- Не за что, мой юный друг! - Командир медсанбата наклонился к самому уху Мазникова и очень серьезно сказал: - Двадцать шесть лет назад я сам сбежал из гарнизонного госпиталя. И не в полк, а на свидание. Это был более тяжкий проступок. Вы только никому об этом не рассказывайте.
Через полчаса Виктор уже получал у старшины свое имущество: шинель, шапку, сапоги, планшетку, пистолет. Все было закончено очень быстро, и когда он расписывался в какой-то ведомости, в комнату, отведенную под каптерку, зашла Ниночка, положила на стол перед старшиной листок бумаги.
- Подготовьте все по этому списку. Через час я пришлю санитаров. Вас выписали? - спросила она, когда Мазников следом за ней вышел из каптерки.
- С большим трудом. Хотели оставить еще на два дня. А полк вечером уходит...
- Странно, - медленно проговорила Ниночка. - Странно. У нас тихо, чисто, не стреляют, а все спешат туда. Раз так, счастливо!
Он пожал ее теплую маленькую руку и проводил взглядом до двери перевязочной. Потом пошел к себе в палату одеваться.
Около штаба полка первым Виктора увидел Казачков. Сбежав со ступенек, он, как на сцене, раскрыл для объятия руки.
- Ура! Блудный сын возвращается домой! Здоров, комбриг!
- Привет!
Казачков взял у Виктора вещмешок.
- Позволь за тобой поухаживать. Небось, от медсанбатовского внимания отвыкать трудно, а? - Он взглянул Мазникову в глаза. - Как, неохота было уходить?
- Наоборот! С радостью вырвался. Надоело!
- Значит, дело, комбриг, худо. Характерами не сошлись? С Ниночкой-то.
- Костя! Будь другом, не мели чепухи!
- Точка. Все. Вот сюда, - сказал Казачков, сворачивая в переулок. - Твоя рота здесь. Заходи, отдыхай. Начальству потом доложишь, его сейчас все равно нет.
- Роту пополнили?
- Подбросили людей из танкового резерва. Экипаж, по-моему, неплохой.
Дверь домика, к которому они подходили, распахнулась, и, загородив ее почти сверху донизу, на пороге появился старшина Свиридов. Механик-водитель улыбался во все лицо.
- Здравствуйте, товарищ гвардии капитан!
- Привет, старшина!
- С выздоровлением и благополучным возвращением!
- Спасибо!
Казачков подал Виктору вещмешок.
- Заходи ко мне, комбриг! Я тут с машиной рядом. А вот и твой экипаж в полном составе, - кивнул он на дверь.
Из-за широкой спины "бога вождения" показалось чье-то смуглое лицо с быстрыми черными глазами. Следом выглянул еще один танкист, рыжеватый, веснушчатый паренек в новеньком танковом шлеме.
- Что ж ты, Свиридов, дорогу своим товарищам загородил?
Старшина оглянулся:
- А! Гвардейское пополнение! Это наше пополнение, товарищ гвардии капитан. Радист-пулеметчик Каневский и командир орудия Арзуманян.
- Полный боекомплект?
- Точно.
- Ну, хорошо, сейчас будем знакомиться...
6
Весь день и всю ночь первого января к переднему краю немецкой обороны шли из района Комарно танковые, пехотные, артиллерийские и кавалерийские части. Опять падал снег, мела поземка, посвистывал ветер...
В ту же ночь противник предпринял несколько попыток прощупать позиции советских войск на флангах армии - около местечка Эшкю (севернее Балатона) и на участке Дунаальмаш - Товарош. Но эти попытки не дали ожидаемого результата и никого не ввели в заблуждение. Советское командование расценило их как сковывающие, отвлекающие удары перед чем-то значительно большим и серьезным.
Вечером второго января в окопах и траншеях, в местах сосредоточения танков и на огневых позициях артиллерии немецкие офицеры зачитывали солдатам приказ Гитлера:
"В Будапеште окружены четыре немецкие дивизии. Вас будут поддерживать мощная артиллерия и авиация. Нужно сделать все, чтобы освободить товарищей. Я сам буду руководить операцией... "
В два часа тридцать минут противник бросил в бой свои главные силы - 4-й танковый корпус СС. На советские войска, стоявшие западнее Эстергома и Бичке, обрушился ураган огня. Стреляли сорок артиллерийских и двенадцать минометных батарей. Потом пошли танки - почти триста пятьдесят "тигров" и "пантер". Они смяли боевые охранения и прорвались к первой линии траншей. Но, встреченные здесь сильным огнем противотанковых и полевых орудий, резко сбавили скорость движения.
На рассвете зашевелился противник в северо-западной части Буды. Три дивизии - танковая, моторизованная и кавалерийская - попытались прорваться навстречу своим войскам, шедшим из района Комарно, но, понеся большие потери, были вынуждены от этой попытки отказаться.
