Приложившись к автомату, Авдошин выглянул за бруствер, и у него захолонуло сердце: по склону, упрямо перебирая поблескивающими гусеницами, ползли три немецких танка. Очерченный белым крест и опознавательный знак были ясно видны на башне одного из них, того, что развернул свое орудие влево. За танками, стреляя перед собой из автоматов, карабкалась вверх пехота. И "тигры" и пехотинцы казались неуязвимыми. Как призраки, проходили они через дымы минных разрывов, в переплетении пулеметных трасс, и эта их кажущаяся неуязвимость была страшнее их самих.
Помкомвзвода дал несколько очередей по автоматчикам. По ним же стреляли справа и слева. Кто-то из соседей уже швырнул противотанковую гранату. Упав на снег, она покатилась вниз и взорвалась около машины, шедшей в центре. К небу взметнулся серый столб земли. Несколько немцев свалились замертво, но "тигр", продолжая стрелять из пулеметов, прошел сквозь дым и, качнувшись, миновал минную воронку.
Авдошин стиснул рукоятку противотанковой гранаты, прижался к стене окопа слева от Добродеева, стрелявшего и стрелявшего из автомата, и стал ждать.
Танк шел под небольшим углом. В рыхлом снегу почти не было видно его гусениц. Тяжелая листовая броня прикрывала медленно вращающиеся катки.
Рядом с бруствером, ослепив помкомвзвода оранжево-голубым пламенем, грохнул снаряд. Авдошина отшвырнуло в окоп, тяжело ударило о земляную стену. В глазах потемнело, заложило уши, внутри словно что-то оборвалось.
Когда он очухался, "тигр" был уже метрах в пятнадцати слева. Медленно перебирая одной гусеницей, он деловито утюжил чей-то окоп.
"Бухалова накрыл! Леньку Бухалова!.."
Неожиданно кто-то высокий, в одной гимнастерке, с шинелью в руках вскочил на броню танка. Авдошин узнал Отара Гелашвили. "Что он делает!"
Не обращая внимания на стрельбу, Гелашвили аккуратно прикрыл шинелью лобовую часть башни и, спрыгнув вниз, скатился в полузаваленный землей окоп.
"Смотровые приборы закрыл... Ослепил..."
"Тигр" вздрогнул, дернулся вперед, разворачивая башню то в одну, то в другую сторону, сполз с окопа. И тотчас же в окопе поднялся Бухалов. Без каски, грязный, обсыпанный землей и снегом. По его щеке текла кровь, маскхалат был разодран. Что-то остервенело прокричав, он широко замахнулся, швырнул противотанковую гранату и сразу упал сам. Граната ударилась в железную решетку жалюзи над мотором в кормовой части "тигра", подпрыгнула и взорвалась.
В окопе снова поднялся Бухалов и одну за другой швырнул две гранаты под низко сидящее днище машины...
Встали в рост и снова пошли прямо на роту залегшие было от пулеметного огня немецкие автоматчики. Редкими цепями они облепили весь скат высоты, стягиваясь к ее продолговатому, развороченному снарядами гребню.
Помкомвзвода прижался щекой к холодному прикладу автомата и дал длинную очередь. Рядом размеренно и спокойно бил по немцам Добродеев. Но они ползли и ползли, вставали, падали, бежали вверх, перепрыгивая через убитых, и казалось, что цепям атакующих не будет конца.
Обходя пологую высотку далеко в стороне противника, перед батальоном появилась новая группа вражеских танков.
- Андрюша! Видишь? - крикнул помкомвзвода Добродееву.
- Вижу, Ваня!.. Четырнадцать... Королевские, гады!
"Тигры" шли спокойно, уверенные в своей неуязвимости.
Заволакивая их дымом, на поле взметнулось несколько разрывов. За бруствером послышались нестройные гортанные выкрики, россыпь автоматных очередей. К окопам в полный рост бежали эсэсовцы. Они были уже метрах в пятидесяти, когда с левого фланга батальона по их разрозненным цепям кинжальным огнем ударили станковые пулеметы.
"А справа?"
Справа к стыку двух батальонов ползли теперь только девять "королевских тигров". Остальные развернулись влево. Им навстречу со стороны Замоли, взметая белые тучи пыли и часто стреляя с коротких остановок, выходили по снежной целине "тридцатьчетверки" и самоходные орудия "САУ-100".
Авдошин снова дал очередь. Стреляя, он видел только четко очерченный овал намушника и черный столбик мушки, дрожащей между плечиками прорези. Он ловил на этот столбик расплывчатые шатающиеся фигуры бегущих к окопам немцев и не снимал пальца со спускового крючка. Каска его сбилась на затылок, вспотевшие волосы темными клочьями прилипли ко лбу, по скуле от легкой царапины (задел комок мерзлой земли) текла кровь.
- Нич-чего, гвардия! Нич-чего! Наша все равно возьмет! Натрынкались же, гады! Такой дух, аж закусить хочется! Погодите, мат-ть вашу.., Сейчас потрезвеете! Сейчас!...
9
Опасаясь, что противник может прорваться и смять пехоту, командир бригады приказал полковнику Гоциридзе атаковать танковую группу немцев во фланг всеми наличными силами полка.
