- Не знаю, - пожал плечами Калыч.
- Сходить за ним? - предложил свои услуги Матейчо.
- Нет. Пошлем кого-нибудь другого проверить. Тебе, Матей, не надо у него показываться.
- Как скажете, - сразу же согласился Матейчо.
Огнян встал, обратился к Калычу:
- Пошли кого-нибудь из своих милиционеров. Если дома, пусть скажут, что его вызывает сборщик налогов для какой-то справки. Если же нет, то отложим встречу до вечера. Дайте мне сведения о его сестре, что живет в Лозене, надо будет предупредить товарищей там.
За Петром Шишманей послали одного из милиционеров. Через полчаса Петр был уже в общине. Он собирался съездить на мельницу и поэтому был дома, а не в поле.
- Перепахал, засеял, но, как говорится, на поле всегда найдется работа, - объяснил он с глуповатой наивностью.
Огнян приглядывался к нему, ощупывал его глазами, все еще прикидывая, с чего начать, но Матейчо не стерпел:
- Ну, Петр, что ты думаешь обо всем этом?..
- О чем, сват? - испуганно прервал его он. - Наряд исполнил, налог заплатил…
- Да какие мы с тобой сваты? Не торопись в родственники записываться-то! Брат твой чуть не погубил меня. Тогда вы не думали, что мы сваты.
- Вы что, родня, что ли? - поинтересовался Калыч.
- Дальние родственники, - поторопился Матейчо отречься от всяких родственных связей, чтобы Огнян не включил и его в список сомнительных элементов.
- Петр, - сказал Огнян, - мы с тобой поговорим здесь, но надо, чтобы о нашем разговоре никто не узнал.
- Как скажете, - испуганно заморгал Петр.
- Ты знаешь, что твой брат Ристо погубил много людей?
- Говорят, а мне откуда знать…
- Мы знаем, что ты здесь ни при чем. И мы тебя вызвали сюда не из-за этого.
- Как скажете, - все так же испуганно и смущенно моргал Петр.
- Может быть, ты знаешь, где он сейчас, может, он давал о себе знать?
- Я его знать не хочу и видеть не желаю…
Матейчо прервал его:
- Ты-то, может, и не хочешь, да нам он нужен.
- Погодите немного, - сделал ему знак рукой Огнян. - Петр, рано или поздно Ристо вернется сюда, у нас есть такие сведения. Если ты попытаешься укрыть его, то тебе придется отвечать за укрывательство брата, а мы будем смотреть на тебя как на преступника. Ты понял?
- Кто бы мог подумать? В детстве был такой пугливый, а вот же…
- Так-то оно так, - продолжал Огнян, - только с кем поведешься, от того и наберешься. Ты сразу же дай нам знать, как только узнаешь что-нибудь о нем. Но давай сразу же договоримся, - пригрозил пальцем Огнян, - не вздумай обманывать нас…
После обеда настроение Матейчо оставалось скверным. Чуть ли не на каждом шагу ему мерещился Ристо Шишманя, вооруженный до зубов, он как будто вернулся в Камено-Поле только затем, чтобы прикончить его, Матейчо. Тодько сейчас Матейчо понял, какому риску подвергал себя своим усердием, затаиваясь то за одной, то за другой оградой, чтобы следить за всеми, по его мнению, сомнительными лицами в селе.
Может быть, впервые с тех пор, как пришел на службу в милицию, в тот вечер он вернулся домой еще засветло. Но перед этим в общине он притворился, что плохо себя чувствует, и даже пожаловался:
- Эх, черт побери, так кости ноют, так ломает всего, как будто в ступе толкли! - А потом многозначительно добавил, намекая на то, что сидел в тюрьме: - А чего ж еще ждать остается? Цемент, он злой, не прощает!
Вернувшись домой, он застал жену во дворе, где она собирала щепки в печку.
- Муженек ты мой, что это случилось, что и ты, как все люди, хоть раз вовремя домой вернулся?.. - удивилась она.
- А-а, черт меня дернул с тобой связаться! - скрипнул он зубами. - Тебе-то что, а вот со мной что будет?..
Только теперь она внимательно посмотрела на его испуганное лицо и подумала, что у него, наверное, какие-то большие неприятности. Она хорошо знала мужа и не раз говорила ему, что служба в милиции не для таких полуграмотных людей, как он.
- И что ты за человек такой: у тебя и дом есть, и земля! Работал бы себе спокойно. Так нет же! Носится как угорелый по селу. Бабы его проклинают, мужики ругают!.. Ты погляди, какой плетень стал, того и гляди упадет, - показала она ему на ограду перед домом.
- А у тебя что, руки отсохли? Целыми днями дома торчишь! - вспылил он.
- Это мужское дело, - попыталась оправдаться она.
Но Матейчо уже не слушал ее. Он тревожно оглядывал запустелый двор и прикидывал, откуда мог бы незаметно напасть на него однажды ночью Шишманя. И вдруг в его голову пришла спасительная мысль: "Собака! Надо немедленно достать собаку. На цепь посажу у самого порога".
