6
Пытаясь наглухо прикрыть все подступы к королевскому дворцу, темневшему на крутом холме почти в самом центре Буды, противник отошел вверх по Дунаю, в район водолечебницы Рац и примыкавших к ней улиц. Левый сосед мехбригады Кравчука, преследуя отступающих, ворвался в седловину между двумя придунайскими высотами, круто развернул свой правый фланг и к вечеру закрепился на северных скатах горы Геллерт. Батальон Талащенко, к концу дня занявший развалины древней крепости, оказался во втором эшелоне, получил приказ выставить охранение, привести себя в порядок и до утра отдыхать.
Отделению Авдошина отвели каменный склеп, похожий на разбитый старый бастион, без крыши, с тремя высокими и узкими щелями амбразур и развалившимся входом, глядевшим внутрь крепостного двора. Здесь было холодно и неуютно, и помкомвзвода с удивлением и завистью прислушивался к смачному "художественному" храпу презревшего все Бухалова. "Вот дает жизни! И мороз нипочем!.. "
Он поднялся и, закурив, вышел наружу. Порыв ветра затрепал полы его полушубка, подхватил и унес вдаль крохотную красную искорку, слетевшую со спрятанной в кулаке махорочной самокрутки.
Бескрайний и страшный в своем безмолвии, со всех сторон подступая к горе Геллерт, лежал в ночной тьме Будапешт.
Ни одного огонька внизу, ни одной звездочки над головой. Угадывалась тускло поблескивающая внизу вода Дуная, да на севере, где-то около королевского дворца, дрожали сполохи зарева и осветительных ракет. Их белесые отблески скользили по округлым, чуть светлеющим башням Рыбацкого бастиона и острому готическому шпилю коронационного собора Пречистой Девы. Изредка ветер доносил далекую, приглушенную скороговорку пулеметов и раскатистый гул орудийных выстрелов. "Наши бьют, - понял Авдошин. - С того краю прижимают". Неожиданно справа, в Пеште, один за другим вспыхнули несколько прожекторов. Их прямые синие щупальца, отражаясь в неподвижной воде Дуная, суетливо заметались по черному небу. С набережной, по-видимому, от Цепного моста, ударили тяжелые зенитки, и тотчас же высоко над Будой стали вспыхивать и мгновенно гаснуть рыжие огоньки разрывов. Три прожекторных луча, упершись в густой слой облаков, скрестились в одной точке. Уходя от обстрела, наклонился и вильнул в сторону белый крестик пойманного ими самолета. "Транспортный, - помкомвзвода сплюнул и затоптал ногой окурок. - Небось опять железные кресты для морального духа привез... "
Зенитный огонь усилился. Медлительный неповоротливый "юнкерс" попытался, но так и не сумел уйти в непроглядную темень ночного февральского неба. Скрещенные лучи прожекторов были неотступны. И вот он качнулся, свалил на левое крыло и, охваченный дымным пламенем, скользнул вниз, к Дунаю.
"Точка! - усмехнулся помкомвзвода. - Наши зенитчики теперь не упустят. Научились! Не то что в сорок первом! "
Прожектористы поймали еще один немецкий транспортный самолет. Опять зачастили с набережной зенитные орудия, и опять в густой черноте неба, обложив "юнкерса" со всех сторон, запрыгали искорки разрывов...
Незадолго до рассвета в отделение пришел Махоркин.
- Авдошин! - позвал он, остановившись у входа.
- Я, товарищ гвардии лейтенант!
- Через полчасика поднимай отделение,
- Снимаемся? Или как?
- Точно пока не знаю. По-моему, уходим на другой участок. В общем так: построишь и приведешь на КП роты.
- Есть!
Махоркин исчез. В отдалении по скованной предутренним морозцем земле гулко прозвучали его быстрые шаги.
Вернувшись на свое место, Авдошин сел, неторопливо переобулся и только потом нащупал рядом с собой плечи скрючившегося от холода Бухалова.
- Подъем, гвардия!
Бухалов засопел и хриплым сонным голосом недовольно пробурчал:
- Подъем! Поспать по-человечески не дадут!
- Выходи строиться! - скомандовал помкомвзвода. - Да не чухаться!..
- Успеем... Не на кухню...
Люди зашевелились, кашляя, негромко переговариваясь, приспосабливая к вещмешкам котелки и каски. В углу кто-то чиркнул зажигалкой. Потянуло крепким запахом махорочного дыма.
- А завтрак будет, товарищ гвардии сержант? - спросил Бухалов. - Или прямо на передовую?
- Все будет, гвардия! И завтрак и передовая!
- П-понятно.
На командный пункт роты, к небольшому, развороченному снарядами каменному домику на самом гребне Геллерта, отделение Авдошина пришло первым. Помкомвзвода подождал, пока подтянутся замыкавшие разрозненный строй Гелашвили и Бухалов, негромко распорядился:
- Садись! Можно перекурить и... все прочее. Только далеко не отходить.
Он снисходительно закурил из бухаловского кисета и, подняв воротник полушубка, присел под стеной дома рядом с Отаром Гелашвили. Отсюда был хорошо виден рассветный, словно выплывающий из серого тумана Будапешт.
