это самое состоявшееся мужское дело с первобытных времён. Ну, так как, Павел Сергеевич, насчёт того, чтобы пострелять? Доводилось хоть раз?
- Доводилось, - равнодушно ответил Словцов, - в армии.
- Ого! Да мы служили! - искренне удивился Хромов.
- Было дело…
- А я полагал, что вся интеллигенция предпочитает смотреть на армейскую службу со стороны.
- Не вся.
- Уважаю, - сам для себя решил Хромов. - Тогда тем более, отчего не порезвиться на природе? Карабин подходящий найдём, лицензия на лосей есть. Или слабо, Павел Сергеевич?
- Да не слабо, Юрий Максимович, просто пользы от меня там будет мало. Охота - это не тир, да и, честно говоря, мне не доставляет удовольствия стрелять по бессловесным тварям. По безоружным…
- Вы так изъясняетесь, Павел Сергеевич, будто вам приходилось стрелять по вооруженным, - усмехнулся Хромов.
- Приходилось, - коротко ответил Словцов, - но это было в другой жизни.
- И после этого вы решили стать кандидатом филологических наук?
- После этого я полюбил литературу. Хотя это может показаться странным.
- Мальчики, а ничего, что я тут вместе с вами сижу? - напомнила о себе Вера Сергеевна.
- Прости, золотко, - опомнился Хромов, - если я в течение пяти минут забыл преподнести тебе очередной комплимент, значит, в этой жизни что-то не так. Но ты же понимаешь, я ревную к твоему новому работнику. Он пользуется привилегиями, которых не имеет ни один из твоих поклонников. Можно, к примеру, я тоже останусь переночевать?
- Нет, - твёрдо и холодно отрезала Вера. - Юра, я давно уже всё тебе сказала. Я не выйду замуж за бизнесмена, больше не выйду, - со значением добавила она.
- Хорошо, - шумно выдохнул Хромов, наливая себе ещё рюмку, - пойду в рабочие, в дворники. Но останусь самым богатым дворником. - Сто грамм? - обратился он к Словцову, целясь из горлышка в пустую рюмку, стоявшую рядом с ним.
- Не пью, - вынужден был признаться Словцов.
- Лучше налей мне, - спасла положение Вера Сергеевна.
- С удовольствием, милая. - И снова переключился на Павла: - И всё же, Павел Сергеевич, если вы хотите почувствовать север, вам надо выехать в тайгу. Давайте завтра поутру я за вами заеду. Никто не заставит вас стрелять, можете быть наблюдателем от Гринпис. Или всё-таки слабо?
Словцову пришлось выдержать не только паузу, взятую им на раздумья, но вместе с тем испытующий взгляд Хромова. Ничего хорошего этот взгляд не обещал. "В конце концов, за такую зарплату должны быть ещё и неприятности", решил Павел, а вслух сказал:
- Поедем, Юрий Максимович.
- Но, может, кто-нибудь спросит меня?! - вскинулась Вера. - Павел Сергеевич, между прочим, мой работник и никто ему завтра выходной не предоставлял!
- Твой работник, Верочка, только что принял мужское решение, а ты сейчас пытаешься это решение у него отнять, - хитро заметил Хромов.
Зарайская заморозила Хромова синью глаз и со значением предупредила:
- Но ты, Юра, вернёшь мне Павла Сергеевича вечером в целости и невредимости. И никаких ночёвок в тайге. Он всё равно не пьёт. Завтра, в это же время он должен будет сидеть за этим столом.
- Клянусь, - процедил сквозь зубы Хромов сначала коньяк, а следом обещание.
В конце концов, подумала Вера, первый воздыхатель принесёт в столицу первую весть - крепость сдана, комендант - ботаник, Зарайская, вроде как, больше не вдова… Правда, как поведёт себя при этом сам Юра?
4
Ночью Словцова посетила целая вереница сумбурных и, на первый взгляд, бессмысленных снов. Сначала приснилась жена Маша. Она ничего не говорила, просто что-то делала по дому, словно они и не разводились. Павел во время этого сна всё пытался понять, что она делает, и никак не мог уловить. Может быть, ещё и потому, что сам себе в этот момент задавал вопрос: а ушла ли любовь, безразлична ли ему Маша? Так или иначе, но оставалось ощущение незавершенности.
И прямо во сне вдруг вспомнил, как они встретились двадцать лет назад, когда он был ещё студентом. Он вошёл в автобус и угодил на редкое по тем временам явление: в автобусе были пустые сидячие места. И как-то сразу он увидел задумчивую девушку у окна. Нет, она не была сногсшибательно красива, но в образе её любой художник, в первую очередь, заметил бы таинство женственности. Почему таинство? Потому что невозможно объяснить, кроме как на метафизическом уровне, отчего некоторые женщины обладают этим ореолом. Он настолько раскрыт и ярок, что понятен с первого взгляда, причём Словцов готов был поспорить с кем угодно: такой притягательностью обладают именно русские женщины. В мужчинах они будят не столько безумную страсть, сколько высокое чувство преклонения и нежность.
Маша смотрела в окно на неторопливый октябрьский пейзаж. Осень в том году выдалась золотой. Павел вдруг поймал себя на мысли, что, глядя на эту девушку, ему не хочется называть погоду за окном "бабьим летом". Хоть и знал молодой филолог, что тёплая солнечная осень называется бабьим летом не только в России, Украине и Белоруссии, но и в Сербии, а в Германии оно уже бабушкино, тогда как у чехов - паутинное, американцы придумали себе индейское лето, а болгары - цыганское… Одни только карпатские славяне пошли от обратного, назвав солнечную осень бабьими морозами.
Павел спросил разрешения у девушки и сел рядом. У него было всего три остановки для того, чтобы заговорить. Сколько остановок было у неё, чтобы ответить или не ответить, он не знал. И тогда он рассказал Маше про бабье лето. А потом сказал, почему ему не хочется его так называть. Маша, до тех пор безучастно смотревшая в окно, повернулась к нему вполоборота и спросила: "вы метеоролог?". И Словцов даже засмеялся, и предпочёл ответить собственными стихами:
Все та же роща, та же осень,
Печально золотом звеня,
Качает русские березы,
Кидает зелени огня.Все та же ива над рекою
Ей что-то шепчет не спеша.
Все те же строчки под рукою,
Все также мечется душа.Все то же, также, там и снова,
Все повторяется опять!..
На языке горчило слово,
И я не мог его сказать.
Ох уж эти поэты! Первого эффекта у женщин, а особенно у романтичных девушек они добиваются почти сразу. Достаточно после прочтения на вопрос "чьи стихи" ответить, потупив с ложной скромностью взгляд, "мои". И на просьбу "а ещё" или вопрос "правда", зарядить ещё одну лирическую обойму. Но Маша вдруг спросила:
- Какое слово? Какое слово не смогли сказать?
- Вы мне очень нравитесь, - признался Павел.
- Но в стихотворении - о другом.
- Сегодня, об этом.