Через три минуты рота Мазникова, в составе которой из-за недостатка машин была теперь и новенькая, совсем не потрепанная "тридцатьчетверка" Казачкова, покинула опушку небольшой реденькой рощицы на юго-западной окраине Замоли.
Первым немцев заметил Снегирь.
- "Орел"! "Орел"!-услышал Виктор в наушниках его торопливый, прерывающийся голос.- Вижу противника. Ориентир - четыре, левее - пятьдесят!..
Шестидесятивосьмитонные громадины "королевских тигров" с длинными стволами орудий медленно двигались в редких клочьях слоистого сизого дыма перпендикулярно боевому курсу роты. Виктор приказал увеличить скорость и, подходя к противнику как можно ближе, бить бронебойными по ходовой части.
- Овчаров! Андрюша! - раздался в наушниках озорной, веселый голос Казачкова.- Не спеши, уступи мне первого...
Овчаров угрюмо ответил:
- Бери.
Неожиданный удар с фланга в открытый борт обескуражил противника. "Тигры" не успели развернуть орудий, как второй снаряд Казачкова разворотил левую гусеницу головной машины. В центре группы задымил и закружился на месте еще один "тигр".
- Молодец, Костя! - крикнул Мазников.
- Горжусь вашей высокой оценкой, товарищ комбриг! - немедленно отозвался Казачков.
Оправившись от первого натиска, танки противника разделились на две группы. Первая рванулась к окопам мотострелковых батальонов, вторая, угрожающе разворачивая тяжелые орудийные башни, пошла навстречу роте Мазникова.
И все-таки противник не выдержал. Быстрые поворотливые "тридцатьчетверки", легко маневрируя среди неуклюжих "королевских тигров", поддерживая друг друга огнем, атаковали дружно, и три из пяти немецких танков, еще не потерявшие способности двигаться, стали отходить, выбрасывая дымовые шашки.
- Преследовать! - приказал Мазников и, переключившись на внутреннее переговорное устройство, приказал Свиридову чуть сбросить газ. Надо было немножко отстать, чтобы видеть весь боевой порядок роты.
Отсутствие "шестерки" - машины Казачкова - Виктор обнаружил не сразу и не сразу в это поверил.
- "Шестая"! "Шестая"! - подключился он к рации.- Тебя не вижу! Костя, отвечай! Не вижу тебя!..
Но в наушниках лишь тревожно потрескивала тишина. Потом все-таки, словно откуда-то издалека, донесся пронзительный и чистый голос радиста из экипажа Казачкова:
- "Орел"! "Орел"! Я-"Шестая"... Перебита гусеница. Сменим звено, догоним... Догоним!..
Осколки никого не задели. Снаряд упал с противоположной стороны танка, метрах в двадцати от машины.
Казачков поднял голову:
- Дурак, залетел! Давайте, гренадеры, поторапливаться!
Второй снаряд разорвался уже не справа от танка, а слева. Казачкову это не понравилось. Было слишком похоже на пристрелочную вилку.
Третий немецкий снаряд шлепнулся перед самым танком, когда Казачков, его механик-водитель и заряжающий уже закрепляли последний болт на отремонтированной гусенице. Пламя разрыва плеснуло в глаза, и стена упругого воздуха сшибла с ног всех троих.
Очнувшись, Казачков увидел над собой бурое, медленно тающее облако. Левую ногу жгло. Рядом неподвижно, маленький, как ребенок, съежившись в комок, лежал заряжающий. Прислонившись спиной к каткам, судорожно поводил окровавленным плечом механик-водитель. Потом Казачков заметил радиста. Лежа на боку, в двух шагах от командира танка, он торопливо выбрасывал из своей полевой сумки на снег какие-то тетради, полотенце, красную мыльницу, книжку.
"Зачем он это делает?" вяло подумал Казачков, не сразу догадавшись, что радист ищет перевязочный пакет.
- Вася, друг! - с трудом приподнялся на локте Казачков.- Дымовую шашку... Скорей! И Мазникову передай... Вот черт! - Он снова упал, натужно вытянулся, дернул неожиданно отяжелевшей головой и, увидев под собой почерневший, окровавленный снег, потерял сознание.
Случилось все очень просто. Неподалеку ахнула немецкая мина, помкомвзвода швырнуло вдоль траншеи, шлепнуло об стенку - да так, что посыпалась земля. Авдошин крякнул, хотел в сердцах матюгнуться и не смог: все вокруг как-то сразу стихло и потемнело.
Привела его в себя острая боль в левой руке. Рукав шинели между локтем и кистью разорвало осколком, клочья гимнастерки и нательной рубахи были залиты кровью. Незнакомый лейтенант с узенькими погонами медика разрезал рукав ножом, а толстая девица в чине старшины (лейтенант называл ее "товарищ Славинская") быстро и ловко перевязала руку.
Авдошин понял, что он в санчасти.
"Вот это номер! Если в медсанбат отправят, тогда прощай, батальон! А мне такая штука не подходит!"
Совсем недалеко, за гребнем овражка, били пулеметы и потрескивали автоматные очереди. Авдошин с тоской поглядел в ту сторону, прислушался и решил: пока не поздно, надо удирать. "Вечером же партсобрание намечается! Замполит объявил. Если, конечно, фрицы не помешают. Специально пришел во взвод, предупредил, чтоб я был готов".