Сейчас он выглядел не так, как ночью. На севере и северо-западе, где часа три назад Авдошин видел только рыжие отблески далекого зарева, теперь медленно плыли над холмами длинные темные тучи дыма, сквозь который смутно прорисовывалась каменная громада королевского дворца. Справа от прибрежных холмов, теряясь в тумане у острова Маргит, дымилась неподвижная серо-стальная гладь Дуная. Был хорошо виден рухнувший в воду Ланцхид - Цепной мост, а за ним - мощный купол и остренькие башенки парламента. Подернутый утренней дымкой, Пешт казался сейчас огромным и бескрайним. Безмолвствовали его многочисленные кварталы, у самого горизонта, там, где вставало невидимое солнце, чуть заметно темнел массив Керпештского кладбища, южнее поднимались в небо трубы машиностроительного завода и главных железнодорожных мастерских. А рядом с горой Геллерта, внизу, скорбно стыли в холодной дунайской воде взорванные фермы моста Елизаветы и моста Франца-Иосифа.
Авдошин затянулся, медленно выпустил густую струю дыма.
- Памятник бы на этой горе, вот здесь, где мы сидим, поставить! - сказал он. - Всем, кто погиб. Ване Ласточкину, Приходько Феде, Садыкову, лейтенанту Волобуеву, замполиту нашему, капитану Краснову...
- А замполиту памятник пока не требуется! - раздался вдруг у него за спиной веселый хрипловатый голос.
Помкомвзвода оглянулся и остолбенел с дымящейся самокруткой в руке - прислонившись к выступу каменной стены, перед ним стоял капитан Краснов, живой и невредимый. Авдошин открыл рот и замигал от изумления. Он же сам, собственными своими глазами видел его неподвижно распластанное тело там, в двух десятках метров от дзота, прижавшего к земле почти полбатальона!
Улыбнувшись, замполит очень внимательно, словно ничего не понимая, глядел на него.
- Н-ну, чего ж ты з-замолчал? - слегка заикаясь, спросил он.
- Так вы ж... Товарищ гвардии капитан!.. Живы! - еще не веря собственным глазам, сказал помкомвзвода. - Вы ж там лежали...
- Перехитрил я немцев, ребята! - Краснов присел, потянулся к авдошинскому кисету. - Решил убитым притвориться, чтоб они со своим пулеметом от меня отвязались. Шнур поджег, руки в стороны, голову набок... Поверили, перестали стрелять...
- Ловко, товарищ гвардии капитан! Честное слово! Прямо это как в сказке!..
- А насчет памятника ты, сержант, правильно сказал, - продолжал замполит, глядя прямо перед собой. - Тут ему просторно будет. У всего города на виду. Как у всего мира!
Батальон получил приказ передислоцироваться в северо-западную часть Буды. К вечеру, чуть потеснив соседей, он занял отведенный ему участок. Не знакомый с общим ходом боев, замыслами и планами командования, Талащенко никак не мог вникнуть в суть этого маневра. Тем более что приказ, полученный им ночью, звучал при сложившейся обстановке несколько странно: активных наступательных действий пока не предпринимать, закрепиться поосновательней, с расчетом на жесткую оборону.
Все разъяснил приехавший в штаб подполковник Кравчук, как всегда чисто выбритый и распространяющий вокруг себя запах крепкого одеколона.
- Дело тут очень простое, - сказал он, расстелив на коленях вынутый из планшетки план Будапешта и посвечивая себе карманным фонариком. - Отсюда, из района северо-западнее Розовой горы, наступать нам нет смысла. У немцев здесь господствующие высоты и сильные укрепления внутреннего оборонительного кольца. Идти здесь в лоб - только людей гробить. Паши давят на противника вдоль Дуная. Как тиски. Как два пресса!
Талащенко начал понимать.
- Значит, если он решит прорываться..,
- Вот именно! - кивнул Кравчук. - Если он решит прорываться, то у него только одна дорога - на северо-запад. Это самый близкий путь к своим. Во-первых, тут леса. А во-вторых, до Бичке километров сорок, до переднего края - максимум сорок пять.
- Теперь все ясно.
- Тебе будет придана танковая рота. - Кравчук начал свертывать карту. - Организуй взаимодействие. И не очень-то смирно себя веди, при возможности улучшай позиции. Тут тебе полная свобода. Но главное, конечно, не допустить прорыва. Есть вопросы?
- Вопросов нет.
- Тогда держи! - Кравчук протянул ему руку. - Поеду встречать второй. Он где-то на подходе.
Открытый "виллис" командира бригады круто развернулся и, мигая красными задними огоньками, скрылся во мгле ран них февральских сумерек.
Штаб батальона опять разместился в бункере. Но этот бункер но был похож на тот, в котором штаб находился перед штурмом Геллерта. Разделенный толстыми каменными простенками па бесчисленное множество отсеков, он был набит перепуганными молчаливыми людьми. Старики, женщины, ребятишки, надевшие на себя все теплое, принесшие с собой перины, матрацы, подушки, одеяла, боязливо жались к мокрым холодным стенам. Когда Талащенко увидел этих людей впервые, он приказал Чибисову перенести штаб куда-нибудь по соседству. Но командир взвода управления только пожал плечами.