И западнее Бичке, и на окраине Буды бои шли весь день. Снегопад прекратился, очистилось от тяжелых туч небо. Над позициями советских войск беспрерывно висели "юнкерсы", "хейнкели" и "мессершмитты" 4-го германского воздушного флота. Опять волна за волной бросались вперед "тигры" "Тотенкопфа" и "Викинга", Но добиться существенного успеха они так и не смогли.
Наступило третье января. С рассветом по исполосованной гусеницами, изрытой воронками равнине на оборонительные позиции советских войск снова двинулись триста танков и штурмовых орудий. Черный дым повис над передним краем. Земля содрогалась от грохота и огня. Натиск врага был настолько ожесточенным, что наши части получили приказ ночью отойти на новые, более выгодные в данной обстановке рубежи обороны вдоль линии Эстергом - Бичке - Секешфехервар. Они отошли, организованно и спокойно, и встали здесь непреодолимым противотанковым барьером на всех путях, ведущих с запада к окруженным в Будапеште дивизиям противника.
Но командующий 6-й немецкой армией генерал Бальк уже доложил Гитлеру о первом успехе своих войск. У немцев, запертых в Будапеште, поднялось настроение. Однако ни четвертого, ни пятого января танковый клин "Тотенкопфа" и "Викинга" не продвинулся дальше ни на метр.
В четыре тридцать утра пятого января мехбригада гвардии полковника Мазникова прибыла на место - в Бичке. Батальоны выгрузились и пошли сменять в обороне понесшую большие потери стрелковую часть.
Командир бригады, задержавшийся в штабе корпуса, приехал сюда только на рассвете. В сопровождении Кравчука и двух офицеров из оперативного отдела поднялся на свой наблюдательный пункт в башне старинного костела, подошел к барьеру, огляделся.
Летел редкий косой снег. Площадку башни насквозь продувал морозный ветер, и когда Мазников посмотрел вниз, ему показалось, что костел шатается.
- Очень удобный НП и очень неудобный,- сказал Кравчук.- Верная мишень.
- Прямое попадание маловероятно,- сухо отозвался Мазников.
- Но возможно.
- Возможно, конечно.
Командир бригады расстегнул планшетку, достал карту - надо было сверить ее с местностью. Плотный лист бумаги в его руках затрепетал па ветру.
Отсюда, сверху, хорошо просматривался весь Бичке, его окраины, застроенные одноэтажными домиками, крыши которых были засыпаны снегом, прямая темная стрела шоссе, уходящего на запад к кирпичному заводу и дальше на Обарок и Тату. У выхода из города эта дорога раздваивалась, и левая ее ветвь резко поворачивала на юго-запад, к городу Мор.
Внутри развилки по глубокой выемке, тоже разветвляясь, в направлении на Тату и Секешфехервар шла железная дорога. Там был участок обороны батальона Талащенко.
Командир бригады поднял бинокль и почти сразу же, не оборачиваясь, сказал Кравчуку:
- Прикажите артдиву лучше замаскировать позиции второй батареи. Стоят как в артпарке!..
Он оглядел горизонт слева направо. Между Обароком и деревней Мань, оседлав еле видимую, обсаженную деревьями проселочную дорогу на Чабди, занял оборону второй батальон. А в придорожных посадках притаились роты танкового полка Гоциридзе.
"Где же машина Виктора? Видимо, его рота вон там, неподалеку от водяной мельницы".
- Николай Артемыч!
- Слушаю, - отозвался Кравчук.
- Организуйте круглосуточное наблюдение за противником. Самоходчикам и танкистам все время быть в готовности. Всем батареям ПТО в случае атаки танков выходить на прямую наводку!
Сухова разбудил ленивый, тягучий голос. За перегородкой в соседней комнате, где разместились писарь и кладовщики бригадных тылов, кто-то нехотя и фальшивя пел:
На позицию девушка Провожала бойца.
Темной ночкой простилися На ступеньках крыльца...
Поеживаясь, Сухов вышел в коридор. В разбитое окно тянуло холодом, с улицы доносились голоса, топот ног.
- Хлопцы, санрота тут стоит? - спросил кто-то у входа.
- Кажись, тут.
- А Сухов, капитан?
- В том конце ищи.
Услышав свою фамилию, командир санроты бросил и затоптал окурок.
- Кто Сухова спрашивает?
- Я! Из штаба бригады. Пакет вам. - Солдат-связной вынул из-за борта шинели конверт. - Вот... А на конвертике распишитесь. И время, значит, поставьте.
- Знаю, - хмуро сказал Сухов.
На тоненькой папиросной бумаге темнели фиолетовые, отпечатанные на машинке строчки. Сухов взглянул на подпись - начсанбриг. Короткий приказ: к девяти ноль-ноль за счет роты развернуть передовой медицинский пункт в районе первого батальона, за его стыком с соседом. Остро, с болью подумалось: "Катя попросится - это же у Талащенко".
Он вернулся к себе, разбудил Кулешова.
- Поднимайте девчат! А лейтенанта Марченко пришлите ко мне. Рузаеву скажите, чтоб готовил машину. И старшину тоже пришлите ко мне!