Входя в дом, он через окно около двери увидел деревянные шары на кровати в комнате, где они спали с Венкой. Он остановился на мгновение, и снова его охватила тревога. "Каким же дураком я был! - с ужасом подумал он. - Да он может одной гранатой разнести меня на куски, даже не входя в дом! Надо переставить кровать подальше от окна", - твердо решил он и позвал Венку: - Бросай эти щепки и иди сюда!
- Какая муха тебя сегодня укусила? Я же и печь еще не растопила, - удивленно смотрела на него жена.
Но Матейчо не слушал ее. Стоя на пороге, он давал указания:
- Передвинь кровать в этот угол, - показывал он в глубь комнаты.
- Еще чего! Тебе уже и кровать мешает. Столько лет она здесь простояла! - в недоумении смотрела на него жена.
- Поменьше разговаривай, давай, пока не поздно, делай, что тебе говорю, если не хочешь, чтобы нас с тобой как-нибудь утром по кусочкам собирали.
- Вот так дожили! - от неожиданности и страха прикусила она нижнюю губу.
- Они дорого за это заплатят! - скрипнул он зубами и угрожающе завертел головой, обращаясь к своим воображаемым врагам. - Я тебе кое-что скажу, только не вздумай где-нибудь проговориться, я знаю - тебе взболтнуть что утке покрякать…
- Вот завелся! Опять я виновата! Сам лезешь, куда не следует…
- Слышь, что я тебе скажу, - в сердцах прервал ее Матейчо, - есть партийное указание всем ответственным работникам принять меры предосторожности, потому что фашисты поднимают голову. Чего доброго, бросят в окно гранату, тогда поздно будет думать.
Она занялась своим делом, продолжая упрекать его:
- Этого и следовало ожидать, толкую тебе, бросай эту службу, да разве ж ты понимаешь слова?
Матейчо, пыхтя, снимал сапоги. Дома он словно нашел отдушину для своей тревоги, которая отравляла ему сегодня душу.
- Хоть бы где-нибудь меня пристукнули, может, тогда ты отстала бы от меня, а я от тебя. Черт бы тебя побрал, навязалась ты на мою шею…
* * *
В последнее время Данчо Данев жил спокойно. Настроение у него было хорошее, даже лучше обычного. И причины для этого были - неожиданно быстро для него закончилась эта история с самоубийством генерала Янева. Арестованный полицейский агент Крушовский в своих показаниях сообщил о действиях полиции в городе летом. И при отсутствии других данных никто не мог и подумать, что Данев виновен в гибели Румена. Действительно, Крушовский признавал, что они окружили дом за два часа до появления Румена, но такие операции они проводили и прежде, и не только около дома Румена, но и возле других домов.
Теперь кому придет в голову оспаривать, что смерть Румена есть результат трагической случайности? К этому убеждению пришли Чугун, Санди, Божин Шопский и Цоньо Крачунов. Данев не спешил принять чью-либо сторону, чтобы его не обвинили в необъективности. Даже при своей болезненно обостренной мнительности он не заметил и намека на подозрение. А в работе он был все такой же старательный и усердный, казался беззаботным, но всегда был начеку, чтобы не допустить ни одного проступка, который мог бы бросить на него тень подозрения.
Как раз в это время в управлении стали поговаривать, что Чугун уйдет на работу в министерство. Данев решил, что может спокойно воспользоваться этим поводом, чтобы проверить, насколько он нужен Чугуну.
В тот вечер, прежде чем выйти из управления, Данев заскочил в комнату к Чугуну. Застав его одного, Данев сделал удивленный вид и спросил:
- Выходит, я последним должен узнавать важные новости? Это правда, что ты уже столичный житель?
Чугун, улыбнувшись, указал ему на стул:
- Если это настолько важная новость, то да.
- Значит, правда? - еще раз спросил Данев.
- Да. Я надеялся, что, может быть, пронесет, но сегодня мне позвонили. Скоро придет приказ.
Данев многозначительно улыбнулся:
- Впервые в жизни чувствую себя в таком неловком по отношению к тебе положении.
- Почему?
- Потому что ты пробудил в моей душе зависть.
- Я с удовольствием уступил бы тебе это место, - шутливо заметил Чугун.
- Нет, было бы то же самое. Из всех моих недостатков самый досадный тот, что я редко привязываюсь к кому-нибудь, но если привяжусь, становлюсь сам не свой.
- А я вхожу в это число? - спросил, улыбаясь, Чугун.
- Более того! Если позволишь, я готов объясниться тебе в. любви. Всем, что я сделал в жизни хорошего, если такое, конечно, было, я обязан тебе…
- Оставь, - покраснел Чугун, не любивший, когда его открыто хвалят.
Но Данев торопливо продолжал:
- Может быть, тебе покажется смешным, но я часто с благодарностью думаю о том, как много дала мне дружба с тобой, Илией Велевым и Чавдаром.
Чугун непринужденно улыбался. Данев словно заразил его своей искренностью, и Чугун почувствовал себя обязанным ответить ему